Enigma
Шрифт:
– Ты просто сумасшедший, Карлайл, если я преследую какие-то выгоды сейчас, кроме личной. Она нужна мне. Я… – Джеймс поворачивается ко мне, и я, наконец, не просто смотрю на него, а вижу. Вижу чужого мне человека, который когда-то прижимал меня к себе, пока я сплю, и зарывался лицом в волосы, обдавая горячим дыханием… еще месяц назад он был для меня огромной главой в моей жизни, и я любила покрывать поцелуями эти ямочки на его щеках, дурачиться в душе, и бегать от него по квартире, перед тем, как запрыгнуть с руками и ногами, и заняться любовью. А сейчас… сейчас я не хочу его видеть. Как и Карлайла. Но я вынуждена здесь стоять и терпеть, как они делят то, что им никогда не принадлежало. Черт
Но то, что происходит дальше, становится для меня полнейшей неожиданностью.
Все так быстро. Я лишь успеваю вздрогнуть всем телом от страха, и заметить, как молниеносно проносится в воздухе кулак Макколэя. Схватив Грейсона за ворот рубашки, он заносит плотно сжатый кулак еще раз, и я слышу характерный звук треснувшей челюсти.
– Я предупреждал: не касаться, – я бледнею, не узнавая полный гнева и желчи голос Карлайла. Такой живой, вибрирующий яростью. Доводящий до дрожи своим низким тембром.
Прикрыв губы ладонями, я с ужасом наблюдаю за тем, как Джеймс лишь на секунду потеряв ориентацию, сконфузившись от боли, мгновенно приходит в себя, и отвечает Макколэю не мене мощным ударом по носу. И снова этот мерзкий хруст и звуки ударов, от которых леденеет кровь. Я не успеваю следить за тем, кто кого бьет, лишь с ужасом наблюдаю за тем, как капли крови растекаются на их белых рубашках.
– Хватит… пожалуйста, – закрываю глаза, не в силах больше наблюдать за этим равным боем. У Макколэя прекрасная реакция, словно он знает все действия соперника наперед. Но временами он промахивается, словно у него проблемы со зрением. Никогда не замечала у него таких проблем с координацией.
– У меня мало времени, Джек. Поэтому я вынужден сделать это, – наконец произносит Мак, сжав горло Грейсона одной рукой, слегка приподняв его над полом. Вместе с тем, он кивает Роберту, и, достав из внутреннего кармана своего пиджака пистолет, мой водитель выстреливает по Грейсону из энергетического оружия.
Что-то наподобие лазерного луча пронзает грудную клетку Грейсона, и, не успевая сообразить, что происходит, Джеймс теряет сознание, повиснув в руке Карлайла, как тряпичная кукла.
Я не так много знаю об энергетическом оружии. В зависимости от лучей оно может причинить различный вред: от легкого удара током, до мгновенной смерти.
– Прости, Кэндис. Я хотел преподнести свой подарок для тебя в более приятной атмосфере, – лениво произносит Карлайл, пока я борюсь с удушливым ужасом, шоком и порываюсь кинуться к безжизненно лежащему человеку и проверить пульс Джеймса. Немного успокаиваюсь, когда замечаю, как поднимается и опадает его грудь… но я все равно не уверена в том, что с ним все в порядке. И я не могу хладнокровно наблюдать за этой картиной, несмотря на то, что ему это чувство было не чуждо, когда я была беспомощной птицей, связанной Маком.
Он же человек. Вдруг он умирает? Никакая обида не может сделать меня черствой и бесчеловечной сукой. Действуя по инерции и так, как считаю нужным, я опускаюсь рядом с Джеймсом, набирая на Носителе номер неотложной помощи.
– Грейсон, очнись. Я не хочу быть виноватой в твоей смерти, – с надрывом шепчут мои губы, пока я всем телом ощущаю, как взгляд Макколэя, подобно лазерному лучу из энергетического оружия, выжигает метки на моей спине. Мне плевать, как он смотрит, я просто нахожу пульс Джеймса, и слегка хлопаю его по щекам, в надежде на то, что это приведет его в чувство.
Глава 8
Макколэй
Это
было не совсем честно – ударить по Джеймсу из энергетического оружия, но я знал, что его охрана прибудет с минуты на минуту. Удивительно, что он вообще остался один. Скорее всего, на премьеру Грейсоны пришли всей семьей, и Джеймс не хотел, чтобы кто-нибудь из приближенных к нему людей, видел, что он побежал вслед за «бесправной шлюхой» (какой Кэндис непременно считают все члены этой семьи).Конечно, среди Элитов были люди, которые терпимо относились к низшим кастам. Так же, как и во все времена, во многих культурах и странах. В Индии, где до сих пор существует каста «неприкасаемых», или в некоторых странах Азии, где господствует тоталитарный режим государственного строя. Элиты считают себя Богами Олимпа, несмотря на то, что прекрасно понимают, что они Боги до тех пор, пока слабы те, кто им поклоняется. Пока есть те, кого можно держать в постоянном страхе.
Но сейчас речь не о том, кто и какое место занимает на вершине социальной лестницы, а о том, что какой бы властью не обладал Джеймс, и какие бы события нас не связывали в прошлом, сейчас он ступил на мою территорию. А я… не люблю, когда кто-то проникает в мое пространство. Лезет в голову. Или лабораторию. Когда кто-то трогает мой объект без моего позволения, и смеет вмешиваться в сложные энергопсихические процессы между мной и Энигмой.
Здесь любая мелочь может сыграть роковую роль. Мне не нужно, чтобы в светлой голове прирученной мной девочки, цвели зерна сомнений. Ее внутренние метания, касающиеся меня и Джеймса, пагубно повлияют на всю работу.
От таких «помех» я безжалостно избавляюсь.
Ради своей Цели, я пойду по головам, и все же надеюсь, что мне не придется никого лишать жизни. Хотя о чем я? В миг, когда эта сучка сжала его руку, мне пришлось сжать зубы и кулаки, чтобы хоть как-то удержаться от выворачивающего и опаляющего изнутри желания переломать каждую кость в теле Грейсона. Раздробить. Раскрошить. Уничтожить помеху.
Чтоб больше духу его не было рядом с Кэндис.
Что это, бл*дь, за желание? Дикое, необузданное, неконтролируемое. Я сам был от себя в шоке, когда словил кайф, сломав ему челюсть.
Черт. Снова симптомы. Если бы я был в порядке, то не ощущал бы всего этого эмоционального дерьма.
Ревности, от которой кровь превращается в магму и кислоту. Пожирает изнутри, с таким остервенением, что, кажется, разъедает кожу и внутренние органы. Но это лишь иллюзия. Химия головного мозга. Такая необходимая, и такая отвратительная мне химия. Но после очередного небольшого эмоционального всплеска, и выброса адреналина, я стал гораздо собраннее, и зрение, что «барахлило» во время драки, восстановилось довольно быстро.
Хотя… не думаю, что испытанное мной было ревностью. Ревность – слишком романтично, и всегда признак неуверенности в себе. Скорее всего, лишь железное и несгибаемое чувство собственничества. Я живу по строго установленным самим собой программам и правилам. И одно из самых главных: не посягать на мои вещи, девочек, изобретения, продукты интеллектуальной деятельности и так далее.
Мои благие намерения обрадовать Кэндис своим «подарком» и провести с ней серьезный разговор по поводу испытания, через которое ей пришлось пройти, рассыпались в одночасье, как только она опустилась рядом с Джеймсом, тщательно осматривая «несчастного», который, конечно же, очнется примерно через пятнадцать минут. Единственный плюс во всем этом, что придет в себя Джеймс со сломанной челюстью.