Если любишь - солги
Шрифт:
Или… От этой мысли спазм сжал горло. Или у него есть подруга — такая же, как он сам.
Я запретила себе торопиться. Света мало. Ещё не хватало надеть платье наизнанку. Медленно натянула чулки, пристегнула к поясу, раздумывая, что буду делать, если он всё-таки обернётся, сунула ноги в туфли. Надо же — впору. Сидят отлично, не трут, не давят. Будто сшиты на заказ.
— Фалько.
— Да, — он не шелохнулся.
— Тогда, ночью у костра, я забыла кое-что спросить.
— Не обещаю, что отвечу.
— Это не про твои секреты. Когда я была в доме Карассисов…
— Я бросал не с улицы.
Вот так сходу — взял и признался.
— А… зачем?
— Мне приказали, — голос бесцветный, нарочито пустой. — Ты не должна была потерять невинность с Дитмаром Карассисом.
Что?!
Я потрогала щёки — горят, но не сильно.
— А с чего ты взял, что я не… не потеряла её раньше?
Фалько молчал.
— А если бы он не остановился, ты вмешался бы?
— Разумеется.
— По приказу?
— Естественно.
Интересно, почему я не злюсь?
Жакет. Шарфик. Шляпка.
— Ещё один вопрос. У тебя нет зеркала?
Секундная заминка.
— Прости. Не подумал.
— Тогда посмотри на меня.
Фалько повернулся медленно, словно ждал подвоха или, напротив, предвкушал удовольствие. Думал, я стою перед ним голая?
Ох… придёт же в голову. Где мой рассудок?!
Он приблизился, разглядывая меня пристально и, пожалуй, придирчиво. Велел повернуться вокруг себя. Вынес вердикт:
— Очень неплохо.
В этот момент что-то лязгнуло, вагон сильно тряхнуло, я потеряла равновесие и оказалась в объятьях Фалько.
— Осторожнее, — сказал он тихо, держа меня за плечи.
Поезд снова дёрнулся и пошёл ровнее, замедляя скорость.
— У тебя локон выбился из-под шляпки. Непорядок.
Он медленно поднял руку и дотронулся до моей щеки. Кожа на подушечках его пальцев была шершавой и горячей. А в глазах горели, казалось, не отсветы свечи, а зарево внутреннего пламени. Мягким движением — от скулы к виску, от виска к уху — он вливал в меня своё тепло… уверенность… силу… покой…
— Вот так, теперь хорошо.
Мы стояли лицом к лицу, и вагон качал нас, качал, укачивал. Потом замер.
Фалько убрал руку и сделал шаг назад.
— Прибыли. Надо собрать упаковку и старые вещи.
Где-то бесконечно далеко, за гранью миров, слышался грохот, шум, голоса.
Фалько торопливо запихивал в чехол из-под платья плащ, упаковочную бумагу, мои старые туфли. Надо было помочь. Но я стояла, прижав ладонь к щеке, глядела на него и улыбалась.
19.1
Инструкции сьера В. К., прилагавшиеся к наследству в Каше-Абри, категорически запрещали мне посещать два города — Нид и Шафлю. И только сейчас я задумалась, почему в детстве меня никогда не возили в столицу. Ведь родители так любили путешествовать! Летом отец брал отпуск, и мы втроём отправлялись в какое-нибудь интересное место. Побывали в курортном Мисьюде и солнечной Пиалоне, богатой фирамскими памятниками, вдоль и поперёк исходили Грапу — архитектурную жемчужину восточных
провинций, гуляли по монументальному и суровому Ханну, считавшемуся оплотом Равновесия…Когда мне было пятнадцать, очередь дошла до Новианы, бывшей столицы графов Рованских. Почти тысячу лет назад Новиан стал форпостом Литезии в диких восточных землях. Графы строили замки, прокладывали дороги, огнём и мечом насаждая цивилизацию среди варваров лясов и висов. Резиденция захватчиков быстро обросла посадами и слободками. Со временем Рованы изнежились, снесли замки, возвели дворцы и окружили их прекрасными садами. Посады и слободки частью слились с Новианом, частью превратились в торговые и ремесленные предместья.
Самым молодым, отдалённым и бедным из них был Шафлю. Но именно там горстка дерзких магов однажды учредила тайный союз с невозможной, казалось, целю — прекратить хаос и установить на континенте власть знания и разума. Вряд ли кто-то мог подумать, что всего через четыреста лет вокруг Магистериума вырастет величайшая столица мира, некогда гордый Новиан станет крохотным туристическим городком, дворцовый комплекс превратится в музей, а от графов Рованских останутся только портреты в золотых рамах.
В пятнадцать лет меня не интересовали портреты, статуи и исторические анекдоты из уст усталых гидов. До Шафлю с его чудесами и бурлением жизни было рукой подать — чуть больше часа на омнибусе. Родители обещали. Но сначала им хотелось обойти все дворцы, павильоны и гроты, понюхать все цветы в саду, полюбоваться фонтанами, расспросить седого экскурсовода с бородавкой на носу о деталях адюльтера последнего графа Рована, сфотографироваться на фоне тысячелетнего тиса и отужинать в кабачке, где Гийом Лами написал свой "Круговорот чувств". Потом у мамы разболелась голова, потом папа простыл…
А теперь сьер В.К. приказал мне явиться в Носсуа, ещё один пригород Шафлю, даже не пригород — по сути, Носсуа давно превратился в окраину столицы. И как это понимать?
Фалько утверждал, что не знает.
Мы шли мимо магазинчиков и булочных, кофеин и мастерских, мясных лавок и прачечных, чистильщиков обув и брадобреев, и стук каблуков по асфальту был музыкой для моего слуха. Я будто вернулась домой. Горы, пещеры, тёмные недра товарных вагонов и грузовых отсеков дирижаблей казались ночным бредом. Может быть, Фалько нравится спать в шалаше и готовить на костре, но моя стихия — город.
Конечно, Носсуа — рабочий пригород, народ здесь простоват, здания обшарпаны, на тротуарах мусор, приличных улиц, где можно прогуляться, всего ничего… И мы уходили от них всё дальше. Кругом поднимались угрюмые дома с глухими стенами, из подворотен несло кошачьей мочой, по переулкам шныряли подозрительные типы. Не хотелось бы поселиться в таком месте, но любая квартира с удобствами лучше, чем хижина в лесу или тюремная камера.
Любая ли? И кто сказал, что меня ждёт квартира?
Фалько целеустремлённо шагал вперёд. Не спрашивал дорогу, не мешкал у заржавленных табличек с названиями улиц, не искал газетную лавку, чтобы купить план города.