Enigma

И вот этот день настал. День премьеры «Зарождения».

Но ведро шоколадного мороженого понадобилось мне не потому, что я нервничаю из-за предстоящей премьеры. У моих нервных клеток есть другие причины обгореть до тла.

Утром я проснулась от слов:

– Просыпайся, Энигма, – слышу низкий, бархатистый голос и чувствую мягкое, но такое до дрожи уверенное прикосновение к шрамам на моей спине. Его пальцы такие горячие, обжигающие, в отличие от взглядов. Вздрагиваю, издав дикое шипение. – Сегодня твой день, девочка, – продолжает Карлайл, сидя на краю кровати. Как всегда, Мак в белой рубашке и брюках. Красивый. Пугающий. Потому что он так близко и кажется неравнодушным… но это иллюзия.

– Я тебе не «девочка», – огрызаюсь я, садясь на постели. – Не прикасайся ко мне. Так. И не к спине, – давно забытые шрамы вспыхивают болью, под влиянием побежавших по коже мурашек.

– Хотел поддержать тебя, – отстраненно и как-то загадочно улыбается Мак. – Ты это заслужила. Я наблюдал почти за каждой твоей тренировкой. Ты так выкладывалась.

– И где ты там установил камеру? – недовольно интересуюсь я, бросая на него взгляд исподлобья. И только сейчас замечаю букет из ветвей розовой и белой сакуры, что стоит на тумбочке возле кровати. Невероятной красоты бутоны всегда поднимают мне настроение.

– Я тебе не «девочка», – огрызаюсь я, садясь на постели. – Не прикасайся ко мне. Так. И не к спине, – давно забытые шрамы вспыхивают болью, под влиянием побежавших по коже мурашек.

– Хотел поддержать тебя, – отстраненно и как-то загадочно улыбается Мак. – Ты это заслужила. Я наблюдал почти за каждой твоей тренировкой. Ты так выкладывалась.

– И где ты там установил камеру? – недовольно интересуюсь я, бросая на него взгляд исподлобья. И только сейчас замечаю букет из ветвей розовой и белой сакуры, что стоит на тумбочке возле кровати. Невероятной красоты бутоны всегда поднимают мне настроение.

– У меня свои каналы. О которых ты даже не знаешь, – я хочу возразить, но Карлайл за одно мгновение похищает способность разговаривать, вторгаясь горячим языком между моих губ, отнимая все слова и само дыхание. И волнение… на его поцелуй я реагирую мгновенно и бесстыдно, ощущая жар и пульсацию между бедер, пока его язык дразнит мой, а надменная ласка сменяется жесткими укусами. Ощущения, как на «Американских горках». Медленный взлет и резкое падение. Мертвая петля… проклятье. Немедля упираюсь ладоням в грудь Карлайла, пытаясь оттолкнуть, но к моему облегчению, он отстраняется мгновенно, словно только что не пытался съесть меня. Но еще пять секунд назад…

– Мне это надоело, – не выдерживаю я, толкая эту груду мышц. – Ты ведешь себя странно. Зачем ты все это делаешь? И не надо меня больше целовать. В этом… столько личного.

– Больше, чем в том, чтобы послушно раздвинуть ноги в три часа ночи? – безапелляционно спрашивает Мак, и этой фразой подтверждает, что все, что между нами произошло – не плод моего воображения.

И снова браслет начинает издавать какие-то звуки, в такт моему ускоряющемуся от возмущения и ярости сердцебиению. Первое желание – расцарапать его скулы, нос, и эти демонические змеиные глаза, по которым вижу – он только этого и ждет.

Расплывшись в милой улыбке, в очередной раз, подавив свою обиду и гордость, шепчу:

– Не понимаю, о чем ты, – веду плечом, делая вид, что не понимаю, о каких трех часах ночи он говорит. Макколэй не выдает ответной реакции на мои слова, но напряжение между нами достигает такого накала, что я начинаю видеть искры перед глазами.

– Я буду присутствовать на премьере, и многие из моих друзей, партнеров. Придут Элитные и самые влиятельные семьи страны – на критику не обращай внимания, ты же понимаешь, что твое творчество сейчас никто не оценит. В наше время это считается «культурной программой» и данью уважения к самым пожилым Элитам. Эпси, как всегда, поможет тебе собраться. Энигма, ты никогда не занималась йогой? – вдруг спрашивает Мак, на что я скептически фыркаю в ответ. 9a53a3

– Нет. Это слишком медленно и муторно, я растяжку то с трудом терпела, ради того, чтобы развить гибкость. А что?

– Я говорил о том, что это – твой код, – комментирует мигающий индикатор на браслете Карлайл. – Но его так сложно прочитать, когда здесь, – Макколэй провел рукой над моим предплечьем на расстоянии сантиметров двадцати. – Столько грязи.

– Спасибо, что напомнил мне о моем происхождении.

– Дело не в происхождении, – ледяные нотки в тоне его голоса, заставляют меня прикусить язык. – Ты держишь внутри обиды, боль, и так много страха. Но самое разрушающее чувство, что живет в тебе и убивает каждый день… – я забываю, как дышать, потому что знаю, какое слово он произнесет. Я чувствую себя вспоротой наживую его взглядом, которым он «сканирует» весь мой внутренний мир, и это раздражает больше всего. Сердце заходится, а внутренний взор демонстрирует жуткие картинки из прошлого, доставая его на поверхность.

Не надо, туда нельзя. Элисон…

– Вина. Она закупоривает все семь энергетических центров в твоем теле. Запомни, Энигма, люди не живут долго с чувством вины и обиды. Их нужно безжалостно «отрезать». Избавляться. Но… – его взгляд становится лукавым и предостерегающим, словно хитрый, мать его, змей, что-то снова задумал. – Тебе будет больно.

– Ты пришел прочитать мне свою сектантскую лекцию? – начинаю беситься я, потому что понимаю, что он снова давит на самое больное, распарывает залатанные дыры в моей душе, ковыряясь в них своим хирургическим ножом.

– Я пришел открыть ее. Вишудха^[9], – это последнее, что я слышу, потому что как только он произносит невнятное слов, его запястье касается моего горла. Ощущаю едва заметное покалывание, и я вздрагиваю, мгновенно погружаясь в глубокий сон.

Глава 7

Движения – они как слова, а слова – словно любовь… Фильм «Загадочная история Бенджамина Баттона»

Самая большая тюрьма, в которой живут люди, – это боязнь того, что подумают другие. Дэвид Айк

Макколэй

18 апреля, 7 утра. Балкон

Я не курю. Этот дым в моих легких, и проникающий в поры яд, ни черта не успокаивает, а делает только хуже. Алкоголь, наркотики, никотин, электронные сигареты и даже виртуальное курение – все это негативно сказывается на активности головного мозга. Влияет на чип, усугубляя мою ситуацию, и может ускорить отторжение инородного тела.

И сейчас, после того, как дорвался до очередной «дозы» выброса в кровь возбуждающих нейротрансмиттеров ^[10] , через половый акт, мне вдруг стало плевать на его активность. После принятия таблеток я частенько ощущал подобную эйфорию в качестве побочного эффекта, как и после сексуального контакта с… объектом.

Слишком далеко все зашло.

А началось все с поездки в Вашингтон. Я сидел на конференции АНИСТ, когда капля крови из носа растеклась по белоснежному манжету любимой рубашки. Я сразу ощутил повышение внутричерепного давления. Замеры подтвердили мой самоанализ. Проклятый ультразвук в ушах разрывал барабанные перепонки, и исходил, казалось, из середины мозга. Чип внутри моего главного органа-процессора вел себя так, словно вот-вот взорвет мне его клетки.