Это было у моря

Она взглянула на Бейлиша, который сидел рядом и с этой вечной своей двусмысленной улыбочкой таращился на нее саму. Когда Серсея повернула к нему голову, он тотчас же отвернулся и уставился на Сансу.

— Послушайте, Бейлиш, вы и вправду думаете, что Санса пошла в мать? Насколько я помню Кет по своей юности, она была куда живее, естественнее. Эта их девчонка такая ломака и плакса… Да и внешне…

— Помилосердствуйте, Серсея, куда уж больше! Девочка — совершенная копия матери. Да и характер — она мягка, вежлива, уступчива — неужели вы не видите? Какие там Старки! Ими в этой смеси и не пахнет. Разве что рост — Кет была миниатюрнее, круглее. Зато Санса стройнее, осанка у нее, как у принцессы. Смотрите — она даже на холоде, дрожа, как олененок, умудряется стоять ровно, как статуя. Ее бы куда-нибудь в сад, к фонтану — вечной плачущей нимфой…

— Как вы, однако, романтичны, друг мой! Вот именно, вечно плачущей — глаза у нее, что ли, на мокром месте? Вечно хлюпит, вечно этот покрасневший нос… Она зарыдает Джоффа до смерти. Он через месяц сбежит к другой. Или взбунтуется и разведется — и плакали наши планы…

— Это был ваш выбор, Серсея. Я уже вам говорил, и неоднократно, что пока еще — «пока», которое, продлится недолго, заметьте, — можно все переиграть. Есть и другие варианты. И про них вам известно. А девочка пусть едет домой, к маме… Долго она не залежится… На вкус и цвет, как известно… Но придется вам, моя дорогая, обойтись без Старковских активов. Или еще вариант — подождите пару годов и начните окучивать младшую, Арью, выдайте ее замуж за Томмена. Хотя, боюсь, там вам повезет меньше. Вот уж та — настоящая Старк, по моим сведениям. Да еще и упрямая и вздорная. Это мне уже Кет говорила когда-то. Она это посчитала хорошей чертой. Да еще она, говорят, похожа на свою тетку. На Лианну.

Серсею передернуло. Она отвернулась от Бейлиша. Тот знает, проклятый. Все они знают, знают — и втайне смеются над ней! Роберт в пьяном виде готов рыдать на плече у любого кретина, что подвернулся ему под его жирную руку. Ну погодите, хорошо смеется тот, кто смеется последним.

— Нет, все останется, как есть. Она выйдет за Джоффа, нравится ей это или нет. План — само совершенство. Все пройдет гладко, как по маслу. И как же удачно Старк перекинулся на этом переходе! Лучше и быть не могло. Сама жизнь и смерть играет на нашей стороне.

— Смерть — она всегда на своей собственной стороне, моя любезная Серсея. Ее нельзя нанять, как телохранителя, и заставить делать за себя грязную работу. Но можно ее направить — ей, в сущности, все равно, кого косить. Кстати, о телохранителях — зачем вы устраиваете этот фарс с Псом-нянькой? Вам не кажется, что все это переходит грани разумного? И допустимого… Он же может и сорваться…

— Что, вот на эту глисту в скафандре? Да не смешите меня! Он что-то такое себе втемяшил в свою уродливую голову — тоже мне, защитник! Рыцарствует. Защищает слабых… Это у него, видимо, комплексы детские: убитая сестричка и подобного рода сопли. Джофф над девчонкой взялся подтрунивать, так, по-доброму, слегка — а она тут же в слезы, боится его, честное слово! Вот курица! Куда ей с ним справиться… Джоффри нужна твердая рука и ясный ум — а не этот слезливый кисель… Из-за насмешек Джоффри Пес и озверел. Ему тоже вечно кажется, что его дразнят. Это у них общее. Нет, ну вы, конечно, правы, Бейлиш, девчонка начала расти, тоже заметно — вот у него слюни-то и потекли… Она же у него все время перед глазами, с этими ее провожаниями… Еще бунтует, зараза! Не надо было с ней цацкаться с самого начала, а настоять, чтобы жила у нас. Тогда бы они лучше познакомились с Джоффри, а Пес…

— Что?

— Да ничего. Так. Пускай помучается. На них так весело смотреть. Она его боится — а он хочет ее сожрать. Или разорвать. Или разорвать и потом уже сожрать. Экая зверюга…

— Вам, я чувствую, он этим и импонирует, не так ли?

— Что вы имеете в виду? На что намекаете?

— Да ни на что. Клиган — отличное приобретение, в определенном смысле. Но не идеал. В нем слишком много человечности, слишком. То ли дело его братец. Вот это — настоящая сила природы. И никаких соплей, никогда. Когда-нибудь я переманю его к себе. Пока ему комфортно в полиции — там он может развлекаться, как ему угодно. Но у всего есть своя цена… А младший, при общих равных — слаб. Если вы на него слишком нажмете — он сбежит, глазом моргнуть не успеете. Так что, Серсея, играйте, но не заигрывайтесь. Вы недооцениваете, боюсь, его отношения к Старк. Вот, смотрите — типичный тому пример…

Серсея взглянула на то, на что показывал Петир. Пес красивым жестом накинул на Сансу свою кожаную куртку. Вот гадина, ему ее Джоффри подарил, между прочим! А маленькая поганка и довольна, ишь, как вцепилась в куртку!

— Скатайте мне еще папиросу, Бейлиш. Ну и что такого? Она мёрзнет, он дал ей куртку. Обычный жест дурня, которому всех жаль.

— Вы не наблюдательны, дорогая моя. Он надел на нее куртку так, чтобы ни в коем случае не коснуться ее, даже слегка. Озабоченный мужчина поступил бы полностью наоборот. А тот, кто испытывает жалость, — вообще бы не придал этому значения.

— Боги, какой вздор вы несете! Это потому, что я не велела ему ее трогать, вот и все!

— И он настолько вам предан, что даже, когда думает, что его никто не видит, все равно свято блюдет ваши ему указания? Вы поразительная женщина, Серсея, если у вас получается вызывать такую преданность у подобных индивидуумов! Как, интересно, это у вас выходит? Мне бы тоже не помешало такое умение…

— У всех есть свои сильные стороны, Бейлиш. Вы незаменимы в поисках нужной информации. И в практических применениях этой информации…

— Благодарю вас. Вот ваша папироса. А я, с вашего позволения, пойду посмотрю, как там мои мальчики.

— Хорошо, спасибо. Пошлите ко мне Джоффри. Только вежливо, а то он такой вспыльчивый… Кстати, об это вашей поездке в город… как все прошло?

— О, уверяю вас, прекрасно. Немного… необычный, скажем так, стиль игры. Но все под контролем. Он будет прекрасным игроком. Ваш сын не перестает меня удивлять, Серсея. Только старайтесь, все же, держать его под контролем — молодежь так любит бунтовать! А при его… энергии, кто знает, куда все это может завести… Это уже мой личный совет. Но я продолжу за ним приглядывать, если вам это будет приятно.

— Спасибо. Но не поняла вашего ерничанья на тему контроля. Джоффри всегда у меня под контролем.

— Тогда, значит, все прекрасно, и не о чем беспокоиться… Всего лишь мысли вслух…

========== IX ==========

Мне снилось, словно я ребенок

В саду под деревом одна.

Во сне был смысл, верно, тонок,

Но нету дела мне до сна.

Сжимая больно чью-то руку,

Я тихо таяла, как лед,

Внимая сердца злому стуку,

Я понимала: он уйдет.

Мне так хотелось быть ребенком

И не запомнить ничего,

И раствориться в стуке звонком

Больного сердца твоего.

Дождь начался, когда они даже не доехали до гостиницы. Санса услышала, как по крыше забарабанили тяжелые капли, через минуту по стеклу двери с ее стороны уже текло ручьем, так что пейзаж, мчащийся за окном, становился все более и более призрачным. Выгоревшая зелень словно крутилась в гигантской воронке, растворяясь в бешеной гонке дождя, как тают набросанные наживую, еще свежие силуэты акварельного рисунка, если случайно вылить на них слишком много воды с кисти. Уже неразличимы были листья, уже кипарис невозможно было отличить от магнолии, все текло мимо и терялось где-то позади, в оставленной дали. От всей этой круговерти и у Сансы начала кружиться голова, она попыталась сконцентрироваться взглядом на море, что мелькало неизменной свинцово-серой полосой справа. Сквозь слезы дождя она с трудом различала, как по почти гладкой, зловеще-серо-перламутровой поверхности, казавшейся скорее не водой, а какой-то маслянистой жидкостью, густой, с зеленоватым, болезненным отливом, бегут гребнями беспокойные волны, уже не похожие ни на барашков, ни на что-либо, связанное с человеческим миром. То была пугающе-завораживающая картина, она одновременно притягивала взгляд и словно кричала: «Не смотри, отвернись — тебе нечего здесь искать, нечего ждать, жалкий человек! Приблизься — и стихия поглотит тебя, ты исчезнешь, как исчезает песчинка, брошенная в стакан с чернилами».

От этой картины Сансе стало жутко. Она любила море, любила смотреть на него, любила ощущение погружения, когда твоя кожа уже горит и идет мурашками от маленьких волн, что щекочут живот, пытаясь добраться выше, — а ты все медлишь, оттягивая момент, и вдруг, неожиданно для себя самого, оказываешься по самую шею в совсем не холодной, приятной воде, словно и не было этого страха, сковывающего все твое существо на каком-то глубинном уровне еще мгновенье назад. Но, глядя на тревожащее зрелище таинства природы, свершающегося сейчас там, за окном, Санса невольно подумала: как же странно любить вещи и явления, но при этом совсем их не знать и даже бояться. Или это и есть любовь? Единственно реальная, вопреки всему вокруг, вопреки самому себе?