Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В обоих случаях упоминается любимая женщина, хотя и в разных контекстах: «Ты меня и из рая ждала» —> «Да будет выть-то: ты не виновата».

Последняя цитата, в свою очередь, заставляет вспомнить «Того, кто раньше с нею был», где конфликт между героем и его врагом также формально возникал из-за женщины: «Ее, конечно, я простил <…> Того, кто раньше с нею был, / Я повстречаю». Также и в стихотворении «Неужто…» герой берет на себя всю ответственность за то, что поверил своему противнику и поплатился за это: «И вдруг — ножом под нижнее ребро. <…> Обманут я улыбкой и добром. <…> Но падаю — уже не устоять». Сравним эту ситуацию с «Райскими яблоками» и стихотворением «Вооружен и очень опасен»: «Я, когда упаду, завалясь после выстрела на бок…» (АР-13-184), «Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом» /5; 506/ = «Он врал, что истина в вине. / Кто доверял ему вполне — / Уже упал с ножом в спине» /5; 418/ («ножом под нижнее ребро» = «в спину ножом» = «с ножом в спине»; «обманут я» = «он врал»; «падаю» = «упаду» = «упал»).

Ситуация «доверял и упал» возникает также в черновиках «Двух судеб»: «Я поверил с перепугу, / Но Кривая шла по кругу, — / ноги разные» (АР-1-6), «Падал я и полз на брюхе» (АР-1-10). А доверие к своим врагам поэт демонстрирует и в «Притче о Правде»: «И легковерная Правда спокойно уснула…».

Еще одной песней 1977 года, к которой восходят некоторые мотивы из стихотворения «Неужто…», является «Конец охоты на волков».

В обоих случаях говорится о конце света и возмездии: «Или с неба возмездье на нас пролилось, / Или свет конец…» = «Неужто здесь сошелся клином свет — / Верней, клинком ошибочных возмездий?»!⁶⁶; и одинаково описывается внешность врагов: «А у смерти — широкий, открытый оскал» (АР-3-28) = «Он скалился открыто, не хитро» (АР-3-120). При этом герои и их враги либо состояли в родстве, либо были друзьями: «Собаки — родня — научили меня / Бульдожьим приемам» (АР-3-36) = «Он был мне друг, и я ему хотел…»(АР-3-120).

Между тем после нападения врагов герои оказались в безвыходной ситуации: «…все равно не уйдем!» = «Уже не убежать…» (АР-9-36); «Схлопотал под лопатку и сразу поник» (АР-3-24) = «И вдруг — ножом под нижнее ребро <…> Но падаю — уже не устоять» /5; 266/. Единственное же различие связано с временем суток: в первом случае — это рассвет, а во втором — вечер (закат).

«Пейзаж», на фоне которого происходила драка в стихотворении «Неужто…»: «Да будет выть-то! Ты не виновата — / Обманут я улыбкой и добром. / Метнулся в подворотню луч заката / И спрятался за мусорным ведром», — отражает обыденность ситуации: «луч заката» символизирует последние мгновенья жизни героя¹⁴⁶⁷ (так же как в исполнявшейся Высоцким песне «Такова уж воровская доля…», где герои ведут свой монолог, находясь в тюрьме: «Солнца луч блеснет на небе редко»), а такая деталь, как мусорное ведро, как нельзя более точно соответствует «грязному» делу, совершенному его противником, и подчеркивает будничность происходящего.

В подобном же контексте мотив грязи возникал в «Райских яблоках», где лирического героя тоже убивали ножом, но только не в живот, а в спину («Съезжу на дармовых, если в спину сподобят ножом»): «В грязь ударю лицом…». И хотя в стихотворении «Неужто…» герой, будучи смертельно раненым, говорит: «Еще спасибо, что стою не в луже», — но незадолго до этого он упоминал мусорное ведро.

Кроме того, лирический герой Высоцкого был убит в подъезде: «И было мне неполных двадцать лет, / Когда меня зарезали в подъезде», «Метнулся в подворотню луч заката». Сравним с тем, что рассказывал Борис Ямпольский о последних днях жизни Василия Гроссмана (скончавшегося в 1964 году от рака), у которого КГБ аре- [1652] ^{[1653] [1654]} стовал его роман «Жизнь и судьба»: «В самом конце вечера, как бы подводя итог нашим разговорам, Василий Семенович сказал: "Меня задушили в подворотне”.

1652

то есть лирический герой подумал, что власть в его случае ошиблась — «ошибка вышла». Как

1653

писал А. Солженицын: «Большинство коснеет в мерцающей надежде. Раз ты невиновен — то за что же могут тебя брать? ЭТО ОШИБКА! Тебя уже волокут за шиворот, а ты всё заклинаешь про себя: “Это ошибка! Разберутся — выпустят!”» {Солженицын А. Архипелаг ГУЛаг, 1918 — 1956. Ч. I-П. Париж: ИМКА-Пресс, 1973. С. 26).

1654

Похожий прием используется в «Диагнозе» (1976), где лирический герой, находясь на «экспертизе» в психушке, констатировал: «Заоконное светило закатилось за спиной», — что также предвещало наступление «заката», черной полосы в его жизни: «Мой диагноз — паранойя, / Это значит — пара лет!». Сравним еще строки «Метнулся в подворотню луч заката / И спрятался за мусорным ведром» с черновиком песни «Ошибка вышла», где герой вновь оказался в безнадежной ситуации: «А он зверел, входил в экстаз, / Последний луч во мне угас» (РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 14).

После была болезнь, больница, долгое жестокое мучительное умирание, крики, которые поднимали в воздух Первую градскую больницу. Природа добивала его с той же, что и государство, неумолимостью и беспощадностью» [1654] .

И Гроссман, и Высоцкий в одинаковых выражениях говорят о том, как их убила советская власть. Кстати, убийство или избиение в подворотне и в подъезде — фирменный почерк советских спецслужб: «КГБ давно принял на вооружение арсенал бандитов — избить, убить в подворотне, даже и в отделении милиции убивают, даже в метро, на глазах всего вагона избивают, посадить на ипритовый стул, как недавно наказали ленинградца Илью Левина» [1655] ; «С незнаменитыми обращались попроще: одному прокололи шины, другому, встретив его в подворотне, обещали переломать ноги, одну итальянку, не разобравшись, в чем дело, стукнули чем-то тяжелым по голове» [1656] ; «Ты слышал, конечно, о деле братьев-двойняшек Вайнманов из Харькова? Это май семьдесят второго накануне первого визита Никсона. Они хотели уехать, а родители пошли в харьковский КГБ и сказали: “Лучше посадите”. На ребят напали в подворотне, избили и обвинили в хулиганстве» [1657] ; «Грозился убить ночью, в подъезде, пристрелить, когда я поздно возвращаюсь домой» [1658] .

1654

Похожий прием используется в «Диагнозе» (1976), где лирический герой, находясь на «экспертизе» в психушке, констатировал: «Заоконное светило закатилось за спиной», — что также предвещало наступление «заката», черной полосы в его жизни: «Мой диагноз — паранойя, / Это значит — пара лет!». Сравним еще строки «Метнулся в подворотню луч заката / И спрятался за мусорным ведром» с черновиком песни «Ошибка вышла», где герой вновь оказался в безнадежной ситуации: «А он зверел, входил в экстаз, / Последний луч во мне угас» (РГАЛИ. Ф. 3004. Оп. 1. Ед. хр. 33. Л. 14).

1655

Ямпольский Б.С. Последняя встреча с Василием Гроссманом // Континент. 1976. № 8. С. 147.

с. О. Встреча с Амальриком // Зарубежье: Общественно-политические тетради. Мюнхен. 1977. Февраль — апрель. С. 36.

1656

Войнович В. Дело № 34840. М.: Текст, 1994. С. 153.

1657

[Интервью с Диной Бейлиной] // Кошаровский Ю. Мы снова евреи: Очерки по истории сионистского движения в бывшем Советском Союзе. Том 2. Иерусалим, 2007. С. 425.

1658

Буковский В. «И возвращается ветер…». Нью-Йорк: Хроника, 1978. С. 325 — 326.

Вспомним также, что в 1976 году в подъезде собственного дома убили поэта-переводчика Константина Богатырева [1659] . А уже в постсоветское время в подъезде своего дома или возле него были убиты Владислав Листьев (1995), Галина Старовойтова (1998), Сергей Юшенков (2003), Анна Политковская (2006). Почерк везде один и тот же.

Возвращаясь к стихотворению «Неужто…», отметим перекличку первых двух строк — «Неужто здесь сошелся клином свет, / Верней, клинком ошибочных возмездий» — с «Концом охоты на волков», где «волки» также размышляют о том, почему их решили убить: «Или с неба возмездье на нас пролилось. / Или света конец — и в мозгах перекос».

1659

Подробнее об этой акции КГБ — см.: Аронов М. Александр Галич. Полная биография. М.: Новое

литературное обозрение, 2012. С. 771 — 775.

О таком же «возмездии» говорится в песне «О знаках Зодиака» (1974): «Неправда, над нами не бездна, не мрак, / Каталог отрав и возмездий» [1660] . В свою очередь, отрава вкупе с возмездием (ударом ножа — как в стихотворении «Неужто здесь сошелся клином свет…») уже упоминались в наброске 1971 года: «Сколько великих выбыло! / Их выбивали нож и отрава… / Что же, на право выбора / Каждый имеет право» /3; 39/, - где поэт пытался угадать свою собственную смерть: от чего он погибнет — от ножа или отравы (поэтому в том же 1971 году отрава будет упомянута в «Моих похоронах», а нож — в песне «О поэтах и кликушах»: «Яду капнули в вино, / Ну а мы набросились <.. > И закусил отраву плотно я», «И — нож в него! — но счастлив он висеть на острие, / Зарезанный за то, что был опасен»).

1660

Цит. по факсимиле правленой машинописи: Мир Высоцкого. Вып. VII. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2012 (последняя страница фотовклейки).

О возмездии саркастически говорится и в «Песенке про мангустов» (1971): «Но зверьков в переломах и ранах / Всё швыряли в мешок, как грибы <…> Вот за это им вышла награда / От расчетливых, умных людей».

Между тем, в стихотворении «Неужто…» речь идет об «ошибочных возмездиях», то есть лирический герой, так же как в «Истории болезни» и в «Гербарии», решил, что в его случае «ошибка вышла» /5; 77/ и «ошибка это глупая» /5; 72/. Сразу же вспоминаются песни «Звезды» (1964) и «Случаи» (1973), посвященные как раз этой теме: «Так свою жизнь я поспешно связал / С глупой звездою», «А рядом случаи летают, словно пули, — / Шальные, запоздалые, слепые на излете». И превращаются они либо в пулю, либо в награду (как в основной редакции песни «О знаках Зодиака»: «Каталог наград и возмездий»). А в стихотворении «Неужто…» они превратились в удар ножом («клинок ошибочных возмездий»).

Данное стихотворение было написано <до 1 июня 1980> /5; 266/, то есть примерно за два месяца до смерти. Соответственно, в последней строфе: «Еще спасибо, что стою не в луже, / И лезвие продвинулось чуть глубже, / И стукнула о кафель рукоять, / Но падаю — уже не устоять», — сбылось предсказание, данное в «Райских яблоках» (набросок 1975 года): «Я, когда упаду, завалясь после выстрела на бок, / Как бы так угадать, чтоб убили, ну чтобы не сам!» (АР-13-104)

Словам лирического героя «Я, когда упаду…» и «Но падаю — уже не устоять» предшествуют набросок «Я твердо на земле стою…» (1971) и «Марш антиподов» (1973): «Стоим на пятках твердо мы и на своем», — где он, хотя и был ранен (вспомним другие произведения: «Вот сзади заходит ко мне “мессершмитт”. / Уйду — я устал от ран!» /2; 07/, «Так любуйтесь на язвы и раны мои!» /2; 27>/, «Заживайте, раны мои» /2; 597/ и т. д.), но не смертельно. Далее — в черновиках «Конца охоты на волков» герой скажет: «Я несу под лопаткою смерть, но бегу» /5; 533/, - но все же находит в себе силы продолжать борьбу. Однако к середине 190> года «лезвие продвинулось чуть глубже», то есть давление со стороны власти усилилось, и он чувствует, что погибает: «Но падаю — уже не устоять». Таким образом, сбылось и другое предсказание — из «Баллады о брошенном корабле»: «Меня ветры добьют!».

Не раз лирическому герою удавалось оправиться от ударов: «Вот апперкот — я на полу, / И мне нехорошо. <…> Встаю, ныряю, ухожу…» /1; 199/, «Не поднимайте — ничего, я встану сам, сумею. / Я снова вызову его, пусть даже протрезвею» /2; 10>/, «Я здоровый, я выжил, не верил хирург» /5; 26/. Но, в конце концов, противник смог его добить, так как он окончательно обессилел от борьбы и от ранений.

Наблюдается общность еще одного мотива с песней «Подумаешь — с женой не очень ладно!»: «Да, правда — тот, кто хочет, тот и может, / Да, правда — сам виновен, бог со мной! / Все — правда! Но одно меня тревожит — / Кому сказать спасибо, что живой?!». И в стихотворении «Неужто…» лирический герой, уже погибая, с горькой иронией «благодарит» своего убийцу — советскую власть: «Еще спасибо, что стою не в луже…». Разные вариации этого мотива встречаются в черновиках песни «Летела жизнь» (1970) и в стихотворении «Мой черный человек в костюме сером!..» (1979): «Был счастлив я и тем, что не убили» /5; 491/, «И я немел от боли и бессилья, / И лишь шептал: “Спасибо, что живой”» /5; 227/.

Обратим также внимание на возраст погибшего героя: «И было мне неполных двадцать лет». Такой же возраст находим в стихотворении «Напролет целый год — гололед» (1966): «В двадцать лет столько бед — в чем секрет?» /1; 512/, - и в песне 1965 года: «На мой на юный возраст не смотри, / И к молодости нечего цепляться. / Христа Иуда продал в тридцать три, / Ну а меня продали в восемнадцать» /1; 56>/.

А в черновиках стихотворения «Неужто…» есть вариант: «И было мне семнадцать первых лет…» /5; 59>/, - напоминающий «Две судьбы» (1977): «Жил я славно в первой трети / Двадцать лет на белом свете», — причем эта «первая треть» встретится в 1977 году еще раз: «Жизнь в три броска — один отрезок прожит» («Реальней сновидения и бреда…» /5; 407/). Для сравнения — в «Канатоходце» (1972) жизнь была поделена на четыре отрезка: «Но теперь ему меньше осталось пройти — / Уже три четверти пути», «Но спокойно — ему остается пройти / Всего две четверти пути!» и т. д.