Энеида(илл. А. Базилевича)

[109]Что, дескать, я хочу оттяпать Головку лысую твою; Да пропади ты, старый лапоть! Не стану честь марать свою! А ты, Латин благолюбивый, Давно ли стал такой пугливый, Что царство для тебя — пустяк? Перед Энеем ползай раком, Пластайся перед сим трояком! Дождешься мира! Как не так! [110]Но если миру я — помеха, И в поле ждет меня Эней, И смерть моя для вас потеха, — Отвага есть в душе моей! Мечом по-прежнему владея, Не испугаюсь я злодея, Столкнемся мы лицом к лицу. Будь он Полканом иль Бовою, Я с ним померяюсь главою! Дам бой Энею-беглецу». [111]В конгрессе с Турном препирались, А чужестранцы в тот момент Брать город штурмом собирались. Эней привел их под Лаврент. Пропали рассужденья втуне, Латин пустил со страху слюни; «Вот вам и мир!» — съязвил рутул. Сробели старшина со знатью, А Турн явился перед ратью И даже глазом не моргнул. [112]Опять народ зашевелился. Шум, гам, смятенье, суета. Кто чертыхался, кто молился. Кто — в крик, а кто сомкнул уста. Опять война! Опять кручина! Заботы гнут в дугу Латина. Он кается от всей души — Зачем не стал Энею тестем? Теперь бы тихо-мирно есть им Коржи, потапцы да кныши! [113]Одев булатом грудь и спину, Троян закоренелый враг Подуськивал свою дружину Побить Энеевых бродяг. Сначала подскочил к Камилле, Как добрый жеребец к кобыле. Мессапа дьявольскую рать Царице дал он в подкрепленье И прочитал ей наставленье — Куда-де с войском напирать. [114]Сказал — и на гору-громаду Махнул до самых облаков. Устроить он хотел засаду — Фригийцам надавать пинков. Эней на вал повел ватагу И приказал: «Назад ни шагу!» — Пред строем обнажив свой меч. Идут! Идут, сомкнувшись тесно, Сразиться с недругами честно. Идут, костьми готовы лечь. [115]Троянцы налетели дружно, Наваливались на врагов И оттесняли их натужно До самых городских валов. Латынь, оправясь от удара, Атаки отбивала яро. За чуб таскал чин чина там, Как петуха петух — за гребень. Толкли один другого в щебень И молотили по зубам.

[116]Но вот Арунт убил Камиллу. Тогда латинцев обнял страх; Утратили задор и силу, Бежать пустились впопыхах. Их дула Троя в хвост и в гриву. Латинцы — быть бы только живу! — Назад чесали во всю прыть. Ворота башен замыкали, Своих в укрытье не пускали: Чужих боялись напустить. [117]Турн скорчил пакостную мину, Увидя, что произошло. Хоть плюнь, — скривил он образину И на людей косился зло. Едва не лопнул он с досады И вывел войско из засады. Покинул спешно гору, лес И только что сошел в долину, Как натолкнулся на дружину — Узрел Энеевых повес. [118]Мгновенно разгорелись страсти. Хотели Турн и пан Эней Друг друга разодрать на части. Был каждый лют, как Асмодей. Не обойтись бы тут без боя. По счастью, в воду с перепоя Пан Феб до времени залез, И под покровом темной ночи У всех слипаться стали очи. Любой уснул головорез.

[119]Несолоно хлебавши снова, Пан Турн остался в дураках, Латину буркнул он сурово, Зубами скрежеща в сердцах: «Скажи задрипанным троянцам, — Твоим проклятым голодранцам, — Пускай не пятятся назад! Иду с Энеем потягаться, В своих проступках оправдаться. Убить и околеть я рад! [120]К Плутону ль отошлю Энея? Ввалюсь ли в пекло невзначай? Мне жить, ей-богу, солонее! Врагу Лавинию отдай…» — «Эхма! —Латин тут отозвался. — С чего ты так разбушевался? А если рассержусь и я? Под старость лет брехать мне стыдно. Чтоб не было богам обидно, Скажу всю правду, не тая: [121]За земляком не быть Лависе! На это есть судьбы запрет. От олимпийских сил завися, За ослушанье жду я бед. Меня Амата уломала И так бока мне натолкала, Что я Энею отказал. Жить? Нет ли? Что ж, тебе виднее! Но было бы всего умнее, Когда б меня ты развязал [122]И позабыл мою Лависю. На свете мало ли невест? Ну взял бы Муньку или Присю, Из этих, из других ли мест… В Ивашках, Мыльцах, Пушкаривке,^{195} И в Будищах, и в Горбанивке Теперь девчат хоть пруд пруди! На этот счет у нас не скудно. Замужнюю украсть не трудно, — Ты только по душе найди!» [123]Тем временем явись Амата! В князька рутульского впилась, Лобзала в губы стратилата, Над ним рыдала и тряслась. «С Энеем не спеши сразиться! — Сквозь слезы молвила царица. — Коль треснешь — пропаду и я! Нас боги без тебя покинут, Латинцы и рутулы сгинут, А заодно и дочь моя». [124]Пан Турн, от гнева цепенея, Не хочет знать ни слез, ни слов, Гонца немедля шлет к Энею, Чтоб завтра биться был готов. Эней сгорал от нетерпенья. Он дожидался столкновенья, Чтоб Турну отхватить башку, И сам спешил гонца отправить — Условиться, как рать расставить; Был с паном Турном начеку. [125]К заре кишмя кишело всюду. Сметая всё перед собой, Тьма-тьмущая честного люду Ломила поглазеть на бой. Чтоб не теснить полки полками, Межевщики пришли с колками И стали площадь размерять. Свиней, овец, козлов заклали Жрецы, молясь, чтоб ниспослали Им олимпийцы благодать. [126]В доспехах праздничных, под стягом, Рядами стройными, как в бой, Шло войско молодецким шагом, И ратник пыжился любой. Две армии враждебных вскоре Расположились на просторе. Со всех сторон валил народ, Толкался, напирал, толпился; Всяк лез, пихался — торопился Узреть побоища исход.

[127]Юнона, как богиня, знала, Что Турну суждено пропасть, Но голову себе ломала, Нельзя ли отвратить напасть? Покликала сестрицу Турна, Русалку, что звалась Ютурна;^{196} Всё рассказав ей под шумок, Велела хитрости набраться Да не зевать, иначе братца Сотрут, как пить дать, в порошок. [128]Покуда эти две мудрили, Здесь двое снаряжались в бой. Свои за них богов молили: «Пускай в яичницу герой Собьет врага!» Но слух некстати Прошел среди рутульской рати, Что Турн-де может скиксовать. Он загодя смотрел уныло, Скривился так, что лучше было Сраженья впрямь не затевать. [129]А тут Ютурна для за травки В ряды втесалась, как на грех. Вертелась наподобье шавки И живо всполошила всех. Затем прикинулась Камертом,^{197} Твердила, подбоченясь фертом, Что стыдно Турна выдавать, Стоять при этом сложа руки, Себя же — обрекать на муки И шею под ярмо совать. [130]Раздался гул в рутульском войске. Негромко возроптала рать, А после гаркнули по-свойски, Чтоб замиренье разорвать. Ютурна фигли здесь творила, Скворцами кобчика травила, И заяц волка искусал. Толкуя всё к добру, лаврентцы Дивились чуду, как младенцы. К войне Толумний подстрекал.^{198} [131]Рутулов подбивая драться, Он первый выскочил вперед, Пальнул в Гилипенка, аркадца, И взбеленил аркадский род. И снова завязали сечу! Друг другу понеслись навстречу. Кто мчится на коне, кто пеш, Кричат и рубят, бьют, стреляют, Лежат, бегут и догоняют. Не поле битвы, а кулеш! [132]Эней правдивый был парняга, Ему претил такой разлад. А тут враждебная ватага Послать фригийцев хочет в ад! «Сбесились? — крикнул. — Что такое? Деремся я да Турн — всех двое. А мир ломать вы не вольны!» Внезапно стрелка зажужжала, Впилась в бедро и задрожала, — И кровь забрызгала штаны.

[133]Хромая, обливаясь кровью, К себе в шатер Эней побрел. Иул заботливо, с любовью, Энея под руку повел. А Турн взыграл и, полон чванства. На супротивное троянство, Коня пришпорив, налетел, Храбрится, яростью вскипает, Бьет, режет, рубит, насыпает Кругом холмы из вражьих тел. [134]Сначала Фила с Тамарисом Об землю головами — бух! Затем Хлорея с Себарисом Расплющил, как букашек двух; Дерету, Главку, Ферсилогу Поранил руки, шею, ногу; Врагов калечил вновь и вновь. Конем их растоптал без счету, И тот бродил, как по болоту, Месил копытом грязь и кровь. [135]Коробилась душа Энея, Пока троянцев Турн косил. Страдая пуще Прометея, От боли он лишился сил. Япид, цирюльник лазаретный, Всех порошков знаток приметный И не последний коновал, За пояс полы затыкает, По локоть руки обнажает И нос очками оседлал. [136]Увидел, приступивши к делу, Что в мякоти шпенек застрял; Прикладывал припарку к телу, И шилом в ране ковырял, И смазывал сапожным варом, Но все труды пропали даром. Япид бессилен… Вот печаль! Давай тисочками, клещами, Щипцами, крючьями, зубами Тащить предательскую сталь. [137]Щемило сердце у Венеры. Подол повыше подобрав, Она принять спешила меры — Сынку нарвать лечебных трав. Добыл проворный Купидончик Гарлемских капель ей флакончик, Живой воды принес ведро. Смешали, наскоро взболтали, Слегка над зельем пошептали, Энею полили бедро.

[138]Лекарство было чудотворным, Промыло рану, боль сняло И с копейцом стрелы упорным Япиду сладить помогло. Эней опять приободрился, В мамашин панцирь нарядился, Взял меч в окрепшую ладонь. Летит расправиться с врагами, В своих раздуть отваги пламя, Разжечь в них мужества огонь. [139]За ним — фригийцы-воеводы! А войско ходит ходуном, Как в мельничных колесах — воды, И всё ворочает вверх дном. Эней лежачих объезжает И беглецов не догоняет, Ища рутульского князька. Ломает голову Ютурна, Не знает, как спасти ей Турна От смертоносного клинка. [140]У девушек свои уловки. Сумей лишь за сердце задеть! Не растеряются плутовки И сатану поймают в сеть. Ютурна с облака спорхнула, Возницу братнина спихнула, На всем скаку за вожжи — хвать. Пан Турн гонял тогда в телеге: Надселся Белоглазый в беге, Пришлось в обозе отдыхать. [141]Конями ловко управляя, Ютурна вьется меж полков; Как от борзых лиса, виляя. Спасает брата от врагов. С ним где-то впереди маячит, Назад напропалую скачет, Но где Эней, там Турна нет! Троянцу это не по вкусу: Турн празднует бесстыдно трусу! Эней стремглав помчался вслед. [142]И, взора не спуская с Турна, Во все гужи за ним тянул, Но смухлевала вновь Ютурна, И враг заядлый улизнул. А тут еще Мессап с наскоку Метнул в Энея камнем сбоку. Эней, по счастью, не погиб. Он уберегся от изъяна, И только верх его султана Булыжник, пролетая, сшиб. [143]Такой предательской повадкой Анхизов сын был оскорблен. Зевесу помолясь украдкой, На всю громаду гаркнул он. Вперед полки внезапно двинул И с войском на врагов нахлынул. Ну шпиговать, крошить и сечь, Рубить рутулов и латинцев, Наездников и пехотинцев. Но как бы Турна подстеречь? [144]Я, братцы, не надеюсь даже Картину битвы набросать, Хотя и тщусь как можно глаже Стихи об этом написать. Такая уж моя планида, Что выйдет разве панихида — Простая роспись, без затей, Всем воинам, убитым в поле, Сложившим кости поневоле По прихоти своих князей. [145]Сей участи не избежали Цетаг, Танаис и Толон; Энеем сражены, лежали Невдалеке Опит, Сукрон; Троянцев Гилла и Амика Спихнула в пекло Турна пика… Да где ж их поименно знать! Ведь супостаты так смешались. Стеснились, что уже кусались, — Руками не могли махать.

[146]И фыркнула в башку Энею Его божественная мать, Чтоб он воскам сказал рацею, Велел им город штурмом брать, Пробить в Лаврент столичный дверцу, Задать Латину с Турном перцу, Рутульских проучить собак. Анхизов сын старшин скликает, На новый подвиг подстрекает; Взойдя на холм, кричит он так: [147]«Моим словам не удивляйтесь. Не я, Зевес их произнёс, С дружиной тотчас отправляйтесь Брать город, где паршивый пёс Латин-изменник жрет сивуху, Пока мы бьемся что есть духу. Рубите вдоль и поперек! Сожгите царскую палату, Спалите ратушу! Амату; Чтоб не царапалась, в мешок!» [148]Оружьем войско загремело, Как будто прокатился гром. Построилось и полетело К стенам Лаврента прямиком. Для штурма лестницы таскали И стрелы тучами пускали, Огни метали через тын; И, чтоб услышал неприятель, Кричал Эней: «Ваш царь предатель! Всех зол причина ваш Латин!» [149]А кто в столице оставался, Тому грозила впрямь беда. У всех рассудок взбунтовался, Бежать стремились но куда? Кто трясся, кто облился потом. Иные бросились к воротам В Лаврент открыть троянцам вход. Другие кинулись к Латину И призывали старичину, Чтоб лез на вал спасать народ. [150]Амата глянула в оконце, И бросило царицу в жар: От дыма, стрел затмилось солнце, Пылает в городе пожар; Не видя Турна, ужаснулась, И в жилах кровь у ней свернулась. Нашел на бедную туман. Ей Турн мерещился убитый: Из-за нее стыдом покрытый, Он стал посмешищем троян.

[151]Всё, всё ей сделалось постыло, И жизнь казалась немила. Себя кляла, Олимп костила, Одежды царские рвала. Амата, здравый смысл утратив, С ума, по всем приметам, спятив И волю дав своей хандре, Забормотала ахинею. Очкур накинула на шею, Повесилась на очкуре. [152]Конец Аматы басурманский Лависю будто огорчил. «Увы!» воскликнула по-пански И ну дрочиться что есть сил. Цветные платья рвет, швыряет, Убор печальный примеряет. Царевне черное под стать! Мгновенно галкой нарядилась И перед зеркальцем училась Умильно хлипать и моргать. [153]Об этом горестном уроне Узнали в городе, в полках. Латин, развалина, тихоня, Едва держался на ногах. Он по теченью плыть пустился И столь плачевно искривился, Что стал похожим на башмак. Весть про Аматину кончину Повергла всю латынь в кручину. Смутился даже Турн, смельчак. [154]Когда надумала царица На шее затянуть очкур. Пан Турн давай кричать, браниться, Остервенел, как злобный кнур; Руками машет с диким ревом, К войскам несется — грозным словом Прервать кровопролитный бой. Послушны Турнову приказу, Латинцы и рутулы сразу, Утихомирясь, стали в строй. [155]Эней обрадовался вести, Что Турн выходит биться с ним; Осклабясь, постоял на месте И помахал копьем своим. Прямой, как струнка, величавый, Бывалый, дошлый, тертый, бравый, — Ни дать ни взять — Нечёса-князь!^{199} Глазами все его сверлили, Враги — и те его хвалили, Свои ж любили, не боясь. [156]Тут вожаков свирепых пара Сошлись, вступить готовы в бой. Зубами заскрипели яро, Переглянувшись меж собой. Со свистом сабельки взлетели, Цок-цок! — лишь искры заблестели; Один другого хворостят. Пан Турн ударил, не робея, Сбил кирею с плеча Энея. Эней попятился назад. [157]Опомнившись, врагу с наскока Сто за сто отплатил Эней. Чужой клинок в мгновенье ока Он саблей разрубил своей. Как Турну быть? Собрав отвагу, Он думает — не дать ли тягу? Нельзя без сабли воевать. Давай бог ноги! Без оглядки Рутулец Турн во все лопатки Стал от Энея удирать.

[158]Бежит пан Турн, и причитает, И просит у своих меча. Никто беднягу не спасает От рук троянца-силача. Но, вмиг успев перерядиться, Явилась перед ним сестрица И в руку сунула палаш. И снова сабельки блистали, И снова панцири бряцали, И Турн приободрился наш. [159]Не в силах скрыть свою досаду Зевес бранить Юнону стал: «Не ждешь ли, чтоб тебя по заду Я молниями отхлестал? От вас, от баб сварливых, дрязги! Задать бы вам хорошей встряски! Давно известно всем богам: Эней Троянец будет с нами Кормиться теми ж пирогами, Какие печь велю я вам! [160]Где разум твой, скажи на милость? Бессмертного ты не убьешь. Зачем за Турна ты вступилась, Людскую кровь напрасно льешь? Его сестрицу на проказу Подбила: по чьему приказу Палаш Ютурна принесла? Оставь-ка ты в покое Трою! Уже троянскому герою Довольно сделала ты зла!» [161]Юнона тут угомонилась И Зевсу молвила: «Ей-ей, Глупа была я, провинилась! Прости, отец мой! Прав Эней. Пусть оседлает он рутула, Латина прочь спихнет со стула, Свой род здесь крепко утвердит. Но только пусть латинцев племя Блюдет и в будущее время Язык, названье, веру, вид».

[162]«Что ж, быть по-твоему отныне!» — Жене Юпитер отвечал. Плясала с радости богиня, А Зевс «метелицу» свистал. Всё на безменах он развесил И, чтоб никто не куролесил, Ютурну отослал на дно. Не смертных писана руками Та книга Зевсова с судьбами, В которой всё предрешено! [163]На Турна наступает грозно Эней с копьем наперевес. Врагу кричит: «Сдавайся, поздно! Теперь тебя не спрячет бес! Как ни вертись — хоть серым волком Оборотись ты тихомолком, Хоть зайчиком проворным стань, Хоть в небо лезь, ныряй хоть в воду, — На дне морском сыщу и с ходу Расплющу этакую дрянь!» [164]Эней надменными речами Нисколько Турна не смутил. Пожав широкими плечами, Он ус беспечно закрутил И молвил: «Нечего хвалиться, Покуда не в руках синица! Я вовсе не тебя боюсь. Но олимпийцы нами правят, Они теснят меня и давят. Лишь перед ними я смирюсь». [165]Сказавши, повернулся круто И камень в пять пудов берет. Но понатужился, как будто Рутулец Турн уже не тот. Не прежняя в нем удаль, сила Ему Юнона изменила, А без богов — какой размах? И камень изменил тяжелый! Не долетев, он рухнул долу, И Турна взял великий страх. [166]Эней в счастливую годину Копье покрепче раскачал И Турну, гадовому сыну, На память вечную послал. Как за цыпленком ястреб дикий, Гудя, свистя, несется пика И в левый бок рутульца — тык! Свалился Турн подобно жерди. От боли корчась, ждет он смерти, Клянет Олимп, как еретик. [167]Латинцы громко ужаснулись, Рутулы испустили клич, Троянцы едко усмехнулись, А боги пили магарыч. Пан Турн одолевает муки, К Энею простирает руки И слово слезное речет: «Не жизни я хочу подарка! Твоя, Анхизович, припарка За Стикс меня поволочет. [168]Есть у меня родитель милый. Он стар, беспомощен и хил; С тоски сойдет небось в могилу! Но мне уж этот свет постыл; Как казака, тебя прошу я, Мне милость окажи большую: Когда умру, сражен тобой, Отправь безжизненное тело Отцу, — сверши благое дело! — И выкуп можешь взять любой». [169]Эней совсем преобразился, Услышав горестную речь; Он чуть было не прослезился, И Турна миновал бы меч. Но вдруг патронницу Палланта По блеску золотого канта Наш витязь опознал на нем, Внезапным гневом пламенея; И затряслись уста Энея, И взор заполыхал огнем.

[170]Схватил он Турна за чуприну И вверх тормашками швырнул, Нажал коленом на детину И басом громовым рыкнул: «Ты нам, троянцам, в посрамленье Надел Палланта снаряженье И думаешь уйти живым? Но сам Паллант мечом Энея Спровадит в пекло лиходея. Ступай к чертям, дядьям своим!» [171]Эней, сказав такое слово, Свой меч вонзил рутулу в рот И трижды повернул сурово, Чтоб лишних избежать хлопот. Безропотно покинув тело, Душа рутула полетела К Плутону в пекло неспроста. Не будет никогда вольготно Тому, кто прожил беззаботно, Тому, чья совесть нечиста.