Эпоха Брежнева: советский ответ на вызовы времени, 1964-1982

Повторялись разного рода указания в постановлении ЦК КПСС «Об очередных задачах по дальнейшему улучшению идейно-воспитательной и организационно-партийной работы в современных условиях», принятом в октябре 1981 г. Реализация этой работы была вновь раскритикована за «недостаточную связь с жизнью, с актуальными проблемами, волнующими людей, проявления формализма и словесной трескотни». Была поставлена задача «добиваться глубины, реалистичности и взвешенности партийной пропаганды», «активнее разоблачать идеологические диверсии империализма» [1043] .

1043

Об идеологической работе КПСС. С. 352, 354–356.

Однако улучшить пропаганду так и не удалось. Мало того, советские идеологи даже не выработали единого подхода к ее концепции, что выяснилось во время обсуждения учебного пособия «Основы политической пропаганды» в 1980 г., когда сотрудник Отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС Н.Б. Биккенин выявил, что, в то время как «одни товарищи считают, что в пропаганде надо делать упор на рациональность, рационалистические аспекты», «другие товарищи… подчеркивают, что в пропаганде должен быть высокий эмоциональный накал» [1044] .

1044

РГАНИ. Ф. 104. Оп. 1. Д. 60. Л. 1–2.

Реакция властей на недостатки системы «политического образования» также была пустословной и, в основном, ограничивалась принятием разного рода постановлений и указаний [1045] , исполнение которых «повисало в воздухе». В этой системе продолжали царить формализм и начетничество. Несмотря на призывы с мест предотвратить «непомерное расширение сети партийного просвещения» [1046] , она, наоборот, еще больше расширилась — численность ее слушателей за время правления Л.И. Брежнева выросла почти в три раза. При этом их интерес к «политучебе» все более утрачивался [1047] .

1045

См., напр.: Об идеологической работе КПСС. С. 350; Партийная жизнь Казахстана. 1979. № 5. С. 43.

1046

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 34. Д. 118. Л. 11.

1047

Ильина И.В. Указ. соч. С. 259–260.

В 1978 г. ЦК КПСС издал постановления о мерах по совершенствованию подготовки партийных и советских кадров в высших партийных учебных заведениях, республиканских и межобластных высших партийных школах. В мае 1981 г. вышло постановление «О дальнейшем совершенствовании партийной учебы в свете решений XXVI съезда КПСС», в котором было указано, что «не до конца изжиты проявления формализма и начетничества», «на занятиях нередко отсутствуют живой обмен мнениями, творческие дискуссии», идет «механическое повторение известных положений» (в этом не было ничего удивительного, принимая во внимание низкий уровень образования значительной части слушателей). Кроме того, выяснилось, что 119 тыс. работавших в этой системе пропагандистов не имели высшего образования [1048] .

1048

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 84. Д. 89. Л. 3; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях… Т. 13. С. 235–237, 259–261; Об идеологической работе КПСС. С. 346.

Показательны критические выводы о системе «политического образования», сделанные «по горячим следам», в период перестройки. И.В. Ильина писала, что «жизнь выдвигала все новые проблемы, однако… политучеба продолжала топтаться на месте», и «нигде не было столько формализма, сколько» в этой системе. Как отмечали Ю.А. Левада, Т.А. Ноткина и В.Л. Шейнис, «главное, чем были озабочены идеологи и пропагандисты, — это подтвердить пошатнувшееся было представление о единственно правильном пути и благотворном характере его результатов… Эти слова произносились тем громче, чем меньше вкладывалось в них смысла» [1049] .

1049

Механизм торможения… С. 258–260; Погружение в трясину… С. 27–28.

Одновременно нарастал поток «альтернативной» информации, направленной на граждан СССР. Советские идеологи осознавали эту проблему, называя ее «информационным взрывом». Г.Л. Смирнов еще в 1969 г. в своей статье «Некоторые актуальные вопросы идейно-политического воспитания» писал о об этом «взрыве» так: «Современная техника делает возможным сообщать всему миру практически обо всех более или менее существенных событиях, фактах, явлениях, научных открытиях и т. п. Это гигантски увеличивает объем информации, находящейся в руках общества». Он отмечал, что в связи с этим нарастает «проблема отбора информации, определения критериев ее полезности». Интерес к «информационному взрыву» выражали и граждане страны [1050] . Однако власти справиться с этим «взрывом» не смогли.

1050

РГАНИ. Ф. 104. Он. 1. Д. 35. Л. 20; ЦГАМ. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2463. Л. 119–120.

Зарубежная пропаганда по-прежнему оказывала на советских людей сильное воздействие. В 1971 г. Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС сообщал, что к тому времени, когда начинает поступать информация о том или ином событии от властей СССР, «часть населения уже имеет сложившееся мнение, которое не просто изменить» — и мнение это было сформировано зарубежными СМИ. В том же году Л.И. Брежнев возмущался действенностью «альтернативной» информации (если «каждый день тебе будут шептать, в конце концов поверишь»). В постановлении ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы», принятом в апреле 1979 г., было объявлено, что «империалистическая пропаганда непрерывно ведет яростное наступление на умы советских людей». Участники обсуждения учебного пособия «Основы политической пропаганды», организованного в Отделе пропаганды и агитации ЦК партии в 1980 г., отмечали, что политическая «сфера является сегодня одной из самых доходчивых, одной из самых восприимчивых, и… голоса, направленные на нас, в значительно меньшей мере занимаются проблемами теоретическими, нежели проблемами ежедневного политического… подстрекательства и всякого рода политического безобразия» [1051] , т. е. именно предоставлением актуальной информации, что и было нужно людям.

1051

РГАНИ. Ф. 5. Оп. 63. Д. 88. Л. 124; Там же. Ф. 104. Оп. 1. Д. 41. Л. 8; Там же. Д. 60. Л. 31; Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях… Т. 13. С. 336.

Попутно с сохранением проблем в системе пропаганды и «политического образования» все более эфемерным становился контакт между властью и народом. Функции средств массовой информации как канала выражения общественного мнения, вопреки изначальным намерениям руководства СССР, были ослаблены [1052] . В 1970-х гг., по сравнению с серединой предыдущего десятилетия, снизилось количество писем, поступавших от граждан в органы власти и СМИ, в которых содержалась постановка общественно значимых проблем [1053] .

1052

Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). С. 749.

1053

Щеглов Ю.Н. Указ. соч. С. 23.

Приметой времени и второй натурой поколения 1970— 1980-х гг. была «самоцензура» [1054] (чего и добивались власти) — многие люди «автоматически» понимали, что «можно» и что «нельзя» писать или говорить. В стране распространялось «политическое двуязычие» — симуляция предписанного образа мысли с помощью клише и стереотипов «официального политического кода» [1055] (оно же было и проявлением «псевдолояльности»), либо царило молчание — советские социологи во время проведения опросов слышали такие высказывания: «За правду карают, поэтому говорить ничего не буду» [1056] . (Власти же уверяли, что это не так. В марте 1977 г. в письме в адрес ЦК Французской компартии руководство КПСС заявило, что критика в СССР «повсюду… осуществляется свободно, на всех уровнях. И партия это всемерно поддерживает и поощряет… Каждое из таких критических выступлений… обязательно рассматривается, по нему принимаются меры», и таким образом идет учет общественного мнения. В начале 1980-х гг. советский идеолог Р.А. Сафаров объявил, что критический характер общественного мнения присущ «зрелой политической культуре народа» [1057] , каковая, по его мнению, имелась в наличии в СССР.)

1054

Горяева Т.М. Политическая цензура в СССР. 1917–1991 гг. М., 2009. С. 347–348.

1055

Заславский В. Указ. соч. С. 83.

1056

Грушин Б.А. Четыре жизни России… Жизнь 2-я. Эпоха Брежнева (часть 2-я). М., 2006. С. 461.

1057

РГАНИ. Ф. 89. Оп. 25. Д. 47. Л. 12; Сафаров Р.А. Общественное мнение в политической системе развитого социализма. С. 162.

Власть не смогла или не захотела воплотить на практике заявленную «открытость» к критике. Наоборот, происходило либо ее заглушение, либо она подменялась «обязательным», «аккуратным» указанием на «отдельные недостатки», в рамках чего реальные процессы в обществе примитивизировались [1058] . Еще в 1969 г. В.И. Степаков отмечал, что «в некоторых газетах хватает храбрости остро покритиковать буфетчицу, продавца, управдома, парикмахера, а если приходится затронуть кого-нибудь повыше, то критика становится весьма и весьма обтекаемой». Однако не только СМИ боялись публиковать критику — сама власть проявляла острое ее неприятие. В феврале 1975 г. первый секретарь Бауманского райкома КПСС В.Н. Макеев отнес «критиканство» к явлениям, несущим «социальный вред и разлагающее влияние» [1059] .

1058

Щеглов Ю.Н. Указ. соч. С. 19.

1059

ЦГАМ. Ф. П-4. Оп. 158. Д. 44. Л. 54; Там же. Ф. П-63. Оп. 1. Д. 2500. Л. 15.

Общественное мнение, особенно критическое, в СССР по-прежнему не играло практически никакой политической роли. Его изучение, поставленное под контроль государства, изначально имело манипулятивную направленность. Б.А. Грушин отмечал «неприкрытую незаинтересованность органов управления в производстве объективного социального знания» и их «более чем настороженное отношение к любой мало-мальски серьезной информации». По этой причине и была задавлена «неподконтрольная» деятельность ученых-социологов: «Разоблачавшая многочисленные мифы о коренных преимуществах социалистического общества и, сверх того… постоянно ставившая власть перед необходимостью совершения каких-то действий, принятия каких-то решений, такая социология была одновременно и опасна, и неудобна» [1060] .

1060

Грушин Б. Институт общественного мнения «Комсомольской правды» // Мониторинг общественного мнения. 2003. № 1. С. 73.