Энциклопедия философских наук. Часть первая. Логика

согласится с тем что китайские и индусские и т. д. идолы или африканские фетиши

и даже сами греческие боги могут быть признаны богом; кто поэтому верит в

таких идол в или богов, не верит на самом деле в бога. Если же, напротив, мы

будем рассуждать таким образом, что в такой вере в идола все же содержится

в себе вера в бога вообще, точно так же, как в отдельном индивидууме содержится

род, то идолопоклонство придется также признать верой не в идолов, а в бога.

Наоборот, афиняне признавали атеистами поэтов и философов, которые считали

Зевса и т. д. лишь облаками и утверждали существование лишь бога вообще. —

Здесь не важно, что такое предмет сам по себе, а важно то, как на него смотрит

сознание. Каждое, самое низменное, чувственное созерцание человека оказалось

бы религией, если бы мы смешивали друг с другом эти определения, потому

что в себе в к ждом таком созерцании, во всяком духовном утверждении

содержится принцип, который в развитом и очищенном виде поднимается на ступень

религии. Но одно дело — быть способным иметь религию (а каждое «в себе»

выражает способность и возможность) и другое дело — обладать религией. —

Так, например, в новейшее время путешественники (например, капитаны Росс

и Парри) нашли снова племена (эскимосов), у которых, как они утверждают,

нет никакой религии, нет даже такой частицы религии, которую мы находим

у африканских колдунов (у гоетов Геродота). С другой же стороны,

англичанин, проведший первые месяцы истекшего юбилейного года в Риме, говорит

в описании своего путешествий о современных римлянах, что простонародье

ханжествует, но все грамотные сплошь атеисты. — Упрек в атеизме в новейшее

время делается, впрочем, редким, преимущественно потому, что содержание

религии и требования в отношении ее свелись к минимуму (см. § 73).

126

§ 72.

Из того, что непосредственное знание есть критерий истины,

следует, во–вторых, что всякое суеверие и идолопоклонство

объявляется истиной и что получает оправдание самое неправомерное и

безнравственное содержание воли. Не на основании так называемого

опосредствованного знания, рассуждений и умозаключений индус

считает корову, обезьяну, брамина или далай–ламу богом, а потому,

что он верит в это. Природные вожделения и склонности сами собою

вносят свои интересы в сознание, безнравственные цели находятся

в нем совершенно непосредственно. Хороший или дурной характер

служил бы, таким образом, выражением определенного бытия воли,

и было бы достаточно знать эти интересы и цели, чтобы знать и его,

притом наинепосредственнейшим образом.

§ 73.

Наконец, непосредственное знание о боге говорит нам лишь то,

что есть бог, но не говорит нам, что именно представляет он собой,

так как такое знание было бы познанием и привело бы к

опосредствованному знанию. Таким образом, бог, как предмет религии, явно

суживается, сводясь к богу вообще, к неопределенному сверхчувственному,

и содержание религии сводится к минимуму.

Примечание. Если бы было действительно необходимо достигнуть

лишь сохранения веры в то, что есть некий бог, или даже пробудить

такую веру, то пришлось бы только удивляться бедности нашей эпохи,

которая считает большим приобретением и самое скудное

религиозное знание и дошла до того, что возвращается в своей церкви к

алтарю, который давно уже был воздвигнут в Афинах, к алтарю,

посвященному неведомому богу,

§ 74.

Нам остается еще вкратце указать на общую природу формы

непосредственности. Сама эта форма именно потому, что она одностороння,

делает свое содержание односторонним и, значит, конечным.

Всеобщему она сообщает односторонность абстракции, так что бог

превращается в неопределенное существо, но духом можно называть бога

лишь постольку, поскольку мы его знаем как опосредствующего себя

ТРЕТЬЕ ОТНОШЕНИЕ МЫСЛИ К ОБЪЕКТИВНОСТИ 127

собою в самом себе. Лишь таким образом он конкретен, жив и есть дух;

знание о боге, как о духе, именно поэтому и содержит в себе

опосредствование. Особенному форма непосредственности сообщает

определение бытия, соотнесения себя особою. Но особенное есть как раз

соотнесение себя с внешним ему другим. Таким образом, посредством этой

формы конечное полагается как абсолютное. Так как эта форма, как

всецело абстрактная, безразлична ко всякому содержанию и именно

поэтому восприимчива ко всякому содержанию, то она может

одинаково санкционировать как идолопоклонническое и неморальное

содержание, так и ему противоположное. Лишь усмотрение того, что

подобное содержание не самостоятельно, а опосредствовано неким другим,

низводит его до его конечности и неистинности. Так как это содержание

ведет за собой опосредствование, то уразумение его есть знание,

содержащее в себе опосредствование. Истинным же может быть признано

содержание лишь постольку, поскольку оно опосредствовано не

чем–либо другим, поскольку оно не конечно, следовательно, поскольку

оно опосредствует себя самим собою и, таким образом, есть в одно

и то же время опосредствование и непосредственное соотношение

с самим собою. В учении о непосредственном знании рассудок,

который полагает, что освободился от конечного знания, от

рассудочного тожества метафизики и просвещения, сам непосредственно

снова делает принципом и критерием истины ту же

непосредственность, т. е. абстрактное соотношение с собою, абстрактное

тожество. Абстрактное мышление (форма рефлектирующей метафизики)

и абстрактное созерцание (форма непосредственного знания) суть