Это могли быть мы

– Меня это не беспокоит. Просто не хочу, чтобы ты выставила себя дурой.

– Кажется, ты ревнуешь.

Они летели по вымершему городу, и Кейт разглядывала собственное призрачное отражение в стекле, сквозь макияж и блеск кожи замечая где-то в глубине сталь своего характера.

– Я не ревную.

Как будто отсутствие чувств было признаком силы. Как будто злость не была чувством.

– Тогда, думаю, тебя не должно заботить, что я делаю.

Она бросила перчатку. Этот раунд она выиграла, но снова пришло ощущение, что, выиграв сражение, она проиграла войну. Если он и в самом деле не ревновал, то, наверное, и совсем ее не любил, и мог бросить в любой момент. Но хотя бы секс был хороший. Едва они добрались до дома, он положил ключи от машины на столик в прихожей. Потом посмотрел на нее в полутьме, освещаемой лишь подсветкой бассейна и переливающимися огнями города у подножья холмов.

– Ну? – с вызовом спросила она.

– Иди сюда.

Так она и сделала, шагая потными ногами по полу и оставляя мгновенно испарявшиеся отпечатки. Он стащил с нее платье и трусики. Кейт позволила ему рассмотреть себя – исполосованный живот и обвисающие груди, и полоску волос, которую она пропустила, брея подмышки. Он повел ее к лестнице, одной рукой расстегивая брюки, а потом прижал к себе и вдруг оказался внутри нее. Это напоминало удар в челюсть, и она вдруг поняла, что это и есть единственный способ узнать кого-то по-настоящему.

– Боже! Черт! Кейт!

Это похоже на команду? Она протянула руки и впилась ногтями в его бедра, ритмично прижимавшиеся к ней с резким хлюпающим звуком.

– Сильнее, – распорядилась она. – Трахай меня. Трахай сильнее.

Он подчинился. Его пальцы скребли ее лобок. Другой рукой он прижимал ее к себе. Она позволила ему то, за что раньше оттолкнула бы. Возможно, так и получится. Впервые за все время.

– Стой! – Он остановился, тяжело дыша ей в ухо. – Теперь продолжай. Давай!

Стоп… стоп… Она направила его палец туда, где было влажно и твердо. Почти, почти… ПОЧТИ.

Несколько секунд. Он снова начал двигаться, и она вдруг кончила, а следом за ней кончил и он.

– Господи! Кейт! – прокричал он ей в затылок, словно напоминая, кто она такая.

Ей нравилось слышать свое имя во время секса, в моменты, когда она забывала о себе, словно остров, который захлестнула гигантская волна.

Что бы она ни пыталась сказать, слова так и не сорвались с губ. Между ними все было влажно, потно, липко. Он, казалось, плакал.

– Боже… Боже… Ты… О боже… Ах…

Ее тело было мокро от его пота.

– Это все на самом деле, – произнес он, когда голос вернулся в норму. – Правда?

– Д-да…

Она ухватилась рукой за его плечо, но не двигала бедрами. Они простояли так какое-то время, слившись, пытаясь встретиться взглядами.

– Ну? – тяжело дыша, спросила она.

– Что «ну»?

– Ну, хорошо было?

Он рассмеялся.

– Тебе оценку выставить? Вот это неуверенность в себе, Кейт. Это было охрененно. И ты это сама знаешь.

Она радостно улыбнулась.

– Мне тоже. Кажется, в жизни лучше не бывало.

Она не смотрела на него, произнося это. Конор не был склонен обсуждать их ощущения, вступая на скользкий путь: «ты мне нравишься», «ты великолепен», «в мире нет никого лучше тебя», «кажется, я в тебя влюбляюсь», «нет, это я в тебя влюбился», «женишься на мне?» Возможно, он был прав. Что оставалось после этого? Сорок лет медленной смерти.

– Зачем? – спросила она, начиная снова ощущать свои конечности и направляясь в туалет. – Что это было?

Он застегивал брюки. Ее лицо, отраженное в зеркале, раскраснелось от прилившей крови. Кажется, она никогда не выглядела лучше.

– Ты ведь спала со своим последним начальником, – сказал он.

Он слушал. И запоминал. Почему-то ее тронуло, что она была ему достаточно небезразлична, чтобы вызывать ревность. Она прошла за ним на кухню, где он включил кофемашину. Он мог пить кофе в любое время суток, словно это было его топливо.

– Тот случай не имеет к этому никакого отношения.

– В самом деле? Он тебя хотел.

Кейт сложила руки на груди. Насколько проще было сражаться теперь, когда ей было на что опереться.

– Я хочу работать. Устала быть твоей содержанкой.

С секунду они смотрели друг на друга с разных концов просторной белоснежной кухни, на которой никто никогда не готовил. Кто уступит первым? Конор потер глаза.

– Прости. Я не хочу, чтобы ты так себя чувствовала. Просто… Я не хочу тебя потерять.

Он думал, что может потерять ее? Это никак не вписывалось в тот сценарий, который она для себя написала.

– Что?

– Я знаю, что ты меня не любишь. Ты приехала сюда, чтобы сбежать.

Кейт понадобилось время, чтобы это переварить.

– Хочешь сказать… Ты думаешь, что я здесь только потому, что мне больше некуда пойти?

Этот мужчина, такой привлекательный, такой богатый, такой умный, стремящийся к успеху изо всех сил, думал, что она может бросить его?

– Это ведь так, верно? – пожал плечами он.

– Но…

Она не знала, что сказать дальше. Ей следовало бы сказать, что она любит его. Но так ли это? Или она боялась, что так и есть, полагая, что в любой момент он может устать от нее и выставить за дверь? Она пересекла кухню, чувствуя, как чисто вымытая плитка холодит босые ноги. Встала напротив него, положив ладонь на стол рядом с его ладонью, но не касаясь его.

– Но это глупо, Конор. Ты сам это понимаешь. Я же уехала ради тебя.

Он ухватился за эту фразу, словно голодающий, и ее поразило зрелище: огромная неуверенность, скрытая дорогой одеждой и мускулистым телом этого мужчины.

– Правда? В самом деле?

Это была не совсем правда, но иногда бывает и ложь во спасение.

– Конечно. А так, если я смогу работать, мы станем более равными. Мы сможем стать настоящей парой.

До сегодняшнего дня она бы не решилась сказать ему это или даже спросить, пара ли они. После трех лет совместной жизни это казалось нелепостью.

Он задумался, и она почувствовала в нем внутреннюю борьбу, желание показаться холодным, отчужденным и закрытым, нотки скрытой боли, стремление защититься любой ценой. Казалось, наступил поворотный момент, когда ее жизнь может пойти по одному пути или по другому. Чтобы получить эту работу, ей понадобится рабочая виза, которую организовала его компания. Без нее, без его покровительства ей придется уехать из страны. Вернуться к жизни, мосты к которой она сожгла. На мгновение она подумала, не сказать ли: «Я не хочу, чтобы были другие люди, если они на самом деле есть». Но нет. Пока было достаточно и этого. Все было слишком хрупко.