Эльфийская ночь

Кави наново окинул друзей взглядом и улыбнулся. Случаются в жизни всякого эльфа такие особые моменты...

– А как же пальцы?
– встревоженно спросил младший.

– Сударь капитан молвил: до свадьбы отрастут.

– Аутентично вообще! Как это - отрастут?

– Эээ...
– вмешался несколько более быстрый разумом Дурта.
– "До свадьбы"?

– Так он молвил.

– Скажите на милость... Следует ли полагать сию сентенцию аутен... о суры! достоверным, достоверным свидетельством того, что капитан Немец принял решение отказаться от борьбы за руку и сердце известной нам особы?

– Увы, - искренно ответил Кави, - увы; не имею малейшего представления. Сударь капитан есть натура замысловатая. Словеса его нечасто бывают пусты — но и столь же редко оказываются доступны нашему пониманию немедля, в миг их произнесения.

– Ага, претенциозные у него слова! Но, вообще-то, всё равно...

– О юный тумул! Сколько повторять: "Наставление в царедворных пристойностях для благородных мужей" есть свиток восхитительный — но для дикаря вроде тебя совершенно неурочный! Всякой крми своя хора!

– В рамках заявленного солипсизма мои анабасисы более чем консистентны, - с достоинством возразил юный тумул, и добрый Дурта на некоторое время выпал из беседы.

Эльф из лазаретной обслуги тихомолком притащил ещё одну тыкву отменно крепкой мадьи. Среди городских сородичей Кави ныне безоговорочно считался героем — следовательно, баловнем. До лесных эльфов слухи о его ратном подвиге пока, очевидно, не дошли; однако ж дойдут непременно.

О суры; уцелела ли родная деревушка?..

– Драконья погибель!
– опамятовался Дурта.
– Давай проясним: если предположить, что Немец в свойственной ему манере выражает только лишь...

О да, с некоторой даже и досадой подумал Кави. Достойному мудрецу в голову не пришло поинтересоваться его состоянием. Разумеется, "тело — лишь сосуд для разума". Что значит парочка эльфийских перстов в сравнении с судьбой империи?..

Младший Кави смотрел на старшего удивительно понимающим взглядом. Раненый помахал ему искалеченной ладонью.

– Это того стоило, - с улыбкой сказал он юноше.
– Запомни.

– Эээ... что?
– сказал Дурта. Он как раз закончил изложение очередной, свежеиспечённой гипотезы о тайных мотивах Немца.

Кави было совершенно ясно, что никаких тайных мотивов у сударя капитана нет. Эльф и вообще чувствовал себя прошедшим некий особый жизненный предел, за коим все и всяческие тайны утрачивают сокровенность своей сути; паче — прямое и прозрачное, как дютим, умонастроение Немца.

– Сударь капитан планирует принять бой с ордой, - сказал эльф, адресуясь более к сурам, нежели к присутствующим в шатре.
– И взять в нём верх. С наименьшими возможными потерями, так, чтобы завтрашней битвой заложить основание грядущей полной победы над Степью.

– Сие невозможно. Да один лишь дракон...

– Мы говорим о сударе капитане, - напомнил Кави.
– И я буду стоять рядом с ним, сколь хватит сил.

– Даже и не думай, варвар, - ласково произнёс Дурта, очевидно встревоженный телесным и духовным состоянием эльфа, - тебе сейчас не то что вставать в ряды, тебе и просто подыматься...

Кави откинул покрывало и сел на тюфяке, упираясь в солому левой рукой. Правду молвить, рука дрожала; да тако же и всё остальное. Он перевёл дыхание, надеясь, что болезненная гримаса останется незамеченной.

Однако опасения его оказались напрасны: Дурта устремил изумлённый взор на голый торс эльфа, но теперь глаза достойного мудреца менее всего выражали сомнения в благополучии Кави.

– Что это?
– спросил человек, указывая на безобразные чёрные рубцы, рассыпанные по телу эльфа.

Младший охнул.

Кави осмотрел себя.

– Это Карг... ключ к Каргу, - сказал он, поднимая глаза.

– О суры, неужели это Огнь Орков?

– Да. Ты, о Думья, - грядущий ты, - выжег во мне верную последовательность начертания последнего глифа. Ты предполагал, что из памяти моей с неизбежностью должна испариться часть знаний и навыков, ибо разуму юного Кави после переноса предстояло вместить вдвое больший их объём. Каковому объёму... кхм... могло и не хватить места.

– Огнь Орков... я... я выжег тебя здесь... и вот здесь?

– О да. И ещё в десятке реперов. До кости. И сквозь кость. И во всё время сей процедуры ты сохранял меня в полном сознании — посредством магии запретного чёрного крыла. Лишь подобная боль могла хотя бы отчасти служить порукою тому, что я не забуду начертание глифа. Не вини себя, о достойный!..

– Почему, - возопил Дурта, содрогаясь волосами, - почему?! Почему же ты сразу не сказал мне, что несёшь на своём теле последний недостающий глиф? Всё это время я бился над сей исключительной сложности задачей вслепую, мало не отчаялся уж решить её — и вот теперь!..