Есть на Волге утес

И великий государь с милосердия своего воров пожаловал, вины их отдать велел и отпущены они, вор Стенька Разин с товарищи, на Дон Быв на Дону, вор Стенька, забыв свое обещание, снова изменил и вдругие пошол на Волгу, многие воровства чинил, царского величества казну, промысленных людей, насады, струги громил, а людей побивал а иных привел к себе в ызмену. И умножа с такими своими ворами и единомышленники, пакости всякие чинил...

...А что вор Стенька Разин пограбил шахова величества посланника и купчин, то тот Стенька и царскова_ величества бояр и воевод грабил и побивал до смерти...

...А убытки, которые от того вора и врага учинились, достойно положить на волю божию...»

В ПУТИ ДАЛЬНЕМ

1

Никита Ломтев—купчишка, если судить по московской мерке, совсем захудалый. Но здесь, в Касимове, простой люд шапку перед ним ломит часто. Сначала, когда он пустил попа с парнем на постой, страха не было— люди истинной веры худыми быть не могут. Но сейчас взяло купца сомнение. Парнишка сходил на базар, лохмотья стряхнул и оделся как боярин. Лошадь купили самолучшую, саблю, пистоль и сразу ушли со двора, не иначе, как в кабак. Вот полночь на дворе, а их нет и нет. Вестимо — награбленное пропивают.

Наконец около ворот раздались голоса, в калитку застучали. Открыл Никита ворота, струхнул еще более. Теперь перед воротами было не двое, а трое. Здоровенный мужичина, чуть согнувшись, прошел в калитку. Он нес попа, перекинув его через плечо, как мешок.

— Убили?—сипловато спросил Ломтев.

— Да нет,— пробасил мужик.— Перепил, калена вошь, ну и обезножел. Куда его?

— Тащи на сеновал, куда ж еще? Токмо не спалите меня.

— Ты не боись, дядя Никита,— икая проговорил парнишка.— Мы сразу спать. А завтра на Москву.

Все трое исчезли под лабазом. Ломтев, хоть и обрадовался, что завтра сбудет постояльцев, однако страха не избыл. Мужик шибко смахивал на разбойника с большой дороги, и поэтому купец решил не спать до утра. Обойдя вокруг лабаза, Никита вдруг услышал разговор. Быстро приставив лестницу к расшиву сеновала, он поднялся наверх и прильнул ухом к тонкой, из дранки, стене.

— Слышь-ко, Ляксандра, ты не спишь?

— Чо тебе? -

— Попик мне сказывал — вы к Москве пробираетесь?

— Ну, к Москве.

— Мне туда же надобно. Втроем не сподручнее будет, а?

— Мы же на конях. А ты чо — у стремя побежишь?

— Ох-хо-хо! — Мужик тяжело вздохнул. — Старое да малое — разуму ни на грош. Вам коньми до Москвы не добраться. Вас еще до Коломны ограбят, коней отымут, да еще и побьют. Там что ни лес — то в&тага, что ни роща—то разбой. А ты же боярином одетая, а на бояр гулящие люди злы.

— Ас тобой не тронут?

— Ни пальцем. Я заветное слово знаю.

— Ну, а тебе какая корысть с нами итти?

— Я тебя от разбойников оборонять буду, а ты меня от царских приставов да земских ярыг. Ты как-никак боярина Буйносова сынок считаешься. И потом вот что рассуди: где ты видела, чтобы боярин один, без холопов ездил. Я за холопа и сойду.

— Ну, а как поедем? Третьего коня у нас все одно нету.

— О коне не твоя забота.

— Хмельна я да и спать хочу. Утро вечера мудренее.

Купец Ломтев, успокоенный, спустился с лестницы.

Спать до утра однако не лег—поди узнай, что еще постояльцы надумают. .

Утром Савва и Аленка спали долго. Проснулись, когда солнышко уперлось в поясницу. Илейки не было. Мелькнула у обоих одна и та же мысль — не украл ли лошадей? Спустились с сеновала, вышли во двор — Илья залрягал лошадь. На дворе стояли дрожки. На дрожках — плетеная корзинка с козлами.

— Пока вы спали, я кое-чем разжился,— сказал Илья,—Вот сюда, на большое место,— указал на корзину с сеном,— сядет молодой боярин. Ты, Савва,— за-мест кучера на козлы. Я сзади верхом для охраны. Сабля, боярин, тебе будет только мешать — отдай ее мне. Все одно владеть ты пока не умеешь.

— Уж больно жидковато,— Савва тряхнул экипаж.

— До Коломны хватит.

— А после?— спросила Аленка.

— В Коломне лошадей продадим, купим ладью с парусами и... ветер в спину. Там Москва-река в столицу-матушку на своей спине принесет. Какой дурак от Коломны по суху ходит. Ну, так как, поехали?

— Опохмелиться не мешало бы,— сказал Савва, почесав в виске.

— На пути кабаков немало,

Аленка передала Илейке пояс с саблей, села на телегу, спросила, вроде бы шутя;

— А ты с моей саблей да на моем коне не ускачешь?

— От твоих глаз ускачешь,— серьезно и вроде недовольно ответил Илейка.— Приковала ты меня, как цепями.

Выезжая со двора, Савва крикнул купцу:

— Прости, если что не так, хозяин.

— Бог простит.

Поели в кабаке у дороги, поехали дальше. Илейка скакал впереди. Савва дремал на козлах, запряженная лошадь бежала за всадником ходко. Илейка то и дело оглядывался, и у Аленки возникла смутная догадка, что она пришлась мужику по нраву. Не дай бог, полезет женихаться. Но потом успокоилась. Он не больно молодой, да и в Москве у каждого свое дело, разойдутся они по сторонам и не встретятся никогда. Успокоившись, задремала, свернувшись калачиком на душистом сене.

Проснулась от холода и сырости. Было темно, накрапывал дождь, по сторонам чернели высокие сосны и ели — ехали по лесу. Дорога чавкала грязью, от лошади валил* пар. Савва шел рядом с козлами и ворчал:

— Сам мучится, скотину мучает, нас терзает. Скажи ему — ночевать пора.

К телеге подъехал Илейка.

— Может, и впрямь заночуем, Илья?—сказала Аленка, поежившись.

— Где? Сырь кругом, костра не распалить. Дождь ежли уймется — комары сожрут. А верст через пять деревня должна быть...

— Тогда коню дай передохнуть. Смотри, весь в мыле.

Дождь застучал по листьям бойчее. Аленка выскочила из плетенки, сунулась под широкую, разлапистую пихту, на сухой островок опавшей хвои. Рядом с ней примостился Савва. Илья спрыгнул с седла, отпустил коня на траву, потом бросил запряженной кобыле сена из плетенки и тоже полез под пихту.

— Говорил вам в кабаке — захватите чо-либо для сугреву,— упрекнул Савва, постукивая зубами.— Не по* слушались. Вот и томитесь от мокроты да холода.