Если любишь - солги

— Может, и к лучшему.

C шуршанием вскрыл обёртку, отломил пару долек, бросил в рот, сделал глоток из фляжки. Сказал с оттенком шального веселья:

— Пожалуй, здесь спёртый воздух. Не хочешь полетать?

Стало жутко. Язык прилип к гортани.

— Что… что ты собираешься делать?

— Прыгну вниз, само собой. Сейчас проделаю дыру в обшивке…

— Не шути так!

— Прости, — весёлость ушла из его голоса. — Но нам действительно пора.

Он заставил меня сесть, рассовал по карманам шоколад, фляжку, погасил фонарик. Будто коршун закрыл глаза чёрным крылом. Хотелось закричать, содрать с век пелену мрака, выбраться из этой гудящей душегубки.

— Сейчас тебе надо очень хорошо приготовиться…

— Но мы же в воздухе!

Истерические нотки — как ногтем по стеклу. И пускай. Я устала быть сдержанной, рассудительной и хладнокровной. Все страхи и потрясения последних двух дней свились в тугой клубок тьмы. Эта тьма распирала грудь и рвалась наружу, желая, нет, жаждя соединиться с тьмой вокруг.

— Мы разобьёмся!

— Верити…

Его руки на плечах, как оковы. Плен. Пытка. Тюрьма.

— Пусти! Оставь меня в покое! Я больше не могу!

Руки разжались, но облегчения это не принесло: теперь кроме мрака и пустоты вокруг не было ничего. Потом мрак заговорил — низким, сипловатым голосом, похожим и не похожим на голос Фалько. От его слов, стылых и тяжких, по телу побежали мурашки.

— Хорошо, — сказал мрак. — Оставайся. Долетишь до грузового терминала Карассисов. Дальше — твоё дело. А я схожу.

Это Фалько, напомнила я себе. Человек, а не воплощённая тьма.

— Не притворяйся. Ты всё равно меня заберёшь.

— Верно, — согласился он, — заберу. Но на этот раз полёт будет долгим. Если не подготовишься, можешь задохнуться. Я, конечно, тебя откачаю, но организм пострадает от гипоксии. Так что выбирай. Три секунды! Или пропустим место.

Он вдруг подхватил меня на руки — я только ахнуть успела.

— Вдохни глубоко, так глубоко, как сможешь. И помни: я не дам тебе упасть.

Глава 16. Вершина мира

Потом я долго лежала на траве, прохладной и густой, теребила пальцами жёсткие стебельки и глядела в зеленоватое вечернее небо, распахнутое над горами. Лиловые вершины в сахарной пудре снегов уходили к горизонту, теряясь в спроватой дымке.

Перед глазами всё ещё роились огненные мошки, в висках бухала кровь, а лёгкие никак не могли насытиться воздухом. Колючим и свежим, как первый снег. Я дышала медленно и глубоко, стараясь не вспоминать, как несколько минут назад огонь разрывал грудь и голова грозила лопнуть, будто спелый кокос…

Фалько сидел чуть в стороне, согнув ноги в коленях, и глядел вдаль, прямой и спокойный. Ветер трепал его волосы, заставляя рубашку то облеплять широкие плечи, то вздуваться пузырём. Казалось, Фалько создан для этого места, он сам часть этого простора, этой суровой, ясной, безлюдной красоты. Не принц сумерек, а принц гор и ветра.

— Полегчало? Встать сможешь? Жаль, воздух здесь разреженный, — он протянул руку, помогая мне подняться.

Мышцы дрожали от слабости, голова кружилась.

— Больше на такое не соглашусь ни за что на свете. Лучше сразу умереть.

Он скупо улыбнулся:

— Я этого не допущу, ты же знаешь.

Вокруг плескалось травяное море. Или всего лишь озеро? Берегами ему служили обрывы, помеченные обнажениями скальной породы. От мысли, что там, за этой границей, отвесные стены и пропасть глубиной, может быть, в километры, потемнело в глазах.

— Ты позволяешь своим страхам быть сильнее себя, — сказал Фалько. — Это плохо.

Его поучительный тон всколыхнул в душе остатки гордости.

— Я не позволяю. Две недели назад я летела на "кондоре". Потом чуть с ума не сошла.

— Потом можно, — отозвался он. — Потом — это не беда.

Зелёная волна катила под уклон. Спускаться было легко, но колени то и дело подламывались, и я мешком висла на руке Фалько, а он даже не сбавлял шага, направляясь к нагромождению скальных глыб под стражей пары кустиков, непонятно как уцепившихся за голые камни. Трава там сходила на нет, уступая место серому базальту. Слишком близко к краю, к пустоте, отделяющей нашу вершину от других.

В тени щербатых выступов пряталась дверца, заметная лишь тому, кто подойдёт вплотную. Старое дерево приобрело серебристый оттенок и почти сливалось с цветом окружающей горной породы. Но настоящим сюрпризом стала солнечная панель, распластанная на макушке этого странного сооружения. Фалько помог мне взобраться наверх и показал бак с дождевой водой, обложенный валунами и обломками камня почти до самых краёв.

Вокруг простиралась горная страна, пьянящая и пугающая своей беспредельностью и равнодушной первобытной свободой. Островерхие хребты походили на драконов, уснувших вековечным сном, пики у горизонта пронзали облака, окрашенные вечерним светом в синие и лиловые тона. Только орлы парили над этим диким привольем. Фалько следил за ними, не отрывая взгляда, а я вцепилась в его руку, как кошка в обломок дерева, подхваченный потоком, вышедшим из берегов.

— Что это за место?

— Восточные Отиры, — ответил он, не поворачивая головы.

Всего-то. Недалеко же мы улетели за полдня. Но меня интересовало другое.

— Я имею в виду всё это, — указала на бак и солнечную батарею. — Здесь кто-то живёт?

— В данный момент — мы с тобой. Надеюсь, нам никто не помешает. Подняться на эти утёсы сможет только опытный альпинист. Если повезёт. Сюда даже горные козы редко забираются. Хорошее было убежище. Жаль, придётся его разрушить.

— Почему?

— Смотри, — Фалько взял меня за плечи и развернул в противоположную сторону. — Вон там, справа.

Над верхушками гор густели синеватые сумерки, скрадывая детали рельефа. Фалько указал направление, и я наконец различила на одной из вершин что-то странное… неправильное… Гигантские силуэты, похожие на спящих цапель или причальные мачты для дирижаблей, какие-то кургузые тени поменьше — природа не могла создать такие формы.

— Это строят "Ночное зеркало". Скоро доберутся и сюда.

Я вгляделась изо всех сил, но гора находилась слишком далеко, а тьма опускалась слишком быстро. Очертания возведённых конструкций и строительной техники размывались, как акварельный рисунок, залитый водой. Месяц назад я с ума сошла бы от нетерпения и досады: видеть стройку века собственными глазами и не иметь возможности приблизиться, рассмотреть подробности! Но сейчас испытала лишь лёгкое сожаление.

— Ты дрожишь, — сказал Фалько. — Идём вниз.

Меня и правда знобило — от страха, усталости и холодного ветра, который прорывался даже сквозь толстую ткань пальто.

Мы сошли вниз, к основанию каменной груды — или правильнее называть её домом? Фалько отворил дверцу, вынул у меня из кармана фонарик, щёлкнул кнопкой.

— Осторожней, здесь крутой спуск.

Жёлтый луч высветил каменную лестницу, уходящую в темноту. Неглубоко, всего на семь ступеней. Мы оказались в низком помещении размером с комнату в дешёвой гостинице. Грубо сколоченный стол, табуретки, лежак у стены, в углу то ли ларь, то ли сундук. В оконца под потолком пробивался тусклый вечерний свет.