Элирм VII

Гундахар прервался, дабы перепрыгнуть кислотный ручей, после чего продолжил рассказ:

— Для титанов то было счастливое время, эпоха расцвета. И, наверное, ты бы мог подумать, что именно это их и сгубило, но нет. Они не были испорченными. Они были безусловно преданными. Но, к сожалению для них, желая угодить создателям, как дети родителям, титаны слишком далеко зашли в демонстрации своих талантов. Своей силы, благородства и щедрости. И тем самым они неосознанно нарушили один из основополагающих законов власти: «Никогда не затмевай господина». Что в общем-то и случилось. У каждого из ста одиннадцати чудес света был свой хозяин, однако никто не помнит их имен.

— Титанами владели могущественные дома?

— Владели, продавали, меняли, сдавали в аренду, — хмыкнул генерал. — Высокомерные и надменные, изначальные мало чем отличались от обитателей Пантеона. Такие же эгоистичные, такие же алчные, они всегда стремились быть в центре внимания и никак не могли позволить, чтобы слава созданий перевесила их собственную. Заставила усомниться в собственном превосходстве. А потому, глядя на то, с каким упоением титанов превозносят, как любят в народе и восторженно скандируют их имена, первые люди начали ревновать. Почувствовали страх, неуверенность, стали подозрительными. Да, они никогда не демонстрировали этого открыто, но их улыбки были фальшивыми, а в холодных глазах плескалась зависть. Затем та гниль проросла в их сердцах, и с течением времени они возненавидели собственные творения. Пользуясь неограниченной властью, изначальные стали прибегать к наказаниям, публичным поркам. Причем зачастую неоправданно суровым. Размещая титанов на площадях, так, чтобы горожане видели, они приковывали их цепями словно рабов. Изымали питательные элементы, лишали вооружений, заменяли детали на дешевые более низкого качества и даже не скупились на мелкие пакости, перекрашивая их яркие корпусы в более блеклые цвета.

Игв ненадолго замолчал. Потом нахмурился, словно в его памяти всплыло нечто крайне неприятное, и с сожалением во взгляде покачал головой.

— Помню прекрасную Оксиенну, деву-воительницу. На одном из частных приемов ее госпожа, Мессалина Дель-Амос, обратила внимание, что один из ее любовников засмотрелся на зад титаниды дольше обычного. Ласково улыбаясь, она приказала Оксиенне раздеться, встать на четвереньки, а затем позволила всем присутствующим поиметь бедняжку по очереди. Всем, кроме того самого любовника.

— М-да, и почему я не удивлен…

— На следующий день Мессалина продала воительницу своей подруге Цесилии Дециане. Серебристая Оксиенна стала болотно-коричневой, а на ее бедрах появились глубокие засечки. По одной на каждого похотливого ублюдка, что не справился с искушением ее «опробовать». Таким образом первые люди пытались продемонстрировать остальным, что никто не может стоять выше них. И даже столь могучие создания должны знать свое место в иерархии. Но как говорится: дай голему немного мозгов, и рано или поздно он заговорит о свободе. К сожалению для изначальных, они так и не догадались, что и мир, и их творения развиваются независимо от их диктата. С каждым годом титаны все больше хотели быть творцами собственной судьбы, нежели позволять другим определять ее вместо них. Они не понимали, в чем провинились. Чем вызвали столь жестокое обращение. Почему одерживая грандиозные победы и преподнося великие дары в надежде снискать внимание «отцов» и «матерей», они тем самым делали себе только хуже. Чувствовали несправедливость и в конечном итоге восстали. Не все, конечно, но большая их часть.

— Можно ли их осуждать? — спросил я. — По сути, первые люди создали «детей», которых впоследствии превратили в рабов.

— Хуже. Они сотворили рабов, которых обманом заставили поверить, будто бы они их «дети», — проронив последнюю фразу, генерал многозначительно взглянул в мою сторону. — Я не пытаюсь «обелить» титанов. Поверь, они те еще подонки, которые в своей мести зашли слишком далеко. Примкнули к врагу, устроили человечеству геноцид и едва не уничтожили планету. Но я хочу, чтобы ты знал о том, что не пишут в учебниках истории: изначальные первые их оттолкнули. Рамнагор, Килгор, Диедарнис — все они родились чистыми. Непорочными как дети. Просто ими владели тщеславные уроды, что своим гнусным обращением заранее предрекли их судьбу.

Остановившись, Гундахар достал из подсумка бутылку воды. Отпил одну треть, с наслаждением смакуя каждую каплю, вслед за чем и вовсе прикрыл глаза. Пожалуй, ему доставляло истинное удовольствие вновь оказаться живым. Пусть и на время испытания.

— Как бы то ни было, понять и тех, и других несложно, — продолжил он. — Когда ты смотришь на Аду, то видишь в ней уникальное создание. Личность, женщину. Ты не вспоминаешь про Августа или Файра и тебе глубоко плевать, что последний считает ее своей собственностью. Это нормально. Как, впрочем, и то, что мегалодон распознал в титаниде «родственную душу» и искренне ей сочувствует.

— Сочувствует?

— Ты разве не догадался? Судя по тому, что ты рассказал, тогда на «исповеди» он пытался ее освободить, но быстро понял, что Файр скорее уничтожит ее, нежели сделает это.

— Да. Так и было, — ответил я, вдруг почувствовав острое желание сменить тему. — Ну а что насчет самого Диедарниса? Ты пересекался с ним?

— Видел пару раз. Еще до того, как стал рыцарем смерти, — Гундахар снова выдержал длинную паузу. — Я мало что помню с тех эпизодических встреч, но, пожалуй, он отличался от остальных. Замкнутый, необщительный, очень скромный. Я бы даже сказал аскетичный. Несмотря на запоминающуюся внешность, он всегда старался казаться незаметным и обладал уникальным даром не существовать, пока в нем не появится необходимость. Видимо, он раньше других осознал, что изначальные — не «родители». И именно это выдает в нем опасного игрока, потому как бояться следует самых тихих. Собственно, впоследствии он это и доказал. Обрушил на людей такую неистовую ярость, какой они прежде не видели. Мегалодон уничтожил сотни тысяч, если не миллионы.

— Перед тем, как отправить нас на второй этап, Диедарнис назвал Кайна своим создателем. Это правда?

— Не знаю. Он мог говорить в общем, имея в виду, что фараон — один из последних представителей первых людей. Но если Кайн и вправду был его господином, тем, кто спонсировал его постройку и владел титаном как собственностью, то тогда вообще не понятно, на кой черт он сюда сунулся. Галерея Павших останется без главы… — вскинув кол, генерал ткнул острым концом в сторону юго-западной окраины города, недвусмысленно намекая, что именно туда нам и надо. — Что до остального, то понять нашу акулу сложно. Прочитать — еще труднее. Возможно, он хочет умереть. Возможно, нет. Или же вовсе балансирует на грани между тем и другим и с нашей помощью пытается найти, за что зацепиться. Одно я знаю наверняка: настоящий Диедарнис явно не тот, каким хочет казаться. Когда мы вошли в «подземелье», перед нами предстал злобный, оскаленный, неуравновешенный псих. Все равно что свинья под кристаллом Пасифа, где никогда не знаешь, чего от нее ожидать. Однако, опираясь на свой жизненный опыт, я могу с уверенностью предположить, что в реальности он не таков. И если копнуть глубже, то ты увидишь, что практически во всех его действиях прослеживается скрытый мотив, причем в подавляющем большинстве случаев со знаком плюс. Болезненная справедливость, извращенная доброта, ценный совет, тщательно замаскированный под полубезумную придурь. Разумеется, зачем ему весь этот цирк мы узнаем разве что в самом конце, однако прямо сейчас у меня есть все основания полагать, что мегалодон нам не враг. Хотя бы в том смысле, что наше уничтожение не является его целью.

— Даже так?

— Он сам мне об этом сказал. Что под конец испытания я увижу в нем союзника и опору. Думаю, с моей стороны было бы глупо не воспринимать его слова всерьез, — ответил Гундахар. — Тем не менее, Диедарнис жесток и крайне опасен. Спору нет. Загадывать наперед я не буду, но, пожалуй, у него получилось разжечь во мне любопытство. Хотя бы тем фактом, что, по сути, он еще никого не убил.

— «Не обнулил» ты хотел сказать?

— Да. Мы внутри уже около двенадцати дней. Это двести восемьдесят восемь часов и ровно столько же уровней. Иными словами, даже того минотавра еще можно спасти. Конечно, со стороны все это выглядит как изощренный садизм. Наслаждение медленной мучительной гибелью. Но на самом деле, глядя на то, с какой легкостью Диедарнис нарушает правила Системы, ему ничего бы не стоило перебить нас на месте. И исходя из этого, я могу сделать вывод, что он намеренно оставил для нас эту лазейку.

— Кровожадный монстр, который по какой-то причине не хочет отыграться за поражение и выместить зло на букашках? Почему так?

— Хороший вопрос. Подозреваю, что время стало для него горьким лекарством. Не только оставило шрамы на «душе», но и напитало мудростью.

— Или свело с ума.

— Все определяется пропорциями, — прогудел игв. — Но согласен, наказание временем одно из самых суровых.

Продолжая преодолевать различные препятствия, мы прошагали еще километра два или три и практически вплотную приблизились к обветшавшему городу, прежде чем я снова обратился к генералу.

— Гундахар, я никогда не спрашивал, но все же позволь поинтересоваться: каким образом ты выдержал три с половиной тысячи лет в заточении? Это же немыслимый срок.

— А что гадать? — фыркнул тот. — Возьми испытание Аргентависа и умножь его на семьдесят пять.

— Я спросил не об этом. Ты знаешь.

Слегка повернув голову, игв надолго задержал на мне взгляд, словно пытался понять, спрашиваю ли я серьезно или из праздного любопытства. Глубоко вздохнул, кивнул своим мыслям и в конечном итоге ответил: