Элизабет Тейлор
Шрифт:
Подобно королевским особам, они неизменно пользовались особыми привилегиями. Продюсеры, дабы супруги не расставались друг с другом, возводили в Париже и Риме одинаковые декорации. Элизабет и Ричард настаивали на том, чтобы, во избежание налогов, съемки проводились за границей — таким образом в их распоряжении оставались дополнительные суммы денег. Во время съемок им предоставлялись шикарные гримерные со свежими букетами цветов, угощениями, напитками и бесконечными ленчами, которые нередко обходились в дополнительные тысячи долларов из-за простоев и сорванного графика.
Хэл Уоллис вспоминает, как однажды
«Трапеза затянулась до бесконечности, — вспоминал Уоллис. — Сотни статистов из массовки маялись без дела, пока звезды предавались гастрономическим удовольствиям. Через каждые пятнадцать минут появлялись истекающие потом ассистенты режиссера, напоминавшие участникам обеда, что их ждут на съемочной площадке. Но компания за столом лишь хохотала в ответ и как ни в чем не бывало продолжала предаваться чревоугодию. Я был поражен их себялюбием и отсутствием дисциплины».
Какими бы избалованными Бертоны не казались миру, они оба больше всего на свете боялись в один прекрасный день лишиться своей славы. Элизабет утверждала, что рассталась бы с ней с меньшим сожалением, нежели Ричард. Однажды она так и сказала ему. «Ее волнует, смогу ли я жить дальше, если вдруг перестану быть знаменитым, — сказал Ричард. — То есть смогу ли я жить так, как я живу. По-моему, если меня не будут обслуживать по первому классу, я просто потеряю самообладание. Нет, только лучший столик, и все такое прочее. На другое я не согласен».
Вынужденный во что бы то ни было сохранять свой феноменальный статус, Бертон испытывал настоятельную необходимость как можно быстрее заработать еще больше денег. Ради этого он отказывался делать в работе даже малейшую передышку — в отличие от Элизабет, которая в конечном итоге была вынуждена остановиться. После фильма «Единственная игра в городе» — кстати, очередного своего провала — она не снималась целых два года. Причина? Ей почему-то перестали предлагать миллионные гонорары.
ГЛАВА 20
От бертоновских всесильных скандалов содрогались стены. Когда бурный темперамент Ричарда взрывался, подобно вулкану, казалось, что от пронзительных воплей Элизабет вот-вот повылетают все стекла. Вскоре дело дошло до рукоприкладства.
«Знали бы вы, как я его колотила, а он ужасно злился, — как-то призналась Элизабет. — И, наконец, однажды он дал мне сдачи — врезал так, что у меня потом еще несколько дней звенело в ухе».
Причиной этих шумных потасовок обычно была ее медлительность или же его подначки — мол, какая из нее еврейка.
«В Элизабет нет ни капли еврейской крови, — говорил Бертон. — Я так ей и сказал. Она же пришла в бешенство. Я ей говорю: «Ну какая из тебя еврейка». А она в ответ мечет громы и молнии».
Однако самые ожесточенные скандалы, как правило, вспыхивали из-за пьянства Бертона или его любовных романов. Самый кошмарный из них разразился тогда, когда Бертон, забыв имя жены, представил ее кому-то, назвав чужим именем.
«У меня просто отвратительная память на имена, — оправдывался он позднее. — Когда я сказал: «Это моя жена, эээ... Филлис»,
она затем не разговаривала со мной около месяца и все пыталась выяснить, кто такая эта Филлис».Обычно, первым играть в молчанку начинал Бертон. Он, в бешенстве, шел к себе в спальню и запирался, чтобы, не дай бог, Элизабет не смогла войти к нему. Именно по этой причине он неизменно настаивал на раздельных спальнях. В Пуэрто-Валларта он построил мост между их домами, чтобы в случае чего ему было где укрыться от жены. Однако та не желала оставлять его в покое и могла часами стоять под дверью, колотя в нее кулаками и сыпля проклятиями, пока Ричард не впускал ее.
После этих скандалов следовало нарочито приторное примирение, с объяснениями на виду у всех и откровенностями для журналистской братии, причем участники спектакля клялись в вечной любви друг другу.
«Да, между нами случаются ужасные скандалы, — заявила Элизабет представителю агентства ЮПИ. — Иногда это бывает при свидетелях, и тогда мы слышим у себя за спиной перешептывания: «Вряд ли они долго протянут вместе». Но мы-то знаем лучше их. Стоит нам поуютнее устроиться в постели, как все обиды тотчас забываются».
Ричард обожал рассказывать репортерам, как однажды жена позвонила ему, чтобы сказать следующее: «Когда тебя нет, я просто места себе не нахожу. Вчера вечером я бродила по спальне и нашла пару твоих носков, изжеванных собаками. Я села и замечталась над ними».
«Я был весьма польщен, — сказал Бертон. — Я рассказал всем, что в мое отсутствие Элизабет берет с собой в постель мои носки».
«Вся беда заключается в том, что мы живем ради толпы, ради того идиотизма, что она ожидает от нас, — заявляет он в интервью газете «Дейли Миррор». — Очень часто мы цапаемся друг с другом просто так, потехи ради. Я говорю ей, что она страшна как смертный грех, а она орет на меня, что я сукин сын, у которого нет ни капли таланта. Это почему-то пугает людей. Мне нравиться попрепираться с Элизабет, если только она не голая. То есть я хочу сказать, что с ней просто невозможно серьезно спорить, если она бегает по комнате в чем мать родила и размахивает руками. Ее так заносит, что она того и гляди наставит мне синяков».
Кое-какие трения между супругами возникали из-за стремления Ричарда к самоутверждению. Когда Элизабет закончила сниматься в «Комедиантах», она отправила в гримерную Ричарда режиссера фильма, Питера Гленвилла, чтобы тот пригласил актеров немного выпить.
«Мейбел считает, что раз она «отстрелялась», то значит, и съемкам уже конец, — ответил Бертон. — А вот я еще свою работу не закончил. И мне еще работать с этими людьми целых две недели. И с какой стати я пойду на прощальную пьянку? Вот так и передай этой Мейбел Бертон!»
Через несколько минут в гримерную вошла Элизабет.
«Но ведь это же мой последний день, киса, — сказала она. — Мне надо туда пойти».
«Прекрасно. Вот и иди. Без меня».
«Но ведь с твоей стороны пойти со мной — не более, чем знак внимания».
«Ты бы лучше бережнее относилась к собственному времени и ценила бы его».
Понимая, что ему стоит надеяться на награду академии за фильм «Кто боится Вирджинии Вульф», Ричард явно не желал во всем потакать жене, которая, как он был уверен, получит своего «Оскара».