Это было у моря

Санса почти застонала:

– Я потому и говорю, что нам совершенно необходимо спать в одной кровати. А не то улечу на шабаш. Если не будет тебя – ты как мой якорь…

– Ну, спасибо, что хоть не тихая гавань. Я даже как-то обескуражен. Это бросает вызов общественному мнению и с таким трудом созданному мной образу. Тебе стоит спросить обо мне у Джоффриных поклонниц. Они тебе живо расскажут, кто я, да что. Или, пожалуй, лучше не надо…

– Ну их в пекло, поклонниц. Я знаю больше них. Я счастливее их – за моей спиной стоит настоящий мужчина. Мой собственный рыцарь… А они влюблены в чудовище.

– Боги, Пташка, ты безнадежно патетична. Ну какой еще рыцарь? Скорее тебя надо поздравить с приобретением – за тобой увязался приблудный Пес. Страшный, дикий, наводящий тоску, да еще и уродливый. Но может временами побрехать. Или цапнуть…

– Прекрати говорить, что ты уродливый – мне это неприятно слышать. Это, в конце концов, заставляет сомневаться в моем вкусе…

– Нет, это все заставляет сомневаться в твоём рассудке. И совершенно правильно, заметь…

– Дурак.

– Сама такого выбрала, теперь не жалуйся.

– А я и не жалуюсь. Я собой горжусь – в кои-то веки меня потянуло не на мишуру. А на суть…

Санса было опять потянулась к Сандору, а тот, вместо того, чтобы принять ее в объятья, вдруг неожиданно завел мотор, дернув ручку переключения передач с такой силой, что бедный Астон Мартин скакнул, как взбесившийся кролик, которого блоха укусила за брюхо, и, рыча, рванул вперед, с трудом вписываясь в узкий поворот. Через залитое нескончаемым дождем стекло (пока они стояли, машину словно окатило из ведра прозрачной водой - Сандор забыл включить «дворники», и теперь капли на гладкой поверхности собирались в потоки по бокам, летя легкими струями назад, к лесу) была уже видна усадьба, унылым торчком выглядывающая из-за зеленого высокого забора. Сам дом был выкрашен в белый с желтыми элементами и все это сейчас, под серыми низкими облаками, приобрело странно неприкаянный и потерянный вид. Как одуванчик, растущий из трещины асфальта, вокруг которого едут машины и деловито топают сотни неуклюжих ног.

Как же Сансе туда не хотелось… Она вздохнула и покосилась на Клигана, чье лицо было сама решимость. Теперь он, пока не въедет в ворота, точно не остановится. Какой все же проклятый зануда! В такие моменты Сансе особенно было приятно осознавать, что эта непробиваемая в своем закоренелом упрямстве башка теперь принадлежит ей. Его волосы. Его плечи. Эти руки, так небрежно-уверенно сжимающие руль дурацкой Серсеиной тачки (почему-то весь салон тетка отделала черным с красными вкраплениями, а руль был неожиданно бело-серебристым) – ладони были в два раза больше слабых рук Сансы. И все же теперь у нее появилось такое право – протягивать руку, легко касаться – без опаски, что ее сейчас укусят. Разве что слегка зарычат, вот как сейчас… Его еще надо было приручать – но нить доверия уже связала их вместе.

Санса откинулась на глубокую спинку сиденья. Возможно, и не стоило так на него давить про эту ночь. Если она начинала настаивать - он сопротивлялся до последнего. Если же отступала – чаще шел сам ей навстречу. Потому что независимо от условностей, чувства долга, ответственности друг за друга и всех этих местами только мешающих глупостей была бурная, как поток, карнальная связь. И она не меняла своей длины. Двигался кто-то из них двоих – и второй вынужден был подчиниться. Потому что, если начать упрямиться, разрыв будет настолько сильным, что от них обоих останутся лишь кровоточащие лохмотья. С этими мыслями Санса Старк въезжала в ворота своего нового жилища.

========== VIII ==========

Ты говоришь, что небо - это стена, -

Я говорю, что небо - это окно.

Ты говоришь, что небо - это вода.

Ты говоришь, что ныряла и видела дно.

Может быть это и так,

Может быть ты права.

Но я видел своими глазами

Как тянется к небу трава

Ты говоришь, что нет любви

Есть только пряник и плеть

Я говорю, что цветы цветут

Потому что не верят в смерть

Ты говоришь, что не хочешь быть

Никому никогда рабой

Я говорю: значит будет рабом

Тот, кто будет с тобой

Может быть, я не прав

Может быть, ты права

Но я видел своими глазами

Как тянется к небу трава.

Стоит ли спорить с тобою всю ночь

И не спать до утра

Может быть, я не прав.

Может быть, ты права.

К чему эти споры - настанет день

И ты убедишься сама

Есть ли у неба дно, и зачем

Тянется к небу трава

Может быть я не прав.

Может быть ты права.

Но я видел своими глазами

Как тянется к небу трава

Nautilus Pompilius - Небо и трава

Интермедия 5.

Серсея села наконец за стол – тут, в отличие от дома, она занимала председательское место. Гости были рассажены: так, чтобы всем было интересно, чтобы всем было вкусно. Она умела тасовать людей, как бывалый игрок для полноты картины сортирует по группам имеющиеся на руках карты. Джоффри на этот раз сидел между двумя пожилыми джентльменами – если можно их, конечно, так назвать, все равно вылезли-то из грязи. Один был владельцем того самого глупого частного клуба, где в начале августа сорвалась вечеринка. Серсея до сих пор смотрела на него, слегка прищурив глаза, словно с затаенной угрозой – надо же держать марку. Никто не смеет их обходить, никто не может осмелиться поставить в очередь Серсею Баратеон, урожденную Ланнистер. Всем, кто вознамерится это сделать, придется заплатить – рано или поздно, но в обязательном порядке. Второй тип – что сидел между Джоффри и Мирцеллой, (которой по случаю ужина мать разрешила надеть новое «взрослое» платье - легкое, на тонких бретельках, с узкой юбкой, а не с обычными пушистыми оборочками в кукольном стиле) – был еще более важной шишкой. Он владел почти всей землей вокруг этого курортного города – от побережья до густых грабовых лесов, окольцевавших низину, поля и небольшие холмы позади последних полос домов, смотрящих на море. Его поддержкой стоило заручиться прежде всего. Если, как предполагала Серсея, она сможет забронировать серию концертов на будущий год в клубе, а в качестве спонсора выдвинуть землевладельца, то она, не особо задумываясь, выкупит этот дом, и в самом ближайшем будущем. Пусть себе Роберт сидит в этой вонючей столице, со своими шлюхами и собачьими боями. Джоффри уедет в колледж (со своей молодой женой, естественно), дела на севере будут на мази, а она вполне сможет при этом раскладе жить на два дома. Томмена надо отправить в закрытую школу – совсем от рук отбился… Заодно он там похудеет авось. Мирцелла уже большая – да и вообще, ее можно перевести на домашнее обучение – она не Джоффри - милая и послушная, как воск в материнских умелых руках. Да, отличный план… Кстати, этот земельный барон вполне себе даже ничего, несмотря на возраст – импозантен, загадочен. Это может стать неплохим времяпровождением… После Пса Серсея чувствовала себя слегка не в своей тарелке. И действительно, не стоит тратить себя на всякую шваль. Она достойна большего, чем дворовые шавки. А Пса надо все равно вышвырнуть вон. Только вот рот ему заткнуть. Серсея уже приготовила увесистый конверт – он лежал у нее в секретере и ждал своей очереди. Клиган, похоже, и сам уже был не рад своей службе – ну еще бы, после всей этой истории с их встречами бедняга места себе не находит. Ну, будет знать, как кобениться. Пусть себе идет обратно в подзаборщину, к своим шлюхам, где, собственно, ему и место – а на нее будет смотреть теперь снизу вверх – как цепная тварь на луну. Хорошо!

Пса она и сегодня услала есть на кухню. Девчонку Старк Серсея посадила напротив Джоффри. Что-то у нее не самый здоровый вид. Черное делало ее еще более бледной, почти прозрачной. Под глазами – синяки, как после болезни. Нежный румянец, что появлялся то и дело, стоило только кому-то с ней заговорить, когда Санса только приехала, весь куда-то исчез, поглощенный этой нездоровой белизной, как молоко в чашке топит в себе вишневый сироп, налитый в коктейль. На лице Старк выделялись каким-то чахоточным, неприятным пятном слишком красные губы, словно она их долго кусала. Или намазала кровью. Жуть. Заболела, что ли? Потом Серсея вспомнила, что Джоффри сказал ей после поездки – у девчонки просто лунное кровотечение. Серсея про себя фыркнула – у этой хилячки любая ерунда превращалась в трагедию… Если бы мерзкий Бейлиш рассказал ей про тот, другой, отступной вариант, чтобы хоть понять, о чем речь – но он молчит, как обычно – хоть пополам его режь – и все равно толку не будет, только отшучивается. Но все же нет – северное дело ей важнее всего сейчас - хоть бы у Старк вообще не было никакого лица – лишь бы по документам она принадлежала к женскому полу. Джоффри найдет, чем себя занять. Особенно, если будут деньги. А их семейное счастье – такой же вздор, как и супружеская жизнь самой Серсеи – живет же она, и прекрасно, кстати – эталон красоты, предмет зависти всех столичных дам и даже девушек. Если Санса не дура, сразу поймет, что равняться надо не на вечно скорбящую полоумную, прозябающую в стылой дыре Кет, а на нее. Все равно, уж раз придется брать девчонку под крыло, можно было бы в качестве развлечения преподать ей пару уроков поведения…

Ужин проходил ровно и спокойно, за исключением момента, когда Томмен залил себе белую рубашку шоколадным соусом от тирамису. Джоффри залепил ему подзатыльник, чем явно произвёл, к неудовольствию Серсеи, не самое хорошее впечатление на гостей. Серсея, чтобы сгладить ситуацию и отвлечь нужных людей, предложила пройти на террасу на перекур. Джоффри продолжал шипеть на рыдающего Томмена. И зачем она только разрешила ему есть со всеми? Пусть бы набивал себе живот в детской! Серсея кивнула горничной, и та, взяв зареванного, испачканного мальчишку за руку, увела его в детскую к няне – переодевать и успокаивать… Сейчас сунет ему конфету, и глупый пацан – вот уж весь в отца – сразу повеселеет. Серсея пошла за гостями.

По дороге на террасу ее остановила вернувшаяся горничная – и угораздило же дуру сверзиться с лестницы! Портит весь вид за ужином. Девчонке нужны были указания по поводу Сансы и ее комнаты – желает ли мадам, чтобы она рассортировала вещи племянницы в одном из шкафов Мирцеллы? Серсее не было дела до тряпок Старк. Да и какие у нее там могут быть вещи? Вот только платье надо приготовить ко вторнику… Серсея планировала небольшой банкет в честь дня рождения будущей невесты сына, были также и идеи объявить в камерном кругу приглашенных о помолвке. Санса, когда ей сказали о том, что она будет жить в комнате Мирцеллы, даже как-то непривычно оживилась, в блеклых глазах появился лихорадочный блеск. А может, она и вправду влюблена в Джоффа? В конце концов, его комната прилегала к ее, то есть к комнате Мирцеллы. И как неудачно выпал этот ее цикл! Серсея вздохнула – если бы они уже между собой сладили, было бы спокойнее. Больше заботливую мать тревожил именно Джоффри, который в любой момент, по своему обыкновению, мог заупрямиться – и тогда все активы этого мира не помогут Серсее его переубедить. Тогда придется задействовать Роберта, а вот этого мадам Баратеон очень бы хотела избежать. Роберт так непостоянен – сегодня загорится идеей, а завтра будет категорически отрицать, что когда-либо находил это нужным или вообще возможным. Хотя в сложившейся ситуации даже такой осел, как ее супруг, понимает, что дело пахнет жареным – тут не до лирики. Но вроде бы Джофф заинтересовался своей новой игрушкой, а у Сансы вечно был такой затравленный вид – авось и она повеселеет – постельные утехи никогда никому не шли во вред. Эти ее месячные… Для умелой женщины, вроде самой Серсеи, это не составляло труда обойти – даже наоборот – а вот Сансе это попробуй втолкуй. Да и Джофф всегда с детства был брезглив. Нет, пусть сами разбираются. Бейлиш заверил Серсею, что Джоффри прошел всю нужную предбрачную подготовку – об этом его просил сам Роберт еще в столице – подальше от любопытных глаз ввести мальчика в курс дела. Ну не в собственный же бордель ему было вести сына! Фу. Серсея не сомневалась, что всех своих шлюх Роберт давно перепробовал. Еще не хватало теперь водить туда Джоффри…