Эпоха тумана

Крики людей, огонь и стрельба.

Запах крови и пороха.

Боль и обреченность.

Победа и поражение.

Словно по щелчку пальцев Закари снова может нормально видеть и слышать. Поднимается и продолжает движение сквозь горящие обломки стены.

Не проходит и минуты, как его люди, словно выходя из самого пекла горящего ада, просачиваются на территорию тюрьмы. Закари находит взглядом Нео, тот не останавливаясь раздает приказы и отстреливается, Закари же продолжает движение к синему фонарю.

Гарсия спускается по лестнице, его оглушил взрыв, которого он никак не мог ожидать. Вся пятерка, что была с ним мертва. Гарсия единственный счастливчик, оставшийся в живых. Когда он ступает на землю, его тут же клонит к ней.

– Гарсия, – голос Закари разносится из тумана, словно нечто потустороннее.

Заключенный оборачивается, опускает руку к кобуре, но пистолета нет. Закари появляется из тумана и прислоняет измазанное в крови лезвие к шее Гарсия.

– Это ни к чему…

– Никто, – медленно произносит Закари и подступает на шаг, – никто не смеет угрожать моему дому.

– Я…

Никто так и не узнает, что же хотел сказать Гарсия в последнюю секунду своей жизни. Легкий взмах руки, еле слышимый свист лезвия, и голова покинула тело, откатившись в сторону. Глаза ещё моргнули пару раз, но это были просто рефлексы мозга, который не хотел умирать.

Глава восемнадцатая

Закари набирает пароль, и бронированные пласты медленно поднимаются. После ожидаемой кончины Гарсия прошло несколько часов, юнцы продолжают прочесывать периметр и зачищать его от крыс, которые разбежались, стоило им потерять связь с главным. Прежде чем отправиться к церкви, Келлер отдал приказ – пленных не брать.

Заку же нужна помощь медика. Проклятая пуля, которую он даже не заметил, медленно, но верно двигается к самому сердцу. Келлер чувствует её приближение с каждым вдохом.

Отдав нужные указания Нео, он отправился домой. Солнце уже поднялось, перечеркивая все ужасы прошлой ночи. За время, которое Закари провёл вдали от дома, он сделал определенные выводы. Их оказалось настолько много, что он словно начал смотреть на жизнь и на управление базами совершенно иначе. Обо всём этом он будет думать позже. Возможно, завтра.

Когда Закари входит в холл, его тут же встречает тяжелый взгляд Рэнли, сидящего на кресле-каталке. Келлеру больно видеть друга в таком состоянии, но он хотя бы жив, чего нельзя сказать о телах, валяющихся под солнцем. Алекс стоит возле Рэнли и что-то говорит ему, оборачивается и, увидев Зака, бросается в его сторону. Алекс врезается в Зака, от боли он практически оседает, но приказывает себе держаться на ногах до последнего. Закари обнимает Алекс одной рукой и краем глаза замечает, как Зейн спускается с лестницы. Их взгляд практически идентичных глаз пересекается. Зейн кивает брату, и получает утвердительный кивок в ответ.

Закари сильнее прижимает к себе Алекс, она хватается за его одежду, словно он может испариться в любое мгновение. Её не заботит, что Зак измазан в крови, главное, он вернулся. Алекс никому не признается, но пока Закари не было, она неустанно молилась и обещала Господу всё что угодно, лишь бы Зак вернулся к ней. Когда Господь не отзывался, она обращалась к самому дьяволу, предлагала душу, лишь бы тот вернул ей Зака. И вот теперь стоя и обнимая Келлера, Алекс не знает, кто именно помог им.

– Зак! – вскрикивает Ребекка, спускающаяся по ступеням следом за младшим братом.

Она бежит и врезается в Зака, как только Алекс делает шаг назад. Пуля продвигается к сердцу ещё на один миллиметр.

Закари морщится.

– Всё конечно, – говорит он Ребекке.

Отстранившись, она спрашивает:

– Ты ранен?

Закари весь в крови, тут даже не разобрать его она или нет. Он глубоко вздыхает и спрашивает:

– Где Лейзенберг?

У Зака не то настроение, чтобы выслушивать переживания сестры и Алекс, которая стоит возле него, нахмурив брови. На её лице несколько царапин, а волосы острижены практически под мальчишку. Вид уставший.

– У себя, – говорит Алекс. – Он практически не выходит из палаты.

Зак кивает.

А Алекс вспоминает, как ходила к Лейзенбергу и расспрашивала его о Рэнли, тот уходил от прямых ответов, а в итоге и вовсе заявил, что всё уже предрешено. Алекс думала над его словами, пока принимала прохладный душ в одной из палат, эти мысли не отпускали её, когда она поднялась в здание церкви, и сейчас они не дают ей покоя.

– Герда и Клео? – спрашивает Закари у Рэнли.

Друг Зака никак не меняется в лице, словно любые эмоции покинули его и никогда не вернутся. Он максимально отстранен.

– С ними всё в порядке, они в комнате Зейна. Клео немного покапризничала и недавно уснула. Хочешь увидеть их?

– Не сейчас, – отрицательно качая головой, произносит Закари. – Сначала приведу себя в порядок. Не могу появиться в таком виде перед Клео.

Несмотря на то, что главное желание Зака увидеть дочь, он тормозит порыв.

Закари скидывает с плеча автомат и кивает Рэнли.

– Ты ждал меня для разговора.

Рэнли кивает, и Ребекка тут же начинает тихо плакать. На помещение моментально опускается вуаль печали. Былая радость от появления Зака улетучивается, словно её тут никогда и не было.

– Переубеди его, – просит Ребекка брата и хватает его за руку.

Зак не спускает взгляда с Рэнли и говорит:

– Через пару часов приду к тебе в палату.

– Буду ждать, – говорит Рэнли, и Ребекка начинает плакать ещё громче.

Больше никто ничего не говорит. Закари поворачивается к Алекс.

– Идем со мной.

Он протягивает её руку, Алекс моментально вкладывает свою маленькую ладонь в его и сжимает в ответ.

Они направляются в сторону лифта, а Зейн пытается успокоить Ребекку, которая осталась не услышана. Рэнли вообще делает вид, что её тут нет. Сидя в инвалидном кресле, он протяжно выдыхает.

Время пришло.

Когда лифт возвращается, Рэнли едет туда и спускается на нужный этаж, крутит колесами, а на его глазах выступают слезы. Слезы ненависти и злости на себя и проклятую судьбу. Он никогда не думал, что доживет до глубокой старости, но и не предполагал, что станет инвалидом.

Пока все воевали за пределами церкви, Рэнли вёл бой со своей былой тенью… и проиграл.

Пока Рэнли добирается до своей палаты, он дважды яростно утирает предательские слезы. Он ничего не может сделать со своими эмоциями, которые после пробуждения стали сильнее и яростнее. Рэнли чувствует себя трижды беспомощным и ненужным. Всем. Самому себе.