Елки-моталки

(Вот только смоляные эти леса горят неостановимо. Правда, Гуцких сказал, что спокоен за пожар - на его пути ложе сухого ручья, что спускает с гольцов полые и ливневые воды. Славно! Снизу будет держать Учуга, сверху камень, а тылы пускай себе горят, пожару не разгуляться в кривом и чахлом редколесье, и он скоро умрет на гольцах. Главное - не пустить его в долину, в широкий развал, где лесам век не убыть, если не это лихо...)

Гуцких достал расческу, и Родион насторожился. Ага, вот они! Скажи, какая удача! Может, последнее на реке такое место. Паводком ободрало кустарник на мыске, и образовалась удобная площадка. На ней палатка белела, едва заметно дымил костерок, а людей не было. Ручей. Он, должно быть, и натащил в реку этот мысок? На большом камне кто-то машет руками. Не Санька ли? Ох, и обрадуется же он, что я ему ружье захватил!

А где же пожар? Да вот он раскочегаривает за прижимом. Конечно, ему еще ползти да ползти до ручья, и лесу тут дуриком погорит порядочно. Однако ничего другого не придумаешь: выше по реке ни площадки, ни ручья приметного, а в камнях да таком древостое полосу не пробьешь с ходу.

Вертолет прошел над пожаром, поднялся до гольцов. Мрачноватое ущелье скоро перешло в плавный распадок. Где-то там, повыше, в лишайниках начиналась Учуга и сразу же принимала в себя несколько притоков из водораздельных подоблачных логов, в которых еще долеживали снега. (Кто это мог поджечь в таком отбойном месте? Туристских маршрутов тут не значилось, это уж я точно знаю. Да и рано туристам. Геологи еще тоже по городам рюкзаки утаптывают. И охотникам в тайге делать нечего - пушной промысел отошел, а боровой дичи не срок. Правда, медведь вылез давно и рогачи панты уже наращивают, однако на эту охоту кто попало не выйдет, а на зверовщиков зря грешить нечего - не подожгут. Скорее всего гроза. Тут, в горах-то, особый климат - не поймешь, чего ждать от погоды...)

А горело знатно. За главным валом непроглядно дымило, - должно быть, заломистые и мшистые здесь были места. Сквозь серую пелену выбивало иногда пламя, и катились в небо черные пухнущие шары, будто взрывались и чадили бочки с нефтью. Родион знал, что это целиком вспыхивают пахучие, насквозь просмоленные кедры. Их долго потом дожигало жарким бездымным огнем. Но все это не так страшно, на безветрии-то. И фронт пожара был, в сущности, его флангом, потому что дымы не гнало по долине, а тянуло вверх, к гольцам, где гореть было нечему.

(Славно, что взрывчатку не придется таскать на гору. Конечно, радости мало мотыжить каменистые берега ручья, но работа эта простая, и парашютистов нечего тут зря держать, можно обойтись рабочими. Капитальный отжиг сделаем, запалим остаток леса от реки - и вся любовь, как скажет Санька.

А Платоныч, видно, нарочно сюда бросил команду, чтоб ребята оклемались да подкопили силенок для какого-нибудь особо тяжелого дела. Может, потом далеко на север всем прыгать придется, а назад своим ходом? Или где-нибудь огонь под землю ушел, и там каторги на неделю, а то и больше?..)

Приземлились. Лопасти довертелись вхолостую, обвисли. Открыли дверцу вертолета, и в кабину ворвался ровный и мощный гул. Пина подумала, что это осталось в ушах от моторов, но шум шел извне. Она соскочила с подножки, огляделась. Вся долина звучала. Можно было различить шорохи, всплески и тонкий перезвон струй, ворчанье и взревыванье воды на камнях - и все эти близкие и далекие, низкие и высокие шумы Учуги не вязли в тайге, она лишь немного смягчала и подравнивала их.

Вдруг по долине многоголосо раскатились крики. Кричали где-то вверху, но казалось, совсем рядом. И сзади, сбоку, и даже будто с больших камней на той стороне Учуги доносилось.

– Чего это они орут?
– спросил Гуцких.

– Шалят, - ответил Родион.
– Отоспались. Платоныч, тебе они очень нужны?

– Да не сказал бы.

– Не хитри, Платоныч, я сводку видел на аэродроме. Забирай их, Платоныч!

– А ты?

– Сладим рабочими. И вообще, Платоныч, ты думаешь, я не вижу?.

– Что?

– Ты же на курорт меня решил послать. Сюда-то. Нет, забирай моих чертей!

– Спасибо, Родион. Вспыхнуло у меня в одном опасном месте, и надо быстро задавить...

– Только Бирюзова бы мне.

– Ладно.

Родион вынес из вертолета ружье, ахнул из обоих стволов, и двойное призывное эхо ушло по долине к гольцам. Пина взялась за посуду, Родион выгрузил мотыги из вертолета, когда по ложу ручья посыпался камень и на площадке появились парашютисты - веселые, свежие, побритые все. Видать, отдохнули они хорошо. Вот Бирюзов мнет плечи Родиону, вот Копытин подошел, остальные "черти" уселись на теплые камни, закурили. Пина краем уха прислушалась к разговору.

– По нашу душу, Платоныч?

– Сообразили?
– засмеялся Гуцких.
– Даже топоры и лопаты захватили? Нет, ребята, если не отошли еще, оставайтесь. Завтра перетащу...

– Машинку-то гонять денежек стоит, Платоныч.

– Занялась вся тайга, ребята, - объяснил Родион.
– А мы тут с бригадой Неелова его задавим. Оставьте мне на всякий пожарный случай только Саньку Бирюзова.

– Забирай.

– А у вас Копытин за старшого. Идет? Платоныч, ты их в город завезешь?

– Хорошо бы прямо на сковородку.

– Тогда я только маленький мешок с продуктами возьму.

– Спасибо, - поблагодарил Гуцких.
– Ребята потом с тобой рассчитаются. Когда за вами?

– Послезавтра. Я снизу подпущу, от реки, чтоб прошуровало быстрей.

– Правильно.
– Гуцких торопился.
– Готовы, ребята?

Вертолет вскоре наполнил грохотом долину, вспучил воздушной волной палатку, пересыпал песок на мысу, мягко оторвался от земли.

– Наверх, Родя?
– спросил Бирюзов, проводив глазами вертолет, что уходил на север, лениво мотая лопастями.

– Пошли. Вы уже пообедали?

– Перекусили, - ответил Санька.

– Тогда я с вами, - обрадовалась Пина.

Бирюзов зачерпнул полную баклагу воды, Родион взвалил на плечо тяпки. Пина хотела взять у него несколько штук, однако Родион не дал.

– Это не груз мне.

– У нас ведь спины без хрусту, - поддержал друга Санька и вскинул на плечо баклагу.

Склон брал круто, без разгона и приверхи. Он вздымал к небу вдруг и казался крышей какого-то огромного неземного храма, украшенного зелеными куполами. Кое-где в зелени темнели каменные лбы. Прозрачный воздух скрадывал расстояния, и глаз схватывал сразу так много в просторной долине, что кружилась голова.

Родион осмотрел ложе ручья. Просто славно все получалось! За несчетные века сезонные воды развалили надвое лес, пропилив глубокую канаву в горе, выровняли и залоснили себе дорогу, кое-где только круглые камни-вертуны выработали ямки, и это было тоже кстати: стоять тут придется, держать огонь.

Но по каменному этому корыту нельзя было подниматься - сверху мог лететь камень. Пошли стороной, по тропке, уже пробитой меж валунов. Родион останавливался иногда, прислушиваясь к лесным голосам. В этой веселой птичьей тайге, видно, пропасть было живности - теньковки пищали в кустах, дрались и теряли перо на лету, вездесущие бурундуки свистели и царапали где-то вверху стволы, бабочки грелись на камнях, летали.