Это я — Елена: Интервью с самой собой. Стихотворения

Она и я лежали на спине в одних только маленьких трусиках цвета водорослей Адриатического моря, и южные итальянские жители могли с удовольствием лицезреть насмешливые, курносые грудки с высоты запущенной набережной и разваливающейся башни, что была вдруг превращена в маленький мечтательный ресторан.

Мы смотрели на солнце, которое казалось почти что черным из-за специальных пластиковых даже и не очков, а чего-то вроде крабьих наглазников с тонкой металлической проволочкой посередине.

Помнишь того вечно злого и никого не любящего, кроме себя? Так он сказал, что женщины не могут писать эротические романы, — это всегда выглядит порнографией.

В большинстве случаев женщины более откровенны, чем мужчины. «Ты — женщина и этим ты права!» — патетично произношу я. Говорят, что я цинична. Ну, значит, не ханжа. Но что такое циник? Не есть ли это самый большой романтик, который получил столько брани и обид, что был вынужден обратиться к защитной маске цинизма? Кажется, я где-то это слышала или читала… Конечно, на земле ничто не впервые…

Когда я впервые раскрыла дверь сауны, и меня обдало нежно горячим воздухом, я увидела женщину, которая, если бы даже и хотела, не смогла скрыть своего чувственного возбуждения, вытекающего крупными сладкими каплями длинной капризной сосны.

Тогда я очень смутилась и, улегшись на первую сухую деревянную полку, подумала о предстоящем знакомстве с этой чуть постанывающей женщиной. Я была уверена, что что-то должно произойти между нами здесь, в сауне, и моя фантазия, откинувшись в «Валентиновском танго», видела жаркую любовь все той же девочки из виноградника и мудрого повелителя, который с сожалением скажет: «И это пройдет».

Она спускалась с горы, и в ее тонких руках были полные ведра воды, на ее лбу блестели легкие капли пота, и дети, вымазанные гранатовым соком, весело кричали: «Кровь! Кровь!..»

Ее рука опустилась в голубоглазые ведра, и она почти что пропела: «Любовь — это опасная игра, и кто серьезно играет в эту игру, тот выбирает серьезного партнера». Потом, как бы очнувшись: «А? Для чего я это сказала?» Вдруг выхватила руку из воды и брызнула на меня холодными каплями.

«Знаешь, твои руки прекраснее без колец», — сказала я ей. Разве нашлись бы такие кольца в мире, о которых бы я сказала: «О, да, они прекраснее твоих пальцев», и тогда… Тогда бы вся природа с ужасом замерла и страшное молчание выжидало. И вдруг человек в красном плаще с лицом, которого потом никогда не вспомнишь, когда проснешься (а не помнишь ты его потому, что его просто и не было), был все тот же серый тенетный мешок, а, может быть, не мешок — сачок с двумя прорезями… Невидимый ужас, знакомая смерть, и тогда человек в красном плаще размахнется «…Не мертвых, а полуживых, царь-то их осьмиглавил». «Ах, — крикнешь ты, — возьмите ваши кольца назад и верните мне мои пальцы!» Какие у тебя тонкие руки, а пальцы… — таких не бывает. Можно, я подарю тебе это кольцо, это моя любовь, и просьба — помнить до конца дней твоих. С возрастом память уже не так отчетливо видела их лица, но те, которые были не безразличны, запомнились, а больше всех их запомнилось из детства и юношества. Запомнилось и то, когда я посмотрела на ее грудь, и молоко ее показалось мне ужасно невкусным. Я прекрасно помню тот миг, когда грубо отпихнула ее, а вот — как говорила она, что сегодня я от груди отказалась, — этого не помню.

Примерно через пятнадцать минут женщина спустилась вниз. Она казалась скорее уродлива, чем красива, ее тяжелые бедра напоминали о земле. Она отдулась по-паровозьи и вышла почти с деловым выражением.

— Вы любите страдать?

— Да, я люблю удовольствия.

Так, например, я получаю удовольствие от чтения:

Генрих берет Германию в руки, Гегель бросает плоды науки, Гиммлер и Геббельс танцуют Штраус, Ну а в России — порвали парус, и умер-то он не каясь…

Все-таки Германия и Россия очень близки, думаю, что России нужно захватить всю Германию, а не Афганистан. Конечно, Индия и белые слоны — это мечта детства, но чтобы покорить дикий народ нужно быть морально устойчивым, а не курить марихуану и гашиш. Если бы был жив Сталин, то он бы сказал: «Расстрел за предательство Родины!», а Геббельс велел бы выдавать немного кокаина или СПИДа…

…После этой речи Жанна д’Арк подняла бокалы за дорогую Францию. Огонь костра таращил языки. Русская империя пела народные песни. «А Англия?» — только пожимала плечами Индия.

Впрочем у них еще осталось серебро.

— Значит, вы думаете, что Советы хотят захватить весь мир?

— Я думаю, что я хочу доесть этот салат.

— Простите, вы сколько получаете?

— Я?

— Да.

— Сто тысяч в год.

— А хотели бы получать триста?

— Ну конечно, хотя, правда, за что? Впрочем, я не святой…

— Да не ломайтесь, за вашу же работу, которую вы делаете сейчас.

— Ну, хотел бы…

— А, что, по-вашему, грандиознее: Римская империя или Италия?

— «Римская империя» — более торжественно, но я христианин.

— Тогда вас бросают на растерзание ко льву! Фанатизм побеждает.

Да, если идея гениальна. А если нет?

— Вы когда-нибудь чувствовали запах крови?

— Я чувствовала запах мяса.

— Что больше всего привлекает ваше внимание?

— Женщина на балконе, когда она меня не видит.

— Вы верите в Бога?

— Знаете, этот же вопрос я задала девушке Тане. Она ответила: «Да, если он человек».

— Ну а вы?

— Когда мне очень плохо, я прошу его о помощи.

Когда вы просыпаетесь с утра И чувствуете боль Что вдруг ползет по стенке живота То вы не скажете: «Ах, это тетя смерть! Сейчас не время, глупая, не сметь!» — Вам даже не придет такая мысль Вы, как всегда, войдете в свой халат Глоточек кофе, булка, шоколад…

Я проснулась утром от ужасной боли в правой стороне живота, но обращать внимание на такие мелочи у меня не было времени. Сегодня предстоял большой показ у одного из самых крупных дизайнеров Нью-Йорка. Пятьсот долларов на дороге не валяются, поэтому быть больной я не имею права. Я встала, как всегда приняла душ, вымыла голову и отправилась на работу. Денег не было даже на автобус, поэтому я потащилась пешком. На мне висела тяжелая сумка с тонной косметики, коробка с электрическими бигудями, несколько пар запасных колготок, легкий халат и маленькие тапочки, щетки, лосьоны и кремы. Все это составляет необходимость любой модели, и все это она всегда таскает с собой. Обычно я очень быстро хожу, но сегодня из-за этой проклятой боли мне пришлось останавливаться несколько раз.

Когда я пришла, как всегда был страшный ажиотаж. Десятки моделей, десятки помощниц, снующие осветители, работники сцены, ответственные за показ, дизайнер, его помощник, его бой-френд, его секретарь, официантки с кофе и шампанским. В общем, жуткий бардак и суета. Зал был огромный и сотни американских леди и джентльменов ожидали увидеть новое модное чудо сезона. Билл Блас — это не Флавия и Кори. Билл Блас рассчитан на богатого буржуазного американца, на его привычную консервативность и то, что называется хорошим вкусом. Но несмотря ни на что, через все это просвечивают все те же американские клетчатые штаны.