Эпоха тумана

Проведя операцию, Лейзенберг выходит из палаты и отправляется прочь по коридору, он что-то причитает в своей обычной манере.

Закари уже в сознании, садится на кушетке и морщится. Не от боли, от усталости. Его силы на исходе. А ещё очень много дел. Нужно связаться с островом. Получить отчёт о потерях и поговорить с Рэнли. Келлер знает, что друг ему скажет. Если бы у него не было Клео, он сам бы подумал об этом на месте друга.

В дверь тихо стучат, и тут же на пороге появляется Алекс, она нежно улыбается Заку и спрашивает:

– Как ты?

– Все хорошо.

Из палаты начинают выходить медсестры и хирург, Алекс уступает им дорогу и говорит слова благодарности.

– Может, тебе отдохнуть? – предлагает она Заку. – Зейн справится тут. Да и Нео, возможно, скоро вернется.

– Вероятно, Зейн справится, – говорит Зак. – Мне нужно поговорить с Рэнли.

Он обещал другу разговор через два часа, а прошло уже больше. Операция затянулась.

– Он хочет… – начинает Алекс, но Закари перебивает её.

– Я знаю, чего он хочет. Это только его выбор.

Алекс кивает, а сердце сжимают холодные тиски.

– Что с волосами? – спрашивает Зак.

Алекс прикасается к коротким прядям.

– Пришлось обрезать. Иначе заключенные поняли бы, что я девушка.

Закари протягивает руку к Алекс и она принимает её, располагается между ног Зака, он обнимает девушку и думает о том, как боялся, что она не попадет на базу и по дороге с ней что-нибудь случится. Вдыхает запах её волос и с сожалением отстраняется.

– Пора, – шепчет он.

Закари одевается в вещи, которые ему принёс Зейн, выходит из палаты и видит, что в коридоре стоят Лейзенберг, Ребекка, Зейн, Мейси, Лекса с ребенком на руках, она сразу же бросается к сестре. Дальше всех стоит Герда с Клео. В глазах Герды плещутся слезы, она неуверенно шагает к Заку, он идет ей на встречу. Мать протягивает дочь, Закари берет малышку на руки, и его лицо моментально меняется. С такой безграничной любовью и восхищением он смотрит только на свою дочь.

– Я дома, – говорит Закари и целует Клео в маленькие кулачок, которым она машет перед своим лицом.

Алекс и Лекса молча обнимаются. Им тоже есть о чем поговорить, но они в безмолвии наслаждаются осознанием того, что они обе живы и рядом, а Доминик наконец-то нашелся.

В какой-то момент Алекс и Герда пересекаются взглядами, но достаточно быстро отводят их в стороны. Алекс в этот момент думает о том, что Герда ей больше не соперница. Сейчас она полностью уверена в чувствах Закари. На удивление, Герда думает о том же самом. Она не соперница Алекс. Пока Зака не было, Герда приняла решение, что продолжит жить ради себя и дочери. Она знает, что никогда не будет нуждаться в чем-либо. А свою любовь она ещё найдет. Именно такими словами себя успокаивала потерпевшая поражение женщина.

Но все присутствующие собрались здесь не ради Алекс и даже не ради Зака. Они ждут решения Рэнли.

Ребекка продолжает тихо плакать, Мейси и Зейн пытаются успокоить её, но девушка уже практически падает, она больше похожа на зомби, нежели на человека.

Герда забирает у Зака Клео и говорит:

– Я рада, что ты вернулся, – Герда переводит взгляд на Алекс. – И что ты вернулась – тоже.

Алекс кивает, а Закари направляется дальше по коридору в сторону палаты Рэнли. Когда он скрывается за дверью, в коридоре наступает оглушительная тишина. И никто, кроме Лексы, не слышит страшного разговора по ту сторону белой двери.

Кресло Рэнли стоит у кровати. Вокруг идеальный порядок. На кровати лежит медицинский кейс, в таких обычно держат экспортируемые органы.

Рэнли отвлекается от созерцания кейса и поднимает взгляд на друга, который ему куда больше брата.

– Как ты? – спрашивает Рэнли.

– Нормально. Лейзенберг всё сделал быстро и качественно. Я не думал, что операция затянется.

Рэнли кивает. Закари никогда не видел друга в таком состоянии. Его глаза словно потухли. В них больше нет жизни. Вокруг Рэнли больше не витает магия легкости и веселья. Всё пропало безвозвратно.

На инвалидном кресле сидит не Рэнли, а его призрак. От понимания этого становится погано и мерзко.

– Помирись с братом, – говорит Рэнли. – Он ведь неплохой парень. Да и мир, в котором вы будете жить, не дарит роскоши наплевательского отношения на тех, кого ты любишь.

Тут Закари полностью согласен с другом.

– Я поговорю с ним. Я тут узнал, почему он пошел тогда с матерью, а не остался со мной.

– Поделишься? – Рэнли кривит губы в печальной улыбке. – Поверь, я никому не расскажу.

Пару ударов сердца в палате стоит тишина.

– Он увидел, как она плакала, – в итоге произносит Закари.

– Да ладно? – тут даже Рэнли удивляется. – Она умела плакать?

– Как оказалось, да.

Рэнли пожимает плечами.

– Зейн был слишком молод для такого решения. Пора забыть это.

Несмотря на то, что друзья разговаривают об обычных вещах, о таких бы они могли беседовать в любой другой день, в палате всё больше нагнетается атмосфера скорби. В итоге Рэнли решается и встречает взгляд Зака.

– Ты же знаешь, что я так не могу, – говорит Рэнли ломаным голосом, кладя руку на колесо. – Это не моя жизнь. Она должна была закончиться там, на пирсе, в день свадьбы Нео.

– Я не согласен с этим.

Рэнли кивает, он ожидал, что его решение Зак примет практически так же, как Нео. Но не мог уйти, не попрощавшись и не попросив его об одолжении.

– Я ждал тебя, чтобы попрощаться…

– Рэнли, не делай глупости, – просит Закари и до боли сжимает кулаки.

– Вот это глупость. Я не могу больше ходить, да, это проблема, но я больше не могу жить. Понимаешь? Я ссу через катетер, который сейчас лежит у меня за спиной. Я больше не могу быть полезным и защищать свой дом. Знаешь, что я делал сегодня, когда ты и Нео спасали нас? Я сидел на этом проклятом кресле и смотрел на дверь, как домашний питомец, – Рэнли практически задыхается от переизбытка эмоций.

– Лейзенберг поможет.

Рэнли отрицательно качает головой.

– Нет, – категорично отвечает он. – У него есть "решение", оно лежит в этом кейсе. Знаешь, что будет, если я вколю себе препарат, который Лейзенберг вроде как усовершенствовал именно под меня?

– Не знаю, – признается Зак.

– Восемьдесят процентов на то, что я стану овощем, но буду мыслить здраво… так же, как делаю это сейчас.

– Есть двадцать процентов.

– Даже если сработают двадцать процентов, то я буду постоянно испытывать боль. Всю жизнь. От восхода и до заката. Двадцать четыре часа в сутки мои ноги будут гореть в агонии, так же, как и сейчас.

– Ты их чувствуешь?

– Да. И это адски больно. Зак, это настолько больно, что я хочу рыдать, как девчонка с разбитым сердцем.

Закари чувствует себя загнанным в угол.

– Ты не из тех, кто сдается, – говорит он другу.

– Нет. И я не сдаюсь, – Рэнли печально улыбается. – Я делаю выбор. И ты будешь уважать его, даже если не согласен.

Зак проводит ладонями по лицу. Беспомощность, которую он ощущает, изматывает его.

– Не делай этого, – просит он в последний раз.