Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Надо сказать, что прием, использованный в стихотворении «Неужто…», уже встречался годом ранее в посвящении к 15-летию Театра на Таганке «Пятнадцать лет — не дата, так…» (1979): «Нас в 8 лет невинности лишили» (АР-9-47) = «И было мне неполных 20 лет, / Когда меня зарезали в подъезде» (АР-3-120); «С ножом пристали к горлу — как не дать!» = «И вдруг — ножом под нижнее ребро»; «Дай бог теперь Таганке устоять» (АР-9-50) — «Но падаю — уже не устоять» (АР-9-36).

В первом случае власть пытается уничтожить театр, представленный в образе человека (девушки), а во втором этим человеком оказывается сам поэт, которого власть окончательно убивает. Отсюда — соответствующая атмосфера: «Сочится жизнь — коричневая жижа» = «И спрятался за мусорным ведром». Но, несмотря на это, коллектив театра готов к сотрудничеству с властями: «Сегодня мы и те, кто у кормила, / Могли бы вместе справить юбилей» (АР-9-44). Также и в черновиках стихотворения «Неужто…» герой признаётся: «Он был мне друг, и я ему хотел…» (АР-3-120).

А о своем «юном возрасте» он уже говорил в «Серебряных струнах»: «Кто бы заступился за мой возраст юный! <…> Загубили душу мне, отобрали волю, / А теперь порвали серебряные струны». Здесь поэт предсказал свою раннюю гибель, что и подчеркивается условным «юным возрастом» — 17, 18, 20 лет. [1661] Об этом же идет речь в «Песне о погибшем друге»: «.. Нашей жизни короткой, / Как бетон полосы»; в песне «О знаках Зодиака»: «Там трассы судеб и мгновенный наш век»; в черновиках «Конца охоты на волков»: «Век наш краток и лих» (АР-3-23); и в стихотворении «Водой наполненные горсти…»: «Но проживали черногорцы / Свой долгий век — до тридцати».

1661

Ср. также с черновиком «Песни Саньки» (1967): «Жила-была девчонка шестнадцати годков» (АР-14-17), — и со стихотворением «Здравствуй, “Юность”, это я…» (1977), где главной героине — 15 лет.

Очевидно также, что «ножевая» смерть Высоцкого была неизбежна. Это хорошо понимал режиссер Лесь Танюк, записавший в своем дневнике 25 июля 1980 года: «Вот и Высоцкого убили. Именно убили, потому что в этой смерти нет случайности. К этому шло. Власти охотились на него, как на того волка (“Обложили меня, обложили, гонят весело на номера…”). Он давно стал для них мишенью» [1662] ^[1663] .

О метафорическом убийстве Высоцкого пишет и знавший его лично Михаил Моргулис: «Он умер от постоянного психологического давления, которому подвергал его советский режим. Этот удушающий прессинг и вдавил его в землю»^14?7. А писатель Аркадий Львов высказался так: «Не умер он — убит был! Не в том детективном смысле, что подошли — ткнули отравленной иглой или подсыпали яду, а в гражданском — всю жизнь в чудовищном напряжении, стремясь к людям, под прессом, у которого своя особая шкала веса и силы — большевистская тонна!

1662

1663

Памяти Владимира Высоцкого // Литературное зарубежье [газ.]. Нью-Йорк. 1980. № 7–8. С. 5. См. также его рецензию на концерт Высоцкого в Квинс-колледже (Нью-Йорк): МоргулисМ. «…Сегодня не так, как вчера!», или Скоморох утирает слезы // Русская мысль. Париж. 1979. 4 окт. С. 10–11. Цит. по: Вагант. 1995. № 2–3. С. 14- 15.

Она, большевистская эта тонна, раздавила его сердце, расплющила его сосуды, сделанные из обыкновенных, как у всех нас, человеческих клеток» [1664] . Об этом же будут говорить Вадим Туманов и Марина Влади: «Высоцкий умер от той советской власти, которая была в то время, потому что Володька был настолько чувствительным и настолько ранимым, он так переживал, что я вообще удивляюсь, как он еще так долго жил» [1665] ; «Я объясняю, почему человек умер в 42 года из-за отчаяния, к которому вела вся Система, которая боролась против него ежедневно и ежесекундно»¹²^⁰.

1664

Львов А.Л. Хрипота простуженного мира // Новая газета. Нью-Йорк. 1982. 27 нояб. — 3 дек. С. 13. Цит. по: Мир Высоцкого: Исследования и материалы. Вып. 4. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2000. С. 123.

1665

д/ф «Будешь драться» (ЦСДФ, 1989).

Встреча с Мариной Влади в концертном зале «Октябрьский» (Ленинград), 03.03.1989. 20:30 (презентация книги «Владимир, или Прерванный полет») // В.С. Высоцкий. Донецкий вестник. Из архива Елены Ромашкиной-10 / Сост. В.А. Яковлев. Донецк, 2015. № 3 (апр.).

Впрочем, в своих стихах Высоцкий постоянно предсказывал такой исход: «Ты ходишь, как по проволке, по острию ножа / И ранишь в кровь свою босую душу» («О поэтах и кликушах», 1971; АР-4-193), «Не по проволоке над ареной — / Он по нервам — нам по нервам! — / Шел под барабанную дробь. <.. > Но в опилки, но в опилки / Он пролил досаду и кровь» («Канатоходец», 1972), — и сознательно шел к тому, чтобы быть «зарезанным», так как не мог мириться с тем, что творилось в стране: «Говорят, лезу прямо под нож, / Подопрет — и пойдешь!» /2; 588/. А в 1971 году даже написал с горькой иронией о предоставленном ему «выборе»: «Сколько великих выбыло! / Их выбивали нож и отрава… / Что же, на право выбора / Каждый имеет право».

P.S.

Когда книга готовилась к печати, было опубликовано важное свидетельство об «Ижевском деле» художника Виталия Вольфа — соседа Высоцкого по подъезду: «Но вот наступил роковой 1980 год. В это время администратором у Высоцкого работал муж Таниной подруги, Виктор [Шиманский]. Он был преданным поклонником Володи. Но, конечно, любил и деньги. В то лето всю их группу арестовали в Ижевске на гастролях за какие-то копеечные огрехи в продаже билетов. Жена Виктора, Катя, переводчица, интеллигентная девушка, умоляла Таню поговорить с Высоцким о помощи. Но Владимир Семенович исчез, и в итоге говорить с ним пришлось мне. Конечно, это была очень рискованная затея, ведь мы не знали всего.

Как-то вдруг я в окно увидел Высоцкого у машины, во дворе. Бегом спустился вниз и без подготовки бухнул: “Владимир Семенович, извините, на две минуты! Катя в истерике, плачет, умоляет вас — не могли бы вы что-то сделать для Виктора?”. Высоцкий помрачнел, задумался, бросил протирать свой “Мерседес” и очень серьезно сказал: “Ты знаешь, я ведь сам сидел у них в отделении всю ночь. Я ведь вышел под весь свой гонорар. Я ведь для них никто! Никто! Полное говно! Мы все для них — никто! Что же я могу сделать, с кем говорить, кто слушать меня будет? Скажи Кате, что я болен, что ты меня не видел! Ну не знаю, что сказать! Я в денежные дела не вникал, но ребят очень жалко!”.

Я сказал, что всё понял, что попробую Катю успокоить! Но оказалось всё гораздо хуже, чем ожидали: Виктору дали 5 лет, главному администратору — 8. Виктор отсидел всё сполна, когда Высоцкого уже не было» [1666] 1.

Тема пыток

Данная тема является частью предыдущей, однако ввиду обилия материалов по ней пришлось выделить ее в отдельную главу.

Начнем с «Песенки про Козла отпущения» (1973).

По мнению западного театроведа Александра Гершковича, в этой песне «легко узнается короткий период “царя Никиты”, к которому у Высоцкого было двойственное отношение: поэт и симпатизирует ему за то, что тот “правит бал не по-прежнему”, но и осуждает за то, что он “орет теперь по-медвежьему”»1.

1666

Вооъф В. Оддаооддльно счаатливвяжизнь: Запискк ххдджника. М.: ACT: РеддкццяЕлены Шубб-ной, 2018. С. 232–233.

Однако в этом случае возникает множество нестыковок. Например, что означают строки, относящиеся к еще «до-царскому» периоду этого персонажа: «Враз Козла найдут, приведут и бьют: / По рогам ему и промеж ему»? Ведь, как известно из биографии Хрущева, никаким гонениям до своего восшествия на престол он не подвергался, а наоборот — принимал активное участие в сталинских репрессиях.

Кроме того, не странно ли, что Высоцкий второй раз обращается к фигуре Хрущева после его отставки? В песне 1968 года, которая действительно была о Хрущеве («Жил-был добрый дурачина-простофиля…»), он сказал он нем все, что хотел (да и исполнил эту песню всего три раза, причем никогда не пел ее публично: сохранились две домашние записи 1968 года и одна студийная 1973-го), а в марте 1970 года побывал с Давидом Карапетяном на даче у опального генсека в Петрово-Дальнем (Московская область), и не сказать, чтобы был сильно потрясен этой встречей: «Володя вел себя так, как будто рядом с ним сидел не бывший руководитель страны, а обыкновенный пенсионер. Он не испытывал какого-то пиетета или трепета по отношению к Хрущеву, скорее — снисходительность. Было видно, что Высоцкий отдает ему должное, но в то же время за его словами как бы стояло: “Как же это вы прозевали, и мы опять в это дерьмо окунулись?!”» [1667] ^[1668] .

1667

Гершкович А. «Опальный стрелок» (Сказочные песни В. Высоцкого) // Новый журнал. Нью-Йорк. 1989. № 174. С. 207.

1668

Карапетян Д. Владимир Высоцкий: Воспоминания. 2-е изд., доп. М.: Захаров, 2005. С. 128.

И вдруг через два года после смерти Хрущева Высоцкий снова обращается к нему, пишет о нем песню, да еще и поет ее чуть ли не на каждом концерте, вплоть до самой кончины (известно порядка 90 фонограмм). С какой стати?

Рискнем выдвинуть гипотезу, которая представляется весьма плодотворной, а именно: в образе Козла отпущения поэт вывел самого себя.

То, что он ощущал себя «козлом отпущения», на которого «вешают всех собак», подтверждают воспоминания Геннадия Внукова об их встрече осенью 1968 года у Театра на Таганке. Тогда Высоцкий сказал ему: «В Ленинграде или Одессе появился какой-то Аркадий Северный, поет мои песни, все “одесские” поет, кстати, и твои морские или как ты их называешь — песни “второго фронта”. Надо с ним разобраться, а то я как козел отпущения» [1669] .

1669

Внуков Г. Высоцкий и Самара // Автограф [приложение к еженедельнику «Культура»]. Самара. 1991. № 5. 8 февр. С. 11.

В тех же воспоминаниях приводится еще одна реплика Высоцкого: «А ну вас и вашу Самару на хрен! — вдруг взорвался он. — Тут вообще со свету сживают, никуда не пускают, сплошные неприятности, без конца звонят то с одной, то с другой площади. Вон опять только звонили, мозги пудрят…

Я не понял, откуда звонили.

— Откуда, откуда?! Мне постоянно звонят с одной из четырех площадей. <…> Тебе хорошо, тебе не звонят с Лубянки, тебя не таскают на ковер. А тут не успеваешь отбрехаться.