Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

В «Песне микрофона» лирический герой хочет, чтобы прекратились его мучения: «Зал, скажи, чтобы он перестал!», — так же как и в написанном в том же году «Вратаре»: «Я сказал ему: “Товарищ, прекратите!”» (АР-17-66). Но в обоих случаях эта просьба не возымела эффекта — репортер продолжает уговаривать героя пропустить гол («Гнусь, как ветка, от напора репортера»), а певец поет в микрофон и душит его: «Я качаюсь, я еле стою». Поэтому лирический герой констатирует безнадежность ситуации: «Всё напрасно — чудес не бывает». Этот же мотив тщетности борьбы встречается во многих произведениях: «Я в отчаянье выл, грыз запястья в тщете» /5; 474/, «И намерений добрых, и бунтов — тщета, / Пугачевщина, кровь и опять нищета» /5;

517/, «Напрасно я лицо свое разбил — / Кругом молчат — и всё, и взятки гладки» /5; 128/, «Началися его подвиги напрасные, / С баб-ягами никчемушная борьба» /2; 33/, «Почему же не играют роли / Все мои футбольные [прорывы и] финты?» (АР-17-171).

Объясняется это как молчанием других людей («Кругом молчат — и всё, и взятки гладки» /5; 128/, «И мы молчим, как подставные пешки» /4; 66/, «Хек с маслом в глотку — и молчим, как рыбы» /5; 34/, «Но напрасно — чудес не бывает. / Зал молчит…»; АР-3-170), так и запредельным могуществом самой власти: «Тогда играют / Никем непобедимые “Медведи” / В кровавый, дикий, подлинный футбол» («Марш футбольной команды “Медведей”»), «И с ними лет двадцать кто мог потягаться?» («Песня о хоккеистах»), «Тут с ними нельзя состязаться» («Песня про Тау-Кита»), «Но понял я: не одолеть колосса!» («Песня автомобилиста»).

Ситуация, в которой оказался лирический герой в «Песне микрофона», во многом напоминает и песню «Спасите наши души» (1967), где речь ведется от лица лирического мы: «А гибнуть во цвете…» = «Отвернули меня, умертвили…»; «Затихли на грунте и стонем от ран» (АР-9-124) = «Застонал я — динамики взвыли»; «Мы бредим от удушья» = «Он сдавил мое горло рукой». Кстати говоря, строки «Застонал я — динамики взвыли, / Он сдавил мое горло рукой» обнаруживают и другую параллель с ранней песней: «Локаторы взвоют о нашей беде».

Еще одной предшественницей «Песни микрофона» можно считать «Балладу о брошенном корабле» (1970): «Даже в душу мою / Задувают ветра» (АР-4-168) = «Он бальзамом мне горечь вливает / В микрофонную душу мою» (АР-3-170); «.. меня ветры добьют!» = «Отвернули меня, умертвили»; «Как же так? Я ваш брат» = «Братья, братья мои, микрофоны, / Жаль, что вам моих чувств не понять» (АР-3-170). Различия же связаны с обликом лирического героя: «Мои мачты — как дряблые руки» — «Я тянусь своей шеей упругой», — и с исходом борьбы, поскольку в балладе ему удается сорваться с мели и догнать свою команду, а в «Песне микрофона» его «умертвили».

И даже «Прыгун в высоту» (1970) содержит один из мотивов, который впоследствии перейдет в «Песню микрофона»: «Но свою неправую правую / Не сменю на правую левую» = «Только против себя не пойдешь».

А из поздних произведений, продолжающих тему «Песни микрофона», следует упомянуть, во-первых, «Памятник» (1973): «Он поет, задыхаясь, с натугой <…> Зал, скажи, чтобы он перестал!» = «Стали хором кричать мои песни. / Позабыв разногласья и строки, / И никто не сказал им: “Не сметь!”» (АР-5-135); «Он бальзамом мне горечь вливает / В микрофонную глотку мою» = «И текли мои рваные строки / Непрерывной и ровной строкой» (АР-5-135) (вдобавок ко всему здесь наблюдается одинаковый стихотворный размер»); «Отвернули меня, умертвили» = «…Оказаться всех мертвых мертвей»; «Я качаюсь, я еле стою» = «Я стою — и ужат, и обужен» (АР-5130); «Застонал я — динамики взвыли» = «Из динамиков хлынули звуки»; «Он сдавил мое горло рукой» = «Мое тело подвергли суженью» (АР-5-133); «Отвернули меня, умертвили» = «Сократили меня и согнули» (АР-5-133); «Мы в чехле очень тесно лежали» = «И в привычные рамки я всажен — / плотно сбили» (АР-5-133); и во-вторых — «Гербарий» (1976): «А на лицо его моя тоска / Легла корявой тенью микрофонной» (АР-13-13) = «А я лежу в гербарии — / Тоска и меланхолия» (АР-3-12); «Я бессилен — чудес не бывает» (АР-3-170) = «Лежу я обессиленный» (АР-3-14); «Что мне делать? Чудес не бывает» (АР-3-170) = «Но кто спасет нас, выручит?»; «Помню, я застонал от обиды» (АР-3-170) = «Но в горле — горечь комом <.. > А я — я тешусь ванночкой / Без всяких там обид»; «Мы в одном чемодане лежали» (АР-3-170) = «Я с этими ребятами / Лежал в стеклянной баночке»; «Тот, другой, он всё стерпит и примет, / Он навинчен на шею мою» = «Жаль, над моею планочкой / Другой уже прибит».

И поскольку в «Песне микрофона» лирический герой был убит: «Отвернули меня, умертвили», — в «Гербарии» он задумается о воскрешении: «Пора уже, пора уже / Напрячься и воскресть!».

Теперь обратимся к «Песне певца у микрофона», где микрофон, с одной стороны, является двойником лирического героя, а с другой — его врагом (в последнем случае микрофон наделяется чертами, свойственными представителям власти): «Уверен, если где-то я совру — / Он ложь мою безжалостно усилит. <.. > Слух безотказен слышит фальшь до йоты. <…> Ведь если я душою покривлю — / Он ни за что не выправит кривую. <.. > Мелодии мои попроще гамм, / Но лишь сбиваюсь с искреннего тона — / Мне сразу больно хлещет по щекам / Недвижимая тень от микрофона».

Последние две строки напоминают действия ветра по отношению к лирическому герою: «И ветер бил, как розги, плети, прутья, / Надежней и больней хлестал» («Пожары», 1977; черновик /5; 5 1 8/) [2028] , «Мне щеки обожгли пощечины и ветры» («По воде, на колесах, в седле, меж горбов и в вагонах…», 1972), «И обрывали крик мой, / И выбривали щеки / Холодной острой бритвой / Восходящие потоки» («Затяжной прыжок», 1972).

Здесь возникает еще целый ряд сходств между «Затяжным прыжком» и «Песней певца у микрофона».

2028

Срааним также эту цитату с «Пеенсё о Воллг» ((9973 и с фрагментом поэмы Маяяовского «Вллди-мир Ильич Ленин» (1924): «И ветер бил, как розги, плети, прутья, / Надежней и больней хлестал», «Вся вода исхлестана пулями врагов» ~ «Сверху взгляд на Россию брось: / Рассинелась речками, словно / Разгулялась тысяча розг, / Будто плетью исполосована» («розги, плети» = «розг… плетью»; «хлестал» = «исхлестана» = «исполосована»; «вода» = «речками»).

Если воздушные потоки терзают лирического героя «острой бритвой», то о микрофоне герой говорит: «Он, бестия, потоньше острия».

Если микрофон «изо рта выхватывает звуки», то воздушные потоки лирическому герою «обрывают крик».

Микрофон ведет себя безжалостно («Он ложь мою безжалостно усилит»), а воздушные потоки охарактеризованы как «бездушные и вечные» (и поскольку воздушные потоки — вечные, в «Песне певца у микрофона» лирический герой скажет: «Опять не будет этому конца!»).

У микрофона «слух безотказен», а воздушные потоки названы безупречными..

Да и в целом атмосфера, в которой оказался лирический герой в «Песне певца у микрофона», напоминает «Затяжной прыжок»: «Бьют лучи от рампы мне под ребра» = «И звук обратно в печень мне / Вогнали вновь на вдохе».

В черновиках ранней песни микрофон «выполняет миссию свою / Жестокого, но искреннего друга» /3; 340/, а в поздней воздушные потоки «упрямы и жестоки» /4; 279/, поэтому лирический герой скажет: «Только воздух густеет, твердеет, проклятый! Воплощается он во врага!» /4; 280/.

Как видим, различие состоит в том, что в одном случае перед нами — жестокий друг, а в другом — жестокий враг. Однако оба эти варианта не вошли в основную редакцию песен.

Между тем здесь наблюдается изменение мотива по сравнению с «Песней самолета-истребителя», где летчик вынуждал героя {самолет) идти на таран, хотя тот уже обессилен, и когда убивают летчика, он радуется, однако в «Песне певца у микрофона», несмотря на такую же ситуацию («Лишь только замолчу, ужалит он — / Я должен петь до одури, до смерти!»), герой уже благодарит своего двойника: «Он выполняет миссию свою — / Жестокого, но искреннего друга» (правда, повторим, этот вариант так и остался в черновиках; однако в одном из беловых автографов сохранилось следующее название песни: «Моя микрофонная совесть»).

«Песня самолета-истребителя» была написана в феврале-марте 1968 года, а летом появилась «Охота на волков», в которой предвосхищены некоторые мотивы из «Песни певца у микрофона»: «Но сегодня — опять как вчера» = «Опять не будет этому конца!»; «Бьет двухстволка с прищуренным глазом» /2; 422/ = «Бьют лучи от рампы мне под ребра»; «Жду — ударит свинец из двухстволки», «В лоб ударит картечь из двухстволки» (АР-2-126) = «Он в лоб мне влепит девять грамм свинца»; «Значит, выхода нет, я готов!» /2; 422/ = «По вечерам, когда закрыт Сезам, / К привычной приступаю процедуре» (АР-3-142).