Эта тьма и есть свет

В гетто не замолкают крики. Я знаю, что Фредди внизу, и что он не вернется обратно до тех пор, пока рядом с ним будет хотя бы один живой соратник.

Нам не хватает места. Гвардейцам нужно где-то спрятаться, нужно что-то есть и пить. Я повторяю это про себя, прислушиваясь к крикам, и когда они становятся особенно громкими, вызываю в памяти лицо матери.

Она умерла. Она, отец, и, скорее всего, Грегор. Марк, наверняка, спился где-нибудь за Океаном. Остался только я сам, и если настала пора задуматься о благополучии короны, то лучше сделать это с умом. Спасать людей нужно будет позже, а пока стоит спасти самого себя.

Фон Ветберг стоит рядом со мной и смотрит вдаль, на всполохи огня в гетто. Он молчит, но я знаю, что он не одобряет моего поступка. Такие, как фон Ветберг, считают кодекс чести смыслом жизни. Веди себя в соответствии с перечисленным списком неоднозначных моральных качеств, и можешь считать себя достойным человеком. Такие, как Фредди, считают это бредом выжившей из ума аристократии. Признаюсь, в этой негласной войне я на стороне Фредди.

— Что ответили Башни? — спрашивает фон Ветберг, когда волна криков в очередной раз подкатывает к стене, на которой мы стоим.

— Нам нужно продержаться еще два дня, — говорю я.

Сущая правда — Морохир написал очень определенно, без обычных эльфийских уверток.

— Не будут ли они рассержены тем, что происходит в гетто? — дипломатично спрашивает фон Ветберг, имея в виду действия Фредди и его деревенских самоучек.

— Думаю, они будут только рады, — говорю я. Люди, не знакомые с жизнью внутри башен, считают, что зеленая кровь объединяет эльфов, но, на самом деле, Морохир ненавидит обитателей гетто гораздо сильней любого человека.

Отправляя ворона, я опасался, что Башни потребуют в обмен на помощь в подавлении восстания уничтожение гетто. Но ворон принес хорошие вести.

— Чего они хотят взамен? — спрашивает фон Ветберг.

Его взгляд всё ещё направлен вперед, и он не замечает кинжал, который я вытягиваю из рукава.

— Они хотят войну, — говорю я.

Фон Ветберг ошарашен. Он разворачивается ко мне, чтобы задать вопрос, и боковая щель в его доспехе пропускает лезвие. Я делаю шаг назад и подталкиваю командира гвардии вниз.

Гетто проглатывает его мгновенно.

========== 2. Союз Флотилий. Восточный маяк ==========

Рейви злится на меня из-за того, что я снова опаздываю на вечернюю перекличку. Она кричит в окно моей комнаты, что собирается зажечь Бурьян-Траву нечистому. Мол, я тогда перестану опаздывать, и ей не придется краснеть за меня перед родителями. На самом деле, она моя лучшая подруга. Даже если она грозится страшным предательством — это просто шутка. Я запихиваю в котомку пару самых крупных моллюсков, прикрываю сверху листьями, натягиваю мамины башмаки и выбегаю на улицу.

Вдвоем с Рейви, хохоча, обгоняя друг друга, мы бежим на площадь, к перекличке. Сегодня должны выбирать девушек на корабль до восточного маяка, и мне до ужаса интересно, кого назначит городничий. Рейви рассказывает, что Нейара собирается поднести старосте акулий плавник! От хохота я зажимаю рот ладошкой.

— Мы уже взрослые, а ведем себя, как малые дети! — мой голос звучит строго.

Акулий плавник, тоже выдумала!

На площади почти пусто. Мы замираем в центре и оглядываемся в поисках подруг. Рейви обеспокоенно смотрит в сторону стоящих на якоре кораблей. Вечерняя бухта кажется горящей от факелов, полыхающих на пришвартованных судах.

— Где все?

Мы оглядываемся, но из знакомых лиц поблизости я нахожу только Нейару. Ее глаза заплаканы, а в руках я не вижу котомки.

— Мама! — кричит Нейара. Прекрасные светлые волосы, ее гордость, растрепаны, испачканы в крови и воняют протухшей рыбой.

— Что случилось? — спрашивает Рейви.

— Мама! — Нейара бросается к нам, обнимает Рейви и принимается рыдать у нее на плече.

Я ничего не понимаю.

Откладываю котомку на мощеную булыжником поверхность площади. Остальные — те, кто пришел вместе с нами на перекличку — выглядят такими же растерянными, как я.

— Они убили маму! — слова вырываются изо рта Нейары, а толпа подхватывает их и растаскивает вокруг. Люди начинают шептаться о смерти женщины.

— Что случилось, Нейри? — Рейви гладит Нейару по растрепанным волосам. Я замечаю городничего и бегу к нему, чтобы задать вопросы, но тот останавливает меня жестом, заметив издалека, трубит в рожок, а потом, дождавшись тишины, кричит на всю площадь:

— Война! Война! Война с остроухими! Восточные земли в огне! Восстание! На заре объявлен общий сбор!

Слова городничего не укладываются у меня в голове. Старый Сэм выглядит безумцем, и остальные на площади заваливают его вопросами. Он отмахивается от них и говорит, что обо всем расскажут на утро. Я не могу ждать — мой брат, мой отец, даже мама — все они сейчас на якоре. Моллюски заполняют их трюм, они ждут назначения. Я должна буду отправить им голубя, и я не могу ждать утра.

Нейара визжит. Её голос заводит толпу, люди начинают толкаться, бегут обратно — на улицы.

— Сьюзи! — Рейви кричит, трясет меня за плечи, и я прихожу в себя. Понимаю, что уже далеко ушла от своей котомки. Вокруг нас снуют туда-сюда горожане. — Сьюзи, слышишь меня? Беги!

Я гляжу в её глаза, переполненные ужасом, и не могу понять, чего она хочет. Для чего мне бежать? Завтра с утра нам дадут назначения, вот бы только найти городничего пораньше…

— Беги! — Рейви переходит на визг, я чувствую пощечину, которую она, наверное, влепила мне.

Людей на площади становится больше.

— Умоляю тебя, Сьюзи! Ради меня!

Я провожаю её взглядом — толпа подхватывает её и уносит прочь. Я оглядываюсь еще раз, но вокруг меня незнакомые люди.

— Ради меня!

Голос Рейви пропадает, его место занимает бешеный рев прибоя. Я понимаю — буря. Вместе с волнами на площадь накатывают потоки тел незнакомцев.

Ищу взглядом подходящее место, свободное, хотя бы временно, и замечаю небольшой участок пространства возле столба для факелов. Если перекличка затягивается, мы зажигаем их, чтоб не сидеть в потемках. Сейчас вокруг достаточно светло, чтобы не нужно было ничего зажигать. Мои глаза шарят дальше, пока я стою в отдалении, наблюдая за происходящим. Люди снуют по причалу, по площади, они, как и я, кажется, не понимают, что происходит.