Enigma

– Что это было? Этого не было в программе… – сердце пропускает удар, когда слышу первый возглас из зала.

– Кто это? Вы видели эти шрамы?..

– Неужели непонятно: бесправное отребье со своим убогим танцем, – произносит молодой и заносчивый голос.

– Это было отвратительно. Испортилось все впечатление от постановки. Мне стало плохо от этих мерзких звуков.

Тьма начинает рассеиваться, открывая собравшихся людей не в самом приглядном для меня свете. Хорошо, что я не видела этих осуждающих, полных пренебрежения и отвращения взглядов, когда танцевала. Я сажусь на пол, и, обняв колени руками, смотрю в одну точку, пока толпа Элитов бурно обсуждает мой танец и поливает меня и его грязью. Они возмущены всем: от моего «костюма Евы», в котором они увидели пошлость, до самой хореографии, в которой увидели «порно» и «БДСМ» контекст. Не знаю, было ли в моих движениях что-то неприличное извращенное, со стороны я себя не видела, и творила так, как просила душа… но они увидели то, что хотели увидеть.

Свое отражение?

Мне все это неважно, я просто хочу раствориться, исчезнуть прямо на сцене. Потому что, какой бы сильной я ни была, какой бы самодостаточной не притворялась, мне все равно больно принимать плевки и камни в свою сторону. Ледяные иглы впиваются в сердце, и я кусаю губы, пытаясь удержать истошный и надрывный крик, рвущийся из груди. Я хочу остаться одна…

Так больно мне не было даже, когда Мак связал меня в той жуткой комнате. Вот сейчас, он действительно вывернул все нутро наизнанку и позволил этому Элитному «стаду» табуном пройтись по моей душе.

Проходит немного времени, и Элиты переключаются с обсуждения постановки и моего танца на свои темы, и покидают зал.

Мне хочется потерять сознание прямо здесь, чтобы не чувствовать, не слышать, не видеть… поборов онемение в теле, я встаю, и на дрожащих ногах, бегу за кулисы, не замечая ничего и никого вокруг. Пока не врезаюсь в чью-то сильную грудь, едва не разбив себе нос. Мужчина хватает меня за предплечья, пока я, зажмурив веки, начинаю вырываться и кричать.

– Отпусти меня. Ублюдок. В тебе нет ни капли человечности… – срываясь, всхлипываю я, глотая соленые и горячие слезы, из-за которых не вижу ничего вокруг, даже когда открываю глаза.

– Кэн, это я… тише, детка. Успокойся. Все хорошо, – знакомый, но немного забытый голос, от которого сжимается солнечное сплетение. Сердце пропускает удар, а потом начинает с удвоенной силой колотить по ребрам. Джеймс. Это он. Что происходит?

– Убери от меня свои руки, – шиплю я, пытаясь избавиться от прикосновений мужчины.

Я никогда его не прощу.

Даже если падет передо мной на колени и подстелет небо под ноги. Он хуже Карлайла, хотя бы потому, что Макколэй никогда не строил из себя влюбленного в меня «принца». Но с Джеймсом… мы были вместе. И пусть я тоже не была с ним достаточно искренна, он все равно останется главным разочарованием в моей жизни.

– Отпусти, я сказала.

– Я хочу поговорить, Кэн… – сквозь пелену слез, замечаю обеспокоенный взгляд голубых глаз. Совсем не похожий на тот, что я видела в последний раз. Долго тренировался, интересно?

– Я же грязь, Грейсон. Для тебя и твоей чокнутой элитарной семьи. Убирайся… никого не хочу видеть. Никого, – я знаю, что сейчас недалеко ушла от типичной истерички, но в такие моменты, трудно сохранять спокойствие и «держать лицо».

– Нам нужно поговорить, детка, – Грейсон пытается меня обнять и прижать к себе, и все внутри меня кипит от возмущения и отвращения.

– А я не хочу, – и наконец, я освобождаюсь из плена его рук. Точнее меня освобождают. Тяжело дыша, и, распахнув веки, я наблюдаю за тем, как Карлайл держит за локоть Джеймса, но смотрит мне прямо в глаза. – Поздно, Джек. Эта девочка не прощает ошибки, – одним из своих без эмоциональных и механических голосов произносит Макколэй. И чуть более интимно добавляет: – Только мне, – заканчивает он, отпуская Джеймса.

Ага, размечтался.

Несколько секунд уходят у меня на изучение двоих «друзей», стоящих бок о бок. Они такие разные. Губы Джеймса сжимаются в тонкую линию, и все эмоции читаются на его лице: и сдерживаемый гнев, и раздражение, и типично снисходительный взгляд, присущий всем Грейсонам…

Макколэй же, как всегда: человек – скала. А так он ведет себя только тогда, когда точно уверен в том, что ситуация под его четким контролем. То есть в 99, 9 процентов случаев.

– Мак, что с тобой произошло? Зачем ты устроил этот спектакль? – скрестив руки на груди, Джеймс поворачивается к Макколэю, бросая на него испепеляющий исподлобья взгляд. Я не намерена наблюдать этот эпичный «бой титанов», можно мне уйти?

Но предостерегающий взгляд наблюдающего в стороне Роберта кричит мне о том, что бежать мне некуда.

– Зачем тебе понадобилась Кэндис? Объяснишь?

– Тебе стоило спросить об этом месяц назад. Ты опоздал. К слову, я просто забочусь о ней. Она еще не достигла совершеннолетия. Кэндис живет у меня, и получает все, что ты не смог ей дать: заботу, безопасность, опору. Поэтому, свободен, – ультимативно заявляет Мак, слегка приподнимая одну бровь.

Я начинаю задыхаться от переизбытка эмоций и слов, которые не смею произнести. Не хватало еще того, чтобы он снова заткнул меня дозой снотворного или еще чем похуже…

– Ты забываешься, Карлайл, – Грейсон поправляет галстук, в его голосе звенит неприкрытая угроза. – Я намерен прекратить твои издевательства над девушкой.

– Да что ты. Тебя вдруг стали волновать Бесправные девочки? Помнится, еще совсем недавно, ты распрощался с одной, как только узнал о «чистоте ее крови». И кстати, недолго страдал. Как поживает Бьянка?

– Нормально. Лучше, чем Эрика, – Грейсон мгновенно мрачнеет, и я вижу, как напрягаются мышцы его рук, словно ему не терпится врезать Карлайлу. Но особам настолько Элитных семей не пристало размахивать кулаками.

– Надеюсь, наш разговор закончен, Джеймс. Еще раз коснешься Кэндис – и все «успехи» достигнутые тобой, через мой клуб, обнулятся. Вот так, – Карлайл щелкает пальцами, и, судя по взгляду Джеймса, ему действительно есть что терять.

– Не забывай о том, что у меня тоже есть чем надавить на тебя, Мак. Ты этого хочешь? Думаешь, никто не знает твой секрет? Кто знает, может, ты сам скоро станешь лабораторной крысой… есть повод, не так ли? – от подобного заявления у меня дыхание схватывает. Что еще за секрет? О чем они? Ох, Бог мой. Еще пять минут в их обществе и от моих нервных клеток ничего не останется.

Но Карлайл не выходит из себя, даже когда слышит в свою сторону «крыса», бросая короткое:

– Не понимаю о чем ты, – он молча закатывает рукава белоснежной рубашки. Это конечно не эмоция, но уже действие, которое ее скрывает…

– Не опускайся до бессмысленных угроз, Джеймс. Где твое самообладание, в конце концов? Будущему Премьер-Министру не стоит так эмоционально реагировать на всякие мелочи. К тому же, я сильно сомневаюсь в искренности твоих намерений в отношении Кэндис. А вот зачем она тебе нужна, другой вопрос. И я его выясню.