Это было у моря

– Ты целуешься, как лопата, сестренка. Надеюсь, все остальное будет лучше. А то скучно. Готовься. И утри рот, у тебя кровь идет…

Он осклабился, развернулся и направился к своей двери. Санса стояла в коридоре, словно ее облили холодной водой. Машинально вытерла губы - и вправду, кровь. Надо помыться… Она, как старуха, потащилась в свою комнату - вернее, в комнату Мирцеллы, куда ее непонятно зачем поселили. По каким-то причинам Мирцелла теперь спала напротив матери, в гостевой, а Санса очутилась в глубине коридора, в ее укромной спальне. Тут было хорошо, уютно и могло бы быть и покойно, если бы не тот факт, что в соседней комнате жил сам Джоффри. Что за игру они ведут? Похоже, тетка только одобряет поведение сына и его планы относительно Сансы. Зачем им всем это надо? Зато теперь было ясно, что Серсее бесполезно было жаловаться на поведение Джоффа - она с ним заодно. Стоило и вправду запирать дверь. И позвонить матери. После того, как Санса тщательнейшим образом вымылась, причем лицо помыла дважды - горячей водой и мылом, так, что даже глаза защипало, а кожа начала саднить и пошла красными пятнами, зато никаких следов от этого мерзкого поцелуя. Санса, подумав, намазала нижнюю губу мазью, что ей выписал врач. Хуже явно не будет…

После душа (липкое ощущение собственной нечистоты слегка отпустило, особенно когда Санса влезла в длиннющую рубашку Сандора) она принялась обустраивать отведенное ей пространство, как птица, что готовится к ночлегу, пытаясь одомашнить одинокую ветку, которую завтра покинет навсегда. Зажгла смешной ночник в виде избушки, что стоял на подоконнике - за окном только начали сгущаться сумерки и ночник, как свеча, не столько освещал полутемную комнату, сколько создавал вокруг себя давно утерянную позади атмосферу детства, уюта, невинности, роняя на гладкую поверхность мраморной доски желто-оранжевое, неровное пятно света, гармонирующее с теплой закатной полосой, отделяющей туманное море от серого неба. Санса свернулась клубочком в широченном белом плюшевом кресле Мирцеллы, взяла телефон с намерением позвонить матери. Сейчас было уже поздно. Наверняка она дома и подойдет. После пяти попыток линия сообщила, что абонент временно недоступен и предложила оставить сообщение. Санса звенящим от волнения голосом попросила мать перезвонить, причем в любое время. Можно было позвонить тете Лианне или Арье, но, когда Санса летела сюда, она поменяла сим-карту - для более удобного тарифа и возможности звонить без ограничения времени. Куда она сунула крошечный кусок пластика, конечно, Санса теперь не имела не малейшего понятия. А там, увы, остались все нужные номера - а на память их, как материнский, она не знала.

Все это было непонятно, странно и тревожно… Санса все еще надеялась, что мать просто забыла где-то телефон и тот разрядился, как это частенько случалось у нее самой. Завтра она вспомнит и перезвонит. Если же нет - надо будет просто ехать и менять билет, ни с кем не советуясь, не спрашиваясь. Сандор отвезет ее в аэропорт… А что дальше? Она улетит - а он останется… Об этом думать было слишком больно, и Санса просто задвинула эту мысль подальше, в самый дальний и темный угол своего сознания… Как было бы замечательно, если бы мама могла понять. Но Санса слишком хорошо знала мать, чтобы тешить себя надеждами на этот счет. Долг и приличия для нее превыше всего. Если к младшим детям она относилась мягче, делая поблажки со скидкой на возраст, то себя держала - или хотя бы старалась - в ежовых рукавицах. То же отношение в последнее время было и к старшему сыну. Теперь на очереди была Санса. Никто не даст ей свободы выбора. Максимум, чего она сможет добиться от матери - это освобождения от навязанного брака с Джоффри. И уже надо будет радоваться, если оно будет дано. Их история с Сандором лежала за пределами возможного допустимого для Кет Старк, как, впрочем, и для остального семейства. Либо Санса сделает выбор в пользу семьи - и пожертвует своим выстраданным первым чувством, либо ее путь навсегда отдалится от всех ее близких и любимых, уводя мимо захлопнутых в лицо дверей дальше, в неизведанную тьму. Выбор был жесток - это тебе не детские сказочки. Не между драконом и принцем, не между лачугой и дворцом, а между любовью и любовью. Между ее корнями: всем тем, что создало ее такой, какая она есть, сформировало ее пристрастия и характер, закалило, придало ей ту форму, что отличала Сансу от других - и ее врожденной сутью, первым правдивым порывом души, в котором нельзя, недопустимо было сомневаться – потому что это означало предать себя, отказаться от малейшей надежды на освещающую путь истину.

Поскольку эту дилемму разрешить она была не в силах, Санса просто зависала на пороге сна и реальности – вяло прокручивая в голове события последних дней, отмечая наиболее важные моменты, ощущения, вспышки. Надо было вести дневник. Или фотографировать. Санса хихикнула, представив себе этот фоторяд. Может, снимать только места? Пляж. Дорога. Номер. Другой номер. Волнорез. Эти треклятые конюшни - как она про них забыла? Дурацкий тетин кабриолет. Веранда. Холл в гостинице. Эти кретинские горшки с бархатцами… Ага – иллюстрации – и между ними цветок. Вот! Это было то, что нужно. Санса вскочила – теперь она знала, чем себя занять. Извлекла из крышки чемодана толстенькую книжку для скетчей – ее туда сунула мать, несмотря на возражения Сансы – та уже много месяцев не бралась за карандаш, просто руки не держали его. Даже на уроках живописи в школе она старалась делать только то, что он нее требовали, по номиналу, чем несказанно расстраивала учителя рисования - он с горечью осознавал, как у его любимой ученицы вдруг погасла та божественная искра, что освещала все ее рисунки до трагедии с отцом. Почему - было понятно, но принять такой исход он не мог – хоть и не настаивал. Просто ждал, когда пройдет эта напасть. И, похоже, он был прав.

Когда Санса была маленькая, она вместе со своими подругами-соседками, что составляли основу женского общества от пяти до восьми лет в загородном поселке, где была их летняя резиденция, совершенно заболела так называемыми «секретиками». Все лето они упорно собирали осколки битых бутылок – к ужасу матерей – приходили домой с грязными, вечно порезанными пальцами – даже страх Сансы перед ранениями не мог ее остановить. Они, как белки, копали в укромных любимых местах в лесу ямки – заполняя их бумажками, картинками, всякими тряпочками и прочими мелкими сокровищами, которые переплетали с засушенными цветами и листьями. Получалась мини-композиции - каждая из них составляла эти странные картинки согласно собственному вкусу и предпочтениям. Сверху все это закрывалось стеклышком – превыше всего ценились цветные, но они, увы, попадались нечасто, а самой Сансе как раз больше нравились прозрачные. Она отмывала их до блеска, тайком таская у матери соду и крупную соль из кухни – и создавала свои шедевры - гнездами памяти о том далеком лете. Она даже отрезала кусочек от своей любимой шелковой праздничной юбки для особенно нежной композиции с маминым бисером, утащенном из шкатулки с пуговицами, и тремя розочками шиповника – двумя душистыми белыми и одной пушистой, темно-розовой, выпрошенной у пожилого ворчуна-соседа. За юбку и бисер Сансе здорово влетело от матери: она целых три дня просидела дома за книгой - даже во двор ей не позволили выходить. А самое обидное было то, что когда Санса вышла – то не смогла найти тот чудесный «секретик». Она перерыла всю полянку, но ничего не обнаружила… Санса помнила, что сверху лежало нежно-голубое стеклышко, которое она нашла, ныряя в мелкой речке, что текла за окраиной поселка. Стекло было отполировано водой, слегка замутненное, но с гладкими ровными закругленными краями…

Чтобы унести все это с собой – все, что случилось, было увидено, прожито, выпито до дна, стоило создать на этом чердаке отдельную нишу – с «секретиками», смысл которых был понятен ей одной. Карандаш мелькал – голова Сансы была так переполнена образами, что графит не успевал за ходом мысли. Все детали, все мелочи, что мозг мог выхватить из еще свежей памяти, ложились на бумагу. Она не стирала, правила поверху – так, как ее учил на курсах преподаватель: резинка – враг художника; все, что нарисовано, не может быть лишним. Из-за этого наброски получались динамичнее, дышали. Через два часа Санса с удивлением обнаружила, что ее тетрадка наполовину заполнена рисунками, а на черном от грифеля указательном пальце выросла приличных размеров мозоль. Тогда она остановилась. Теперь стоило пройтись по тем местам, что она смогла запечатлеть, и собрать мелкие сувениры – что-то более материальное, чем рисунок. А дальше – под стекло памяти – хотя бы это останется с ней… Санса отложила тетрадку, бережно убрав ее на место – еще, не ровен час, кто-нибудь увидит. На последней странице должен был быть портрет Сандора. Она лишь наметила некоторые черты, но основная работа еще предстояла – с натуры - если ей удастся его уломать…

Перебирая в уме все, что ей надо было отыскать во время ее погони за сокровищами, Санса задремала. Во сне к ней пришел образ той самой затерянной в лесу полянки – она стояла на коленях перед наконец-то найденной нужной ямкой. Осторожно сдувала с голубого стёклышко палую листву и сосновые рыжие иглы. Во сне ее секретик был больше – но голубое стекло осталось прежним, даже стало как-то прозрачней. Под ним катило свои неутомимые, окрашенные оранжево-малиновым отсветом волны сонное море. Санса точно знала: если приглядеться, можно было различить далекий берег – и два силуэта на почти белом песке. То короткое мгновенье перед лицом бесконечно восходящего солнца, где им позволялось быть вместе – вечно…

2.

Видимо, когда Санса уже задремала, Сандор таки пришел. Иначе как было объяснить ее чудесное перемещение в кровать? И еще – Санса отлично выспалась, не было ни кошмаров, ни страхов перед окружающей ее ночной тьмой. Все было спокойно, ровно, уютно. Значит, в эту ночь она была не одна. Ночник, когда она проснулась, был погашен. Больше никаких признаков чьего-либо присутствия не было – но Сансе и не нужны были материальные доказательства – она знала, что он был тут, с ней. Это была та частичка большой непреложной истины, что пронизывала ее отношения с Сандором. Ничего не надо было доказывать или выдумывать – это все требовалось лишь для того, чтобы разубедить себя в уверенности того, что их союз правилен. Санса привстала, глянула на часы, что стояли на белой деревянной тумбочке возле кровати. Половина двенадцатого, матерь всеблагая! Она вскочила с постели, рванула в ванную. Так всю жизнь проспишь… Через десять минут уже одетая Санса осторожно выглянула из-за двери. В коридоре стояла девушка-горничная, обметая метелкой из перьев картины. Ее дикий синяк уже начал зеленеть. Сансе стоило предложить бедняжке свою мазь, но она, конфузясь поднимать неудобную тему, так и не решилась ничего сказать.

– Доброе утро, мисс! Вы хорошо спали?

– Слишком уж хорошо, спасибо! А где все?

– Ну, это смотря кто. Молодой хозяин с друзьями собирались на конюшню - кататься. Хозяйка, кажется, уехала в город, она отправилась раньше, чем я пришла из флигеля… Мисс Мирцелла и мастер Томмен ушли гулять в лес с гувернанткой. Вы хотите завтракать? Я уже все убрала, но могу сварить вам кофе.

– Если тебя не затруднит. Пожалуйста.

Санса позавтракала и, решив, что раз все равно никого нет – видимо, и Сандор уехал с Серсеей в город – то она приступит к поиску сокровищ. В выполнении своих планов Санса всегда была как одержимая. В ее голове возникал откровением, словно посланным свыше, четкий, как картинка, путь – и он мучил ее, пока не был пройден до конца. Первым делом надо было отправиться на пляж – пока никого не было. Санса, сама не очень уверенная в том, что она собирается там делать, вернулась в дом и напялила купальник. Потом взяла свою тетрадь, сунула ее в рюкзачок и босиком, держа в руках вещи и тапки, зашагала в сторону моря.

На берегу Санса отыскала с полдесятка камушков, две плоских темно-синих ракушки мидий, но все это ее не удовлетворило. Тогда, после недолгого раздумья, она полезла в воду, достаточно прохладную, чтобы кожа загорелась, а в ушах зашумело. Через пару минут, попривыкнув к температуре, Санса набрала побольше воздуха в легкие и нырнула, стараясь достигнуть дна. Вода была прозрачной, но все, что ей попадалось – лишь водоросли и медузы… Это было все не то, и Санса уже было собралась подниматься к поверхности - легкие начинало жечь от недостатка воздуха – но вдруг заметила под большим подводным камнем недалеко от берега оранжевую ракушку, поросшую накипью актиний – бывшее жилище рака-отшельника. Это было то, что надо. Она с трудом выковыряла брошенное жилище из мелкого, как пыль песка, сломав при этом два ногтя – это было неважно, главное – цель была достигнута – и вынырнула наружу. На берегу ее ждал неприятный сюрприз. На песке расположилась группа друзей Джоффа – среди них были и те двое, что были на дюне в день ее бунта - они же когда-то присутствовали при попытке ее изнасилования – то есть, были непосредственными участниками действа. Теперь Сансе стало смешно, что она их так боялась. Она не спеша вылезла на берег. Юноши пялились на нее изучающе, а девочки – две богатенькие и вполне симпатичные наследницы из города – похоже, смотрели с завистью. Санса так же неторопливо уселась на песок рядом со своими вещами и убрала свои сокровища в рюкзак.

– Что это у тебя там, сестрёнка? Игрушки для младших братьев-сестер? Что, бабок не хватает на настоящие вещи, что ты начала собирать дары природы? Могу подарить…

– Спасибо, братец, есть вещи, что за деньги не купишь. Это материалы для одного моего проекта. На тему «Как я провел лето». Для школы.

– Ну, ты прилежная ученица, однако! Всегда знал, что ты зануда. Если мы поженимся, ты будешь за меня учиться в колледже…

– Если мы поженимся, я скорее удавлю тебя во сне, чем помогу тебе хоть одним словом. Тебе и так все дается слишком легко. Хорошо бы тоже хотя бы когда-то включить мозг. Если он у тебя вообще есть… Вот мы и посмотрим. Когда тебя выгонят из колледжа, обещаю не смеяться… Нет, вообще-то не обещаю…