Эпикриз с переводом
Шрифт:
— Его нет во дворце, отпросился, — ответил женский голосок. — За ним послали, но сколько он будет добираться…
Повисла пауза. А я замерла на месте в ожидании. И вдруг будущий суреш злобно крикнул:
— Я приказываю тебе — открой дверь!
Тут же замок повернулся, дверь широко распахнулась, и в комнату вбежали сразу несколько пант. Самая первая держала на руках маленького мальчика, на вид трёх человеческих лет. За самками в помещение зашли Лакхан и Экс. Последний запер дверь на ключ, а сын суреша подошёл ко мне и просяще произнес:
— Помогите, Аллаита!
— Помогите!
— Беда!
— Спасите!
— Чаарити
— Так, без паники! — повысила я голос. — Что случилось?
— Все было хорошо, но вдруг Леван проснулся среди ночи и кашляет не переставая, — сказала панта с ребенком на руках, а я подошла ближе и присмотрелась к ребенку. Лицо красное, испуганное. Коснулась рукой его лба — температура нормальная. Но ребенок, действительно, словно задыхался. Кашлял без остановки. Звук его дыхания был похож на петушиный крик на вдохе и лай на выдохе.
Уже поставив диагноз, я выхватила ребенка из рук самки под изумлённый "ох" всех остальных. Панты попытались приблизиться ко мне, но я резво шагнула с мальчиком к кровати и крикнула Эксу:
— Открой ванную!
— Но…
— Открой, тебе говорят!
Эксанкар подбежал к двери ванной комнаты, открыл ее и зашёл. Я тоже зашла и, вслед за мной бросились возмущающиеся самки.
— Оставайтесь здесь, — сказала я им, закрывая дверь, а потом обратилась к Эксу: — Включи горячую воду.
Пант меня послушал и открутил вентиль горячей воды. Она хлынула в ванну потоком, одновременно наполняя помещение паром. Вот он нам как раз и нужен. Я подошла к краю ванны и присела.
Ребенок испуганно смотрел на меня, продолжая кашлять и старательно пытаясь вырваться из моих объятий. Понятное дело — он боялся меня и был сильно напуган тем, что с ним происходит. Я улыбнулась очаровательному малышу и, чтобы успокоить его, обняла, слегка раскачиваясь, наклоняя маленького панта к пару. А потом тихо запела:
— Стоит на кухне недопитый горячий шоколад,
А он уже себе сопит, мой маленький солдат.
Ему приснятся как всегда далекие миры,
Планеты, пальмы, города, воздушные шары.
Ночная фея прилетит как бабочка на свет,
И дверь тихонько отворит в мир сказок и конфет,
Возьмет с собой на карнавал таинственный султан,
И встать позволит за штурвал суровый капитан… — не знаю, почему я вспомнила именно эту песню, да и пела я ее на своем языке. Голос у меня так себе, но вот слух есть. Если верить моей учительнице по музыке в школе. Но мальчику нравилось, он уже не вырывался, слушал внимательно, при этом успокаиваясь, даже пытаясь улыбаться.
Кашель становился реже, а ручки мальчика уже вовсю обнимали меня за шею. Я закончила петь песню, и ребенок попросил:
— Ещё…
И я спела ещё одну песню.
Потом ещё одну.
Мне было жарко, платье липло к вспотевшему телу, над губой испарина, петь трудно от уже густого пара. Но я старалась… И вскоре ребенок задышал нормально, без посторонних звуков.
— Как вы это сделали? — подал голос Экс, который все
это время находился вместе с нами в ванной. — Вы напели ему какое-то заклинание?— Нет. Это просто песни из моего мира, — ответила я. — Ребенку надо было подышать паром и успокоиться. Это обычный круп, ничего страшного. У маленьких детей не совершенные органы дыхания.
Эксанкар непонимающе нахмурился, услышав непонятные ему слова. Но у меня не было ни сил, ни желания что-то ему пояснять. Я молча встала и направилась к выходу.
Как только я вошла в комнату, меня окружили панты. Они смотрели то на ребенка, то на меня с сомнением, но, не услышав кашля, радостно выдохнули и переглянулись, тихо перешептываясь.
Я отдала уже дремлющего ребенка одной из пант. И буквально через минуту все самки покинули мою комнату.
— Вы всё-таки волшебница, — с довольной улыбкой сказал Лакхан и вдруг обнял меня, прижимаясь к животу. — Шанкар!
Объяснять, что тут нет никакого волшебства, я не стала. Проводила Лакхана взглядом до двери и тяжело вздохнула. Экс, наблюдавший за нами, почему-то усмехнулся.
— Я не знаю, как вы это делаете, но обязательно узнаю, — заявил он.
— Что делаю?
— Располагаете к себе. Джите понравились, шер Лакхан от вас без ума. Про суреша я вообще молчу… — пант опять усмехнулся. — Но, запомните, я вижу вас насквозь.
Я фыркнула:
— И что ты видишь?
— Вы не волшебница, вы грязная ману и ведьма, — со злостью бросил он. Но меня этим совсем не обидел. Не может обидеть тот, кто вызывает жалость и кто сам по жизни обижен. Хотя в этом и не виноват.
— Тогда тебе стоит меня бояться, — с усмешкой сказала я. — Вдруг и тебя расположу.
Морду бесполого панта перекосило от ещё большей злобы. Но выплескивать ее Экс не стал. Отвернулся и шагнул к двери.
— Эксанкар, — по слогам позвала я, он обернулся. — Зря ты так. Ревность — плохой советчик.
Пант провел прожигающим взглядом по моему лицу, но, ничего не ответив, вышел, не забыв запереть меня на ключ.
А я дошла до кровати, легла на постель. Зарылась под одеяло и вскоре уснула.
Спала без сновидений, но беспокойно. Тревога накатывала, в груди стоял комок страха. "Безысходность, безысходность. Будущего нет, а прошлое сотрётся", — кричало подсознание.
Но сознание вмешивалось в подсознание и шептало ему в ответ: спи, не просыпайся… Проснувшись, лучше не будет… Вокруг золотая пантерианская клетка, в которой насильно заперли ведьму-медика.
Я вспомнила про Кишана, и воспоминания о нем затмили тревогу. Копна темных волосы, черные пронзительные глаза, нежные руки и трепетные губы… Мне было хорошо с ним… Было… А будет?
Будет что-то между нами ещё?
— Доброе утро, — влез в мои воспоминания посторонний мужской голос.
Я открыла глаза.
На моей постели сидел шер Хиран, по-хозяйский положив свою руку мне на бедро. Нитья волнительно заныла, будто бы напоминая моему телу, что его касается не тот пант. Нелюбимый. Противный. И я резко перевернулась, а потом села на постели, подтянув ноги к животу. Суреш усмехнулся, покрутил пальцами свои усы.