Это было у моря
Шрифт:
Так что на твой вопрос — является ли такое предательством — не могу тебе ответить. Скорее, это вопрос терминологии и того, что именно ты вкладываешь в понятие «предательство» А еще — с одной стороны, это может показаться предательством, тогда как с другой стороны — актом любви и милосердия. Где мотивация — там и правда. Тебе стоит задуматься, а что именно стоит за этим самым решением умолчать — и какая от этого человеку выгода. Если никакой — ну, кроме желания покоя для обоих, об этом я уже говорила, то можешь смело быть уверена, что речь идет не о зловещем коварстве, а о банальном желании защитить. Есть такие товарищи, которым просто неймётся на тему защиты. Вечно надо рыцарствовать, во что бы то ни стало.
И последний вопрос, который тебе стоит себе задать, прежде чем начинать
Санса молчала. А в самом деле — какие варианты? Ну, сказал бы он ей — и что дальше? Она бы рыдала, рыдала, сотрясала бы воздух — но едва ли посмела бы вынести весь этот шум из комнаты. А потом бы она села и проделала то же самое размышление, что так завело ее вчера утром — и все равно бы пришла к тому же решению, но тогда страдали бы двое. Может, ей хотелось страдать? И смотреть, как страдает человек, якобы ее любящий? Глядя на то, как тошно ему, ей было бы уже не так обидно… Все это выглядело, увы, как-то гадко и неубедительно.
— Я думаю, мне не понравилось, что решили за меня. Я должна была принять то решение сама — а тут, получается, за меня его приняли другие…
— О! Теперь мы пришли в нужную точку! Молодец, девочка, мозги у тебя все же есть — если ты способна на такой самоанализ, то при удачных обстоятельствах выживешь. А итог того, что мы наковыряли — вся проблема заключается не в предательстве, не в разных там «любишь — не любишь» и прочих ландышах и пассатижах, а в простом вопросе контроля.
Тебе не нравится, что снова посадили на поводок. Что считают ребенком. Решают, что тебе стоит знать — а что нет. Это очередной банальный бунт подростка против контролирующих его взрослых. И оттуда мы идем на следующий этап — ты девочка большая и уже знаешь, что ни гневные обвинения, ни вопли о желании самостоятельности не срабатывают.
На твоей стороне только время и рвение самой засучивать рукавчики и лезть белыми ручонками в мутную воду: что поймаешь — зажаришь на ужин. Вот тебе и вся взрослая жизнь. А больше там ничего нет. И когда за твоей спиной будет лежать гора жареной рыбы — ненавижу рыбу, кстати — тогда тебе уже не придется кому бы то ни было доказывать, что ты взрослая — тебе уже не будет это нужно, как не будет и интересно. А пока ты, брызгая слюной, кричишь в лицо тем, кто о тебе заботится — или заботился — что ты большая и свободная высокоразвитая вакцинированная личность — ты так и будешь оставаться ленивым избалованным подростком… Это я к слову сказала, дорогая, не о тебе. Ну, ты меня поняла…
Санса сидела, огорошенная такими нелицеприятными для себя выводами. Что же получается, ее справедливая реакция на скверный с ее точки зрения поступок Клигана — простой бунт из-за отсутствия контроля над ситуацией? «Контроль — это все, дорогая» — вспомнилось ей уже в который раз…
— Мадам, мадам — за вами приехала машина. Такси. Ведь это вы заказывали такси?
Оленна встала.
— О да, юноша, заказывала. Скажи, сейчас приду. И пусть там не смеет сигналить или бибикать. За его время плачу я.
Она потрепала Сансу по голове, небрежно, но ласково.
— Не печалься ты так. Нет в этом мире ничего, что нельзя было бы исправить. Ошибки налагают отпечаток, да — но многие наши поступки обратимы. Пока мы дышим. Поэтому я все время говорю тебе про время — вот оно, как раз, необратимо. Хотя, порой его можно растянуть. Или обмануть. Но пока живешь — всегда остаётся шанс. Если все равно терять нечего — ты своей чудесной максималистской головкой наверняка думаешь так — то какая разница, почему бы не попробовать, а? Так что, дерзай. А потом расскажешь, как оно вышло. Ты же уже поняла — я любопытна… И порой мне нравятся
хорошие концы…Прощай, малышка, а то этот зловредный водитель, как я вижу, уже вылез из своей консервной банки и направляется сюда, чтобы утащить меня за собой, как самую старую русалку в мире. А ты пока еще молода — тебе и карты в руки. То есть, водоросли. Вот и думай сама — кого тебе в них топить, зачем и вообще, нужно ли это. На худой конец, всегда можно отрастить длинный хвост — тогда и проблема сама снимется… Иду уже, иду, унылый вы человек! Ну, пока… Дай-ка мне свой кофе, а то в этой тоскливой машинке и заснуть недолго. А днём я спать не хочу — еще пропустишь что… А ты еще успеешь сделать новый — время на твоей стороне!
Старуха ловко забрала у Сансы уже остывший стакан и зашагала в сторону двери. Что было теперь делать? Стоило еще чего-нибудь попить, а то от всех этих выговоров Оленны у нее во рту пересохло от ощущения собственной непроходимой тупости. И позвонить матери. Пока еще не поздно. Почему она так подумала?
Похоже было, что в последнее время она то и дело оступалась и опаздывала. Ну, хоть тут… Санса нервно налила себе еще один, на этот раз маленький стаканчик кофе и взялась за телефон. Не подходит, не подходит, еще раз не подходит, на домашнем сразу сработал автоответчик. Может, занята? В офисе? Но ведь сегодня суббота. Офис обычно был закрыт, а все важные дела мать могла обсуждать по телефону. Она набрала номер матери еще раз, и еще, словно это щелканье по клавишам могло как-то скомпенсировать ее вину и тревогу. Может, ушла к этому своему специалисту по нервам? Может, он требует отключать телефон во время визитов? Такое сейчас случалось повсеместно.
Немного успокоившись, Санса допила свой напиток. В самом деле, что это она распсиховалась. Это все слезы, бессонные ночи, истерики эти. Может, мать была банально за рулем и у нее не было беспроводной связи. Мама всегда ненавидела любые наушники — у нее от них, якобы, распухал лимфатический узел за ухом — всплыло в памяти. Даже музыку слушала только громко.
Набрала номер еще раз — занято. Ну хоть какой-то сдвиг. “Попробую еще раз через часок”, — решила Санса, встала и направилась к выходу. Поскольку делать ей было совершенно нечего, она решила пойти на волнорез. Если ей хочется на волнорез, то, значит, туда и надо. Маленькая она или большая — контроль над своими ногами у нее явно пока — или уже — есть. Там она сядет, поглядит на спокойное сегодня застывшее в штиле море и неспешно поразмыслит, что же все-таки произошло вчера, и куда теперь ее это приведет. Прежде чем куда-либо соваться — нужен был план. Без планов, как выяснилось, у Сансы выходили лишь истерики. Или признания в любви…
========== III ==========
Воин ничем не гордится,
Воин ничего не стыдится,
Воин знает, где путь, потому что слушает силу,
Воин ничего не решает, потому что всё решено.
Вильгельм Телль всегда попадает в цель,
Вильгельм Телль никогда не садится на мель,
Вильгельм Телль один ложится в постель —
Вильгельм Телль.
Воин ни к чему не стремится,
Воин ничего не избегает,
Воин ничем не владеет, потому никогда не теряет,
Воин вручил себя силе и всегда помнит о смерти.
Ольга Арефьева (Ковчег) — Вильгельм Телль
Сандор I
Ливень почти кончился, небо посветлело и даже появился какой-то намек на то, где находилось солнце. Сандор, не спеша, завел Неведомого в стойло, где его забрал хлипкий служащий конюшен. Конь слегка подмок, но, похоже, был очень доволен, что его, наконец, вывели погулять. Что, в конце концов, значит дождь по сравнению с тоскливым стоянием в крохотном закутке день и ночь? Курить хотелось до невыносимости, поэтому Сандор вышел на улицу, потрепав на прощание жеребца по мокрой челке. Ему тотчас накапало за шиворот с почти плоской крыши на которой, казалось, собралась половина дождя, выпавшего в последние полчаса — и вся эта вода решила пролиться именно в тот загребучий момент, когда он прикуривал. “Какая, впрочем, разница — и так весь мокрый”, — уныло подумал Клиган.