Если мы будем вместе...

– Мы должны решить, что делать дальше. В любом случае, необходимо максимально обезопасить Машу. – Я постарался успокоиться и мыслить рационально. – Не думаю, что Иван сразу начнет что-то предпринимать. Прежде всего, ему надо изучить обстановку и все организовать. В незнакомом городе это будет не так уж и просто. Так что у нас есть три-четыре дня в запасе, чтобы продумать все до мелочей и хорошенько подготовиться к его визиту. – Я посмотрел на остальных, ожидая реакции. Миша кивнул, соглашаясь с моими словами.

– А я уверен, что он не станет пытаться прилюдно причинить ей вред, вряд ли ему нужны свидетели. Скорее всего, попытается похитить Машу и вывезти в места поглуше. На всякий случай я еще раз свяжусь с местными, пусть проверят все ли видеокамеры в городе работают и усилят патрули.

– Вообще, все это мне очень не нравится. Я не хочу подвергать опасности любимую девушку. Ты не можешь ослушаться приказа, но я-то не их подчиненный. Мне плевать на все их планы и распоряжения. Я могу увезти и спрятать ее.

– Неплохой выход, – немного подумав, согласился Мишка. – Решено. Собирайте вещи. Берите минимум, только самое необходимое. Сможешь организовать все сегодня? – Я даже не успел кивнуть, потому что Манюня решительно прервала наш диалог.

– Нет, подождите, – мы одновременно посмотрели на нее. – Это невыход, как же вы не понимаете? Одно дело, что бегать и прятаться до бесконечности невозможно. Но еще и Миша попадет «под раздачу». Я не хочу, чтобы из-за меня его наказали. А это неизбежно, если я уеду. – Она уже смогла взять себя в руки: плечи расправлены, подбородок упрямо поднят, а голос тверд, как сталь. Я каждый раз удивлялся этой ее способности при необходимости мгновенно брать себя в руки и принимать трудные решения. – Я готова стать наживкой, если благодаря этому преступники получат по заслугам и эта страшная история, наконец-то, закончится. Я сделаю все, что потребуется и верю, что вы сможете меня защитить. К тому же, я не плохо стреляю, знаю несколько приемов самообороны и умею обращаться с ножом. – И на мой недоуменный взгляд она тихо пояснила, – этому меня Миша научил.

Я, наверное, никогда не устану поражаться внутренней силе, которая прячется в моей нежной и хрупкой любимой девушке. Она знала, чем может закончится ее встреча с Иваном, знала, на что шла и, конечно, очень боялась. Любая другая на ее месте спряталась бы подальше и закатила истерику, только не Маша. Понимание того, что именно от нее зависит будут ли наказаны преступники заставляло ее прятать свои страхи, брать волю в кулак и двигаться вперед. Поддавшись порыву, я сел на диван рядом с Машей и крепко прижал к себе.

– Моя маленькая храбрая воительница. Как же я тебя люблю.

– И я тебя люблю. – Услышал в ответ тихие слова. – Люблю вас обоих. До замирания сердца, до дрожи в руках. – Голос стал совсем глухим, как бывает, когда человек пытается сдержать слезы и у него это не очень хорошо получается. Она слегка отстранилась, в прекрасных глазах плескались невыплаканные слезы. Переводя взгляд с одного на другого, Маша прошептала. – Пожалуйста, пообещайте мне только одно, что не станете рисковать понапрасну, что будете очень осторожны.

Миша обхватил ее лицо руками и нежно поцеловал. Когда он заговорил, голос его предательски дрогнул.

– Я обещаю тебе, что буду осторожен, но только для того, чтобы не позволить никому тебе навредить. И ты, любимая, обещай, что будешь себя беречь. Ради нас. – Девушка кивнула. Тогда и я наградил ее поцелуем, повернув милое лицо к себе.

– Я тоже обещаю. Обещаю, что буду защищать тебя до последнего вздоха. Если гаденыш попытается тебя похитить, я Землю переверну, но тебя найду. – Еще один горячий поцелуй для моей девочки. Губы ее были такими сладкими и нежными, что постепенно поцелуй вышел из под контроля и зажег в наших телах пожар, который можно погасить только растворившись друг в друге без остатка.

Забыв обо всем на свете, мы так исступленно целовались и ласкали друг друга, что и не заметили, когда к нам присоединился третий. Возможно, сейчас было не самое лучшее время для занятий любовью: множество вопросов требовали нашего внимания. Но нам было уже все равно. Щемящее чувство, что наше время истекает, заполнило душу.

Уже через пару минут мы все избавились от совершенно ненужной одежды и, перенесли свою любимую на мягкий ворсистый ковер. Пока я целовал Машу, Миша сзади приподнял ее бедра так, чтобы она упиралась в пол коленями, и начал покрывать спину любимой поцелуями. Она выгнулась словно кошка, еще больше подставляясь под ласку.

В этой девушке я любил все, особенно ее способность полностью, без остатка отдаваться отношениям, вкладывать в них душу и сердце. Таких я никогда раньше не встречал. Она ничего не делала наполовину и не притворялась. Если ей что-то нравилось, она просто брала. Вот и сейчас, совершенно не испытывая стыда, Маша широко раздвинула ноги, без слов требуя продолжения. Миша, конечно, не стал ее огорчать и ввел в нее два пальца, лаская изнутри. Маша застонала и начала двигать бедрами в такт с его пальцами, заставляя его погружаться в нее как можно глубже. Сама же она оставила мои губы и двинулась вниз, целуя мой подбородок (уже изрядно заросший колючей щетиной), грудь, живот. Я сидел на ковре, упирался спиной в диван и широко расставив ноги, наблюдал, как девушка нежно проводит языком по моему члену сверху вниз и обратно. Я убрал ее волосы в сторону, чтобы ничего не мешало смотреть на нее. С каждым Машиным прикосновением по моему телу пробегали волны жара и ни с чем не сравнимого удовольствия, а мышцы напрягались, пока я пытался сдерживаться и продлить эту пытку. От Мишиных ласк Маша стонала все громче и через минуту уже содрогалась в первом оргазме. И я уже сдерживался из последних сил.

Дав ей минуту, чтобы отдышаться, Миша перешел ко второй дырочке. Через пару минут он посмотрел на меня и кивнул. Я тут же подтянул Машу повыше (до этого она лежала, уткнувшись лицом в мой живот и тихонько постанывала), а сам, наоборот, опустился ниже. Не раздумывая, насадил ее на себя, вырвав удовлетворенный стон, и наклонил, давая Мише возможность войти в нее сзади. А дальше началось настоящее безумие. Наши движения были быстрыми и резкими. Мы входили в нее так глубоко, как только могли, как будто пытались достать до самого сердца. А Машенька только и могла, что громко кричать от удовольствия и впиваться ногтями в мои плечи. Очень скоро мы почти одновременно получили разрядку.

Изливаясь в Машу и крепко прижимая ее к своей груди, я поймал себя на мысли, что хочу, чтобы от моего семени в ней зародилась новая жизнь. Я почти не удивился подобной мысли: рядом с этой девушкой я становился совершенно другим человеком и начинал размышлять о таких вещах, которые до этого вызывали отвращение и раздражение. Даже не думал, что когда-нибудь так сильно захочу малыша от любимой женщины. Перед глазами как наяву предстала картинка: вот Маша подносит к груди темноволосого младенца, он с жадность сосет молоко, а она счастливо улыбается мне. Сердце защемило, а в глазах защипало. Жаль, что это навсегда останется только в мечтах. Машенька была права, когда говорила, что рано или поздно мне захочется детей. Но я никогда не обижу упреками свою любимую, потому что упреков она уж точно не заслужила. Вся вина лежит на Силове и он ответит за это и за многое другое, что из-за него выпало на долю Маши.

Миша

И зима нас не спрячет,

значит, верим в удачу,

Охотники рядом,

но бояться не надо.

Но попробуй быть смелым,

когда ты под прицелом.

Нас обманули –

целуй эти пули.

Lumen, «Пули»

Весь остаток того дня мы опять провели в постели, просто не могли оторваться от своей любимой. Казалось, стоит только выпустить ее из объятий и она просто исчезнет, растворится, как туман на утреннем солнце. Мы любили и ласкали нашу Машеньку со всей нежностью, на которую только были способны, и она отвечала нам с каким-то отчаянием. Все наши поцелуи и ласки были щедро приправлены горечью. Непонятное чувство то ли тоски, то ли безысходности поселилось внутри, предчувствие неотвратимой беды. И никакие ласки и слова не могли это заглушить. Не нужно было быть психологом или экстрасенсом, чтобы понять – мы все чувствовали одно и то же. Конечно, мы старались не показывать этого, запрятать как можно глубже, но в каждом движении и поцелуе, в каждом слове наши истинные чувства прорывались наружу, заглушая все остальное.