Это было у моря

— Нет, тетя, пожалуйста, не надо!

Боги, нет, нет — еще и это! — что за извращенное наказание валилось на их несчастные головы? За что?

— Боги, детка, ты все еще боишься Пса? Уверяю тебя, он совершенно не опасен. Воспринимай его, как вещь. Уродливую, но полезную. Вот и доктор сказал, что у тебя нервы, как струны, и что присутствие взрослого тебе сейчас необходимо. Так что это решено. Если он будет надоедать, или, к примеру, пить по вечерам, можешь звонить мне, я приму меры. Однако, пей свой бульон, а то он совсем остыл… Пойду проверю, что там Джофф…

Санса отставила свою кружку на мраморный столик и зарыдала, облокотившись на белую спинку дивана. Почему все так сложно? Так горько? Почему никто ничего не понимает? Самое неловкое и страшное, что могла себе представить Санса, была еще одна такая ночь. А тут — до понедельника! Это пять ночей! Пять, седьмое пекло!!! Что же им теперь придумать — чтобы выдержать этот кошмар?

С другой стороны — она сама виновата со своими фобиями. Держала бы рот на замке, авось, и обошлось бы. И Сандор тоже хорош - ну, к чему понадобилось выкладывать все это тетке? А теперь — на тебе! — сама будет мучиться, и его, не Пса — Сандора — тоже мучить… Ему, пожалуй, будет еще хуже, чем ей. Хотя Санса с трудом представляла, куда еще может быть хуже.

Рядом кто-то сел.

— Что случилось, дитя? О чем ты так горько плачешь?

— Извините, сэр. То есть, Петир, я все время забываю… Очень болит голова…

— Сочувствую тебе. Но не позволяй плоти брать над собой верх. Ты командуешь ей, а не она — тобой. Помни это всегда. У меня никогда не болит голова — я ей просто этого не разрешаю…

— А как у вас это получается?

— Практика, дорогая моя, практика. И еще здоровый организм. К врачам я тоже не хожу. Ненавижу врачей. Ненавижу, когда они ко мне прикасается своими вечно холодными руками, пока я лежу и не имею никакого контроля над тем, что происходит. Контроль — это все, дорогая. Кто держит в руках ситуацию — и себя самого, естественно, — не может проиграть. Да, а еще у врачей в кабинете так мерзко пахнет! От тебя тоже сейчас тот же аромат — после визита доктора. Хотя, платье у тебя — что-то выдающееся. Ты даже не принцесса — ты королева. Даже с заплаканными глазами.

— Спасибо, Петир. Я уже затаскала это платье — то слезы, то… А про врачебный запах я с вами согласна. До сих пор горло сводит. Кстати, сэр…

— Петир, моя прелесть.

— Да, простите. От вас всегда такой необычный аромат, я все не могу понять, что это. Что-то очень знакомое…

— Это мята. Мой любимый запах.

За обедом Джоффри был до неприличия весел и возбужден. Он накладывал матери еду, которой она не просила. Наливал Мирцелле сок в бокал — Мирцелла бросала на него испуганный взгляд и вжималась в стул. Он даже взлохматил младшему брату волосы и поправил ему съехавшую на бок салфетку — Томмен вечно заляпывал едой одежду. Санса, уткнувшись в свою чашку с остывшим уже бульоном, уныло грызла сухарик и настороженно смотрела на троюродного брата, искрящегося весельем, словно он все утро провел за любимыми занятиями, топя котят в ведре и обрывая живым бабочкам крылья. Чем он, собственно, занимался в городе?

Бейлиш, лукаво улыбаясь, смотрел на Джоффа из своего угла. Сандора за столом не было. На его месте сидел узколицый, с совершенно белыми волосами и бровями охранник Бейлиша. Когда он смотрел на тебя в фас, казалось, что его невыразительное лицо состоит из склеенных неровной линией, небрежно сведенных вместе профилей.

— Мама, а где Сандор? — словно поймав ее мысли, пропищал Томмен.

После того, как Клиган научил его стрелять из лука, мальчик испытывал к охраннику искреннее восхищение, порой переходящее в преклонение. На Томмена вечно не обращали внимания — вся любовь матери доставалась первенцу, а дядя Роберт вообще не замечал сыновей: когда он гостил у них дома, он рассказывал только про успехи и красоту Мирцеллы.

— Пес? На что он тебе? Я услала его в кухню, поест с прислугой, где ему и место. А то он что-то совсем распустился. Возомнил себя членом семьи. Его физиономия портит мне аппетит.

— Мама, так нечестно! Он всегда ел с нами.

— Томмен, не позорь меня! Ты видишь, у нас гости! Для прислуги нет места за столом.

— Мне нет дела до гостей! Сандор — не прислуга, мам. Он нас охраняет. И он научил меня стрелять из лука…

— Томмен, я полагаю, что ты доешь свой обед в детской. Эй, милочка, проводи Томмена в детскую и скажи няне, что он наказан.

— Хорошо, мэм. Пойдемте, сэр.

— Я не хочу, мама! Я пойду есть на кухню, к Сандору… Мама, что я сделал? Почему ты всегда на меня злишься?

Горничная увела сопротивляющегося Томмена. У Сансы на глаза навернулись слезы, и она вспомнила утреннюю сцену в буфете. Почему женщины так хотят стать матерями — а потом так тяготятся наличием детей? Их мать никогда так с ними не разговаривала, даже с непокорной, упрямой Арьей…

Есть ей совсем расхотелось. Она отставила свой ледяной бульон и коротко попросила разрешения выйти из-за стола. Серсея, разговаривающая с одним из людей Бейлиша о какой-то художественной выставке, не глядя на нее, кивнула. Джофф, напротив, запротестовал.

— Нет, куда же ты, сестренка? Я еще не спросил тебя про теннис. Ты умеешь играть?

— Да, умею. Я два года занималась в секции. Даже выиграла один турнир.

— Вот как, — Джоффри надулся — Здесь, на этой площадке, измененные правила. Ты бы могла поехать со мной в следующий раз. Что вы думаете, Бейлиш?

— Боюсь, что не разделяю вашего энтузиазма, юноша. Санса только что получила серьезную травму. Ей не стоит напрягаться, и врач, как я понимаю, сказал то же самое. Подождите с месяцок.

— Но она же уедет домой в конце лета!

— Ну хоть дождитесь ее дня рождения. Я так понимаю, юная леди, ваш день рождения будет через неделю? За мной — подарок! А вы могли бы подарить вашей сестре новую теннисную ракетку, Джоффри.

— Хорошая мысль, Бейлиш. Я обдумаю ее. Спасибо за совет.

— Всегда пожалуйста, юноша. Я к вашим услугам.

Санса выскользнула из-за стола, решительно не понимая, что они обсуждают. Казалось бы, совершенно невинная тема спорта вдруг начала казаться чем-то запретным, почти неприличным. Как же она устала!

Санса, подбирая подол платья, пробралась через заросли можжевельника на мокрый пляж. Идти по дорожке было лень. Она села на камень, наполовину обросший снизу зелеными пахучими водорослями и волнистыми шапочками ракушек. Скинула надоевшие туфли, опустила натертые жесткими кожаными краями туфель ноги в прохладную воду. Дождь давно перестал, парило чуть меньше, и порой в воздухе чувствовался намек на прохладный ветерок, который принес на неприютный сейчас пляж горький привкус осеннего костра, что жгли где-то далеко, и опавших листьев. Море отливало перламутром, а небо странного бело-желтого цвета было до горизонта затянуто сине-фиолетовыми длинными облаками.

— Ну, и что мы будем теперь делать, Пташка, а?

Санса обернулась. Клиган черным призраком возник на том же месте, где в прошлый раз она заметила его, вылезая из воды. Лицо его казалось странно беспристрастным, но в серых глазах Санса прочла то же, что ощущала сама — безысходную тоску и отчаяние человека, попавшего по своей же глупости в западню, из которой не было выхода.

— А что нам еще остается? Жить дальше.

— Отличное предложение, седьмое распроклятое пекло! Пить в твоем присутствии мне не разрешили. Курить — только на улице. Я, знаешь ли, тоже не железный. И не могу не спать пять ночей подряд. Я уже и так подыхаю от усталости.