Энциклопедия творчества Владимира Высоцкого: гражданский аспект

Поразительно, но так же вели себя и сотрудники КГБ во время суда над Сергеем Ковалевым 12 декабря 1975 года: «Гебисты со всех сторон обступили нас, начали кричать, паясничать, некоторые приседали перед нами на корточки и прыгали, как обезьяны, гримасничали; другие пищали. Это было отвратительно и страшно»6⁸ (ср. в ранней редакции «Палача», 1975: «Я ненавижу вас, паяцы, душегубы!»; АР-16-188).

Еще одно сходство между чертями и чекистами отметил Леонид Блехер в своих воспоминаниях о проводах в эмиграцию Александра Галича 25 июня 1974 года (место действия — аэропорт Шереметьево): «Гэбисты вокруг. У них интересная такая манера, они как бы бесшумно возникают, а потом дёрг! — и нету, уже в другом месте. Опытные люди говорят, что так бесы передвигаются в физическом пространстве, в силу неполной совместимости. Занятно: стоит посмотреть на гэбиста, как он сдвигается, буквально смывается с глаз»69

Вернемся к стихотворению 1960 года: «Про меня говорят: он, конечно, не гений… / Да, согласен: не мною гордится наш век». Этот факт поэт признавал и в конце 50-х: «Нету во мне гения, / Пушкина не лучше я» («Есть здоровье бычее…»7°). А его реплика героя «Океан — как бассейн» через восемь лет будет реализована в повести «Дельфины и психи», где в одном из двух главных сюжетов действие происходит в океанариуме, который является «бассейном, оборудованным для содержания морских животных и рыб с целью их наблюдения и исследованию^¹.

В последней же строфе герой говорит: «И теперь я проснулся от длительной спячки». А возникла эта спячка в результате «белой-пребелой горячки». Похожим образом ведет себя лирический герой в стихотворении «Приехал в Монако какой-то вояка..» (1967): «Вот я выпиваю, потом засыпаю, / Потом просыпаюсь попить натощак, — / И вот замечаю: не хочется чаю, / А в крайнем случае — желаю коньяк».

И, наконец, еще одно наблюдение. Лирический герой «оправдывается» за сказанную им фразу «Океан — как бассейн»: «Но ведь даже известнейший физик Эйнштейн, / Как и я, относительно все понимал». Шесть лет спустя эта мысль почти буквально повторится в песне «Всё относительно» (1966): «Ведь даже Эйнштейн, физический гений, / Весьма относительно все понимал».

А от друга героя, который «не раз упрекал» его за сравнение «Океан — как бассейн», рукой подать до его знакомого из стихотворения «День на редкость — тепло и не тает…» (также — 1960): «Пить таких не советуют доз, но / Не советуют даже любить! / Есть знакомый один — виртуозно / Он докажет, что можно не жить», — с чем герой явно не согласен: «Нет, жить можно, жить нужно и много: / Пить, страдать, ревновать и любить, / Не тащиться по жизни убого / А дышать ею, петь её, пить!».

По сути, здесь перед нами опять возникает тема двойничества в связи с гамлетовским вопросом «быть или не быть?». Друг лирического героя «виртуозно» доказывает, что «можно не жить», а герой доказывает ему (и себе), что жить нужно. Поэтому в «Дельфинах и психах» герой-рассказчик будет размышлять: «То Ье ог по! to Ье — вот в чем вопрос». А в 1971 году Высоцкий сыграет роль Гамлета и одновременно напишет «Песню конченого человека»: «Пора туда, где только “ни” и только “не”».

***

Ситуация «Я и мой друг-двойник», рассмотренная на примере стихотворения «Про меня говорят: он, конечно, не гений…», разрабатывается и в «Татуировке».

По свидетельству однокурсника Высоцкого Романа Вильдана, эта песня, обычно датируемая июлем 1961 года, была написана еще во время учебы в Школе-студии МХАТ: «В течение учебы в студии мы каждое лето почти на каникулы ко мне ездили. Каждый год. Он у меня останавливался, у меня жил там. Тут недавно, кстати… позавчера, да… брат приезжал мой из Ленинграда (у меня все родные в Ленинграде, я ж сам — из Ленинграда)… И вот мы разговорились о Володе, и он говорит: “Ты знаешь, я рылся недавно в бумагах и нашел.. — “Писульку какую-нибудь?”. — “Писульку. А было так: это в одно из посещений — летом, что ли, каникулы — был тоже там — гуляли, гуляли… Пришли домой, и он за пианино и говорит: “Подожди, сейчас я видел тут татуировку, и счас у меня что-то родилось”. Про татуировку песня. Он там стал чего-то подбирать на рояле, и вот черновик этой песни до сих пор лежит…”. — “Да??? Так это было что, еще во время учебы?”. — “Да, это было после третьего курса где-то”.
– “С ума сойти! А считалось, что это шестьдесят первый год…”. — “Нет, тогда… Мы гуляли, и он говорит: ‘Вот ты не видел сейчас, прошел — весь татуированный…’. Я <брату> говорю: ‘Так давай сюда ее [рукопись песни — Я.К.] притащи, я ее в музей отдам, и всё…’”» [2660] ^[2661] .

2660

Вильдан Р.: «Он был способный парень» / Беседовала Лариса Симакова, 1996 // Высоцкий. Исследования и материалы: в 4 т. Т. 3, кн. 1, ч. 1. Молодость. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2012. С. 583.

2661

Добровольская М.: «На нашем курсе был культ дружбы» // Там же. С. 674.

Данную версию подтверждает Марина Добровольская: «Та же “Татуировка” — это пришло в студии к нам!»73.

То же самое можно сказать и о другой ранней песне — «Правда ведь, обидно», — черновик которой «записан Высоцким в одной тетради с текстами ролей в спектаклях выпускного курса Школы-студии МХАТ. Последняя — роль Ситти из “Золотого мальчика” (премьера 6 апреля 1960)» [2662] ^{[2663] [2664] [2665]} .

2662

Ковтун В. Источник // Высоцкий: время, наследие, судьба. Киев, 1996. № 26. С. 7.

2663

Давид Маркиш: «Вертится стрелка спидометра» // Белорусские страницы-59. Из архива Л. Черняка-2. Минск, 2009. С. 21.

2664

Цыбульский М. Время Владимира Высоцкого. Ростов-на-Дону: Феникс, 2009. С. 241.

2665

Москва, геологический факультет МГУ, 24.11.1979.

Поэт Давид Маркиш, чьи песни «Мир такой кромешный…» и «Мечется стрелка спидометра…» сохранились в исполнении Высоцкого, в интервью Льву Черняку также называет как минимум одну авторскую песню, которую Высоцкий пел во время учебы в Школе-студии: «Высоцкого Вы увидели впервые, надо понимать, в 60-м году? Но тогда он песни почти и не писал!» — «Возможно, это было в 59-м году. Володя учился тогда на последнем курсе Училища. Песни он пел, действительно, ранние: “Что же ты, паскуда…”, “На Перовском на базаре…”. Чужие песни он петь не любил, разве что иногда тюремно-блатные: “Течет речка да по песочку, камешки моет…”»7⁵. Понятно, что речь идет о песне «Что же ты, зараза», которую, по словам Маркиша, Высоцкий даже назвал своей первой: «Я его как-то спросил об этом. Он сказал, что первой его песней была “Что же ты, зараза…”»7⁶. А вот что он сказал на одном из концертов: «Дело в том, что когда-то давно, лет, наверное, так четырнадцать-пятнадцать назад, когда я начал писать песни свои, еще будучи в Школе-студии МХАТ, я писал свои песни только для друзей»77. Процитируем также его слова, сказанные в разговоре с сотрудником Отдела пропаганды ЦК КПСС Борисом Григорьевичем Яковлевым в июне 1968 года (после публикации в «Советской России» разгромной статьи «О чем поет Высоцкий»): «Коли об этом зашла речь, скажу, как на духу, и о своих промахах, ошибках. Ведь я начинал работать в песне совсем молодым, еще в школе-студии МХАТа. Мои первые песни рождались в узком кругу друзей» [2666] ; и дневниковую запись режиссера Анхеля Гутьерреса от 16.03.1959: «Приходил Володя Высоцкий. Он прекрасно пел свои песни»7⁹.

2666

 Яковлев Б. Записки счастливого неудачника. М.: Новый ключ, 2011. С. 163.

Цит. по: Куликов Ю. Дневник Анхеля Гутьерреса // В поисках Высоцкого. Пятигорск — Новосибирск, 2018. № 31 (янв.). С. 25.

О формальном источнике последней цитаты рассказала актриса Лионелла Пырьева: «Вот был Ваня такой на растопке печи, он у нас на базе, там, где мы питались <…> И вот этот Ваня, он ходил все время с оголенным торсом, и у него на одной стороне был Ленин, а на другой — Сталин. <.. > он сам родом был из-под Москвы, где-то в Подмосковье он родился. <.. > Он убил человека, отсидел большой срок. <…> Володя часто с ним сидел там, у сарая, где-то они на бревне могли сидеть, о чем-то разговаривали. Я уже потом узнала — от ВВ или от кого, — что он кого-то здесь убил и за убийство отсидел срок, и вот на пожизненное там был поселение» (Белорусские страницы-70. Владимир Высоцкий. Из архива Л. Черняка-8. Минск, 2009. С. 53 — 54).

Аналогичную мысль высказывал и Александр Галич: «Вижу — что-то неладно в мире, / Хорошо бы заняться им» («То-то радости пустомелям…», 1968).

 Перед исполнением «Паруса»: Казань, Молодежный центр, 12.10.1977; 2-е выступление.

Теперь обратимся к «Татуировке», где герой и его друг наделяются одинаковыми чертами: у героя «светлый образ» Вали запечатлен в душе, а у его друга — выколот на груди; герой говорит: «Я не забуду в жизни Вали»; но и друг не отстает: «“А я тем более”, - мне Леша отвечал»; оба исколоты: один — физически, другой — душевно: «У него твой профиль выколот снаружи, / А у меня душа исколота снутри». Но потом они становятся неотличимы друг от друга, поскольку один из друзей лирического героя наколол ему на грудь Валин профиль, скопировав его «с груди у Леши».

В 1968 году появится «Банька по-белому» (написанная во время съемок «Хозяина тайги» в селе Выезжий Лог Красноярского края), где лирический герой также будет говорить о татуировке любимой женщине: «И на грудь мою твой профиль наколол» = «А на левой груди — профиль Сталина, /А на правой — Маринка, анфас»*®.

Взаимозаменяемость лирического героя и его друга видна также в тех случаях, когда речь идет об их отношениях с женщинами: «Он за растрату сел, а я — за Ксению. <…> Она кричала, блядь, сопротивлялася» («Зэка Васильев и Петров зэка», 1962) = «Говорят, арестован добрый парень за три слова <…> Говорю, что не поднял бы Мишка руку на ту суку» («Простите Мишку!», 1963); «Потом — приказ про нашего полковника, / Что он поймал двух очень крупных уголовников» — «Мишка Ларин как опаснейший преступник аттестован».

Другим примером позитивного двойничества может послужить черновой вариант песни «Каждому хочется малость погреться…» (1966). Сюжет ее посвящен прилету пришельцев на Землю в эпоху питекантропов. И питекантроп, встречающий пришельца, наделяется отнюдь не «первобытными» мыслями: «Он думал: “Справедливости еще на свете нет, / И медленно идет вперед наука. / Вот прилетел бы ты, брат, к нам через мильоны лет — / Я б научил тебя стрелять из лука» /1; 490/.

Мысль, заключенная в первой строке: «Справедливости еще на свете нет», — напрямую отражает авторскую позицию и встречается в ряде других произведений и даже в комментариях Высоцкого на концертах: «Как много все-таки в мире несправедливости'» («Дельфины и психи», 1968), «Справедливости в мире и на поле нет» («Песня про правого инсайда», 1968), «И, хотя справедливости в мире и нет…» («Не-состоявшийся роман», 1968), «…не всё так уж хорошо в этом мире. Верно? Не всё в порядке. Надо чего-то поменять, надо чего-то изменять. Много несправедливости*' И я вот хотел такими обрывочными фразами об этом рассказать»*². Отсюда видно, что несправедливость этого мира Высоцкий ощущал особенно остро: «Мишка Ларин как опаснейший преступник аттестован, / Ведь это ж правда несправедливость!» («Простите Мишку!», 1963), «А потом — перевязанному, / Несправедливо наказанному…» («Вот главный вход…», 1966), «Несправедливо, грустно мне, но вот…» («Москва — Одесса», 1967), «И расчет в авторской песне только на одно — на то, что вас беспокоят точно так же, как и меня, какие-то проблемы, судьбы человеческие, — короче говоря, что нас с вами беспокоят одни и те же мысли и так же точно вам рвут душу или скребут по нервам какие-то несправедливости, горе людское» [2667] ^[2668] . Поэтому лирический герой обращается к судье: «И надеюсь я на справедливое / И скорейшее ваше решение» («Вы учтите, я раньше был стоиком…», 1967).

2667

Московская область, г. Долгопрудный, МФТИ, 21.02.1980.

2668

Как в «Путешествии в прошлое» (1967): «А потом рвал рубаху и бил себя в грудь».

А мотив «медленно идет вперед наука» из песни «Каждому хочется малость погреться…» через год будет реализован в стихотворении «.Лекция: “Состояние современной науки”»: «Не отдавайте в физики детей, / Из них уже не вырастут Эйнштейны: / Сейчас сплошные кризисы идей — / Все физики на редкость безыдейны».

Высоцкому обидно за питекантропа: «Недавно все ученые обхаяли его: / Мол, питекантроп есть примат, не более того», — то есть фактически ему обидно за себя, поскольку в образе питекантропа лирический герой уже выступал в написанной годом ранее «Песне студентов-археологов», где студент Федя кричал: «…Что есть еще пока тропа, / Где встретишь питекантропа, — / Ив грудь себя при этом ударял»4 Еще через пару лет в образе питекантропа (первобытного человека) лирический герой предстанет в песне «Про любовь в каменном веке» (предыдущая глава). Отметим здесь еще одну перекличку между этими произведениями. Если Федя «стал бороться за семейный быт», то так же поступит и герой второй песни: «Не убрана пещера и очаг <.. > Соблюдай отношения / Первобытнообщинным!».