Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Более того, наблюдается повторение сюжета «Сказки о несчастных лесных жителях» (1967), в которой конфликт поэта и власти реализован в форме противостояния «доброго молодца Ивана» и Кащея бессмертного: «На душе тоскливо стало у Тм&т-дурака» = «А орал, дурак, пару песенок» (А.Р-14-200); «Щас, — говорит. — боро-ду-то мигом обстригу!» = «Щас отниму у вас рацион волков» (вариант исполнения [1697] ^[1698] ), «Отниму, — говорит, — у вас рацион волков <…> Всех, — говорит. — на роги намотаю и по кочкам разнесу» (вариант исполнения33); «Так умри ты, сгинь, Кащей!» = «Все подохнете без прощения!». А словосочетание без прощения говорит о непримиримости героя к своим врагам, так же как в «Том, кто раньше с нею был»: «Того, кто раньше с нею был, / Не извиняю!».

1697

Москва, ВНИИстройдормаш, август 1974; Вильнюс, Клуб «Аушра» («Заря») Вильнюсского научноисследовательского института радиоизмерительных приборов (ВНИИРИП), 10.09.1974; Ленинград, ЛГУ, октябрь 1974 (1-е выступление).

1698

Фрязино, Институт радиотехники и электроники (ИРЭ) АН СССР, 20.10.1973.

Еще одна песня 1967 года, которая содержит удивительные параллели с «Песенкой про Козла отпущения», — это «Песня Саньки», написанная для фильма «Интервенция». Разбирая ее выше, мы показали автобиографичность главной героини, проследив многочисленные связи с другими произведениями (с. 224 — 226).

Повествование в «Песне Саньки», так же как в «Песенке про Козла отпущения», ведется в третьем лице: «У моря, у порта жила-была девчонка» /2; 355/ = «Жил да был Козел — роги длинные. <…> Жил на выпасе, возле озерка» /4; 76/; «А тихая девчонка, хоть петь умела звонко…» = «Блеял песенки всё козлиные. <…> Тихомирно кушал травку и нагуливал бока» (АР-14-200) (кроме того, девчонка «всегда одна сидела», как и мореплаватель-одиночка в одноименной песне 1976 года: «Без компаний в одиночестве играл»; АР-10-132); «…ведь надо бить буржуев» = «И пошли шерстить волчишек в пух и в клочья»; «Их надо бить, заметьте, / На всем на белом свете» = «И ославлю по всему по белу свету».

В обоих случаях «гихий-мирный» персонаж в итоге проявляет свою истинную натуру, круша врагов (или намереваясь это сделать) везде, где только можно.

Отпускать грехи кому — уж это мне решать:

Это я — Козел отпущения!

Здесь интересна трансформация выражения «отпускать грехи», поскольку двумя годами ранее лирический герой сам просил: «Отпустите мне грехи мои тяжкие, / «Хоть родился у реки /ив рубашке я», — а в «Песенке про Козла отпущения» он «жил на выпасе, возле озерка», так же как в «Песне мыши»: «И вдруг — это море около»; в «Песне Саньки»: «У моря, у порта / Живет одна девчонка»; в стихотворении «Про глупцов»: «Вот и берег — дороги конец. / Откатив на обочину бочку, / В ней сидел величайший мудрец — / Мудрецам хорошо в одиночку». При этом лирический герой не только живет у моря, озера или реки, но и действует там: «И однажды как-то на дороге / Рядом с морем — с этим не шути — / Встретил я одну из очень многих…» («Я любил и женщин, и проказы»), «На реке ль на озере / Работал на бульдозере» («Песня Рябого»), «Он ушел на дачный прудик, / Голос вражеский поймал» («Письмо с Канатчиковой дачи»; черновик /5; 472/, «Утоплю тоску в реке» («Камнем грусть висит на мне…»), «Бросаюсь головою в синий омут» («Реальней сновидения и бреда…»), «В прорубь надо да в омут, но сам, а не руки сложа» («Снег скрипел подо мной…»).

И заканчивается «Песенка про Козла отпущения» тем, что главный герой и его соратники по борьбе совершили переворот: «В заповеднике (вот в каком — забыл) / Правит бал Козел не по-прежнему: / Он с волками жил и по-волчьи взвыл, / И рычит теперь по-медвежьему. / А козлятушки-ребятки засучили рукава / И пошли шерстить волчишек в пух и клочья», — отомстив, таким образом, за поражение в песне «У нас вчера с позавчера…», где была обратная ситуация: «И шерстят они нас в пух». Причем пренебрежительная форма волчишек через три года повторится в «Гербарии», где также произойдет революция: «Мы с нашей территории / Клопов сначала выгнали / И паучишек сбросили / За старый книжный шкаф» (вспомним еще характеристику противника героя в шахматной дилогии, в «Сказке о несчастных лесных жителях» и в «Прыгуне в высоту»: «Я его фигурку смерил оком», «Сам Кащей <.. > стал по-своему несчастным старикашкою», «Два двадцать — у плюгавого канадца»).

Этот же мотив встречается в черновиках «Песни мыши» и «Марша антиподов» (оба — 1973): «Когда б превратились мы в китомышей — / Котов и терьеров прогнали б взашей!» /4; 334/, «Мы обойдемся без посторонних! / От антипятов — сплошной урон! / Мы гоним в шею потусторонних! / Долой пришельцев с других сторон!» /4; 324/. Подобное желание расправиться с «посторонними» и «потусторонними» врагами, то есть с представителями власти, уже высказывалось от лица одного лирического героя в наброске 1970 года: «Мне в душу ступит кто-то посторонний, / А может, даже плюнет, — что ему?! / На то и существует посторонний / На противоположном берегу^. / Он — посторонний, он — поту-сторонний, — / По ту, другую сторону от нас-… / Ах, если бы он был потусторонний, / Тогда б я был спокойнее в сто раз» /2; 254/. Данная тема разрабатывается также в «Песенке про метателя молота» («Я всё же зашвырну в такую даль его…») и в «Штангисте» («С размаху штангу бросить на помост»).

Ощутил он вдруг остроту рогов

И высокое вдохновение -

Росомах и лис, медведей, волков Превратил в козлов отпущения!

Здесь поэт, с одной стороны, воплотил свою мечту расправиться с властями за издевательства над собой, а с другой — предвосхитил ситуацию в «Песне Гогера-Могера» и в «.Лекции о международном положении», где его герой только мечтает добраться «до высшей власти».

³⁴ Поэттмув «Пеене Кэрролла» (1997) ббудт сказано: «Доорои злов Стране ччуде, как и вездд, руга-ются, / Но только здесь они живут на разных берегах» (АР-1-88). В свете скзззооого можно заключить, что здесь поэт вновь противопоставлятр себя (добро) — советской елзсри (злу), как в более поздней «Притче о Прзвдз», где Правде противостоит Ложь.

Что же касается высокого вдохновения, то именно его называл Высоцкий в качестве основного приоритета: «Как можно чаще ощущать вдохновение, то есть чтобы что-то получалось. Может быть, это не черта характера, но, во всяком случае, это мое горячее желание. <…> Больше всего, конечно, я работаю со стихом. Безусловно. И по времени, и чаще ощущаю вот эту штуку, которая называется вдохновение» [1699] . Этот и другие подобные образы часто встречаются в его произведениях: «Стих пришел, и замысел высок» («Не могу ни выпить, ни забыться»), «Она ушла — исчезло вдохновенье» («Песенка плагиатора, или Посещение Музы»), «И вдохновенье, где ты? Посети!» («Песня про первые ряды»; черновик — АР-4-25), «Не дозвучал его аккорд / И никого не вдохновил» («Прерванный полет»), «“Так у меня ж вдохновенье, / Можно сказать, что экстаз!” — / Крикнул художник в волненье…» («Про любовь в эпоху Возрождения»), «Я взвыл, придя в нетворческий экстаз» («Песенка плагиатора»; черновик — АР-9-64), «Себя я ощущаю Гулливером» («Не покупают никакой еды…»).

1699

Цит. пофонограммеиитерввю В. Перевозчиккву на Пяяигорском телевидении, 14.09.1997.

Выделенные курсивом слова вновь возвращают нас к «Песенке про Козла отпущения», где лирический герой, ощутив остроту рогов, начал расправляться со своими былыми мучителями: «Росомах и лис, медведей, волков / Превратил в козлов отпущения!». Похожая ситуация возникнет три года спустя в «Истории болезни», где лирический герой, уже перенесший пытки и издевательства со стороны «врачей», которые теперь готовятся его «прооперировать», решает пойти ва-банк: «Я злую ловкость ощутил — / Пошел, как на таран, / И фельдшер еле защитил / Рентгеновский экран». С таким же настроем он ломает вражеский «Фиат» в «Песне автозавистника»: «Когда я рву клещами ручки от дверей, / Я ощущаю трудовой энтузиазм»..

Более того, ситуацию из «Песенки про Козла отпущения» полностью повторяет «Песенку про прыгуна в длину» (1971): «Как-то прыгнул я на восемь сорок пять» /3; 303/ = «А Козел себе всё скакал козлом»; «Люди крикнули: “Качать его, качать!”, -/ И назвали человеком-кенгуру» /3; 303/ = «Но заметили скромного Козлика / И избрали в Козлы отпущения».

В результате герой не только смиряется со своим титулом, но даже гордится им и не хочет с ним расставаться: «Видно, негру мне придется уступить / Этот титул человека-кенгуру» = «Это я Козел отпущения!».

В обоих случаях присутствует одинаковая критика и самокритика героя: «Я в прыжке нормально падаю назад» /3; 303/ = «И нормального серого козлика / Превратили в козла отпущения» (АР-14-200); «Все с доски толкаются, как люди, / Ну а я — как будто выродок какой. <…> Ох, тогда бы я пел песни на лету» (АР-14-108) = «А орал, дурак, пару песенок» (АР-14-200) (желание лирического героя быть как люди уже встречалось в стихотворении «Вы учтите, я раньше был стоиком…», 1967: «Чтоб как у людей, я желаю жить с нею, / Ан нет — всё выходит не как у людей»).

И если в ранней песне герой мечтает: «Может, в будущем я стану наконец / Официальным человеком-кенгуру» (АР-3-108), — то в поздней его мечта осуществится: «Услыхал Козел да и стал таков <.. > Правит бал Козел не по-прежнему».

Столь же неожиданные переклички обнаруживаются между «Песенкой про Козла отпущения» и «Честью шахматной короны» (1972), поскольку герой никак не реагирует на избиение хищников и не знает, что ему делать с массированным давлением противника. Поэтому он характеризуется одинаково: «Да и сам дурак я дура-раком» /3; 383/ = «Не шелохнется, не вздрогнет — ну козел козлом» (АР-8-10), «А орал, дурак, пару песенок» (АР-14-200).