Этюды, картины с целины

Из Разрядного приказа я ушёл, так и не спросив то, зачем приходил, к какому полку буду приписан. Просто вылетело из головы, долгожданная встреча с царём заставила позабыть обо всём остальном. Из Кремля я помчался на Пушечный двор, а оттуда — в слободу, обуреваемый эмоциями.

А на следующий день в Москву прискакал гонец. Ливонцы нарушили перемирие.

Вся столица шумела. Свою сотню я тут же поднял по тревоге, но слободы не покидал, ждал приказаний.

Ливонцы вероломно напали на отряд воеводы Плещеева неподалёку от Дерпта. Он же Юрьев, он же Тарту. Внезапность нападения дала им преимущество, и Плещеев оказался разбит подчистую, а сам Дерпт оказался в осаде. Нарушению перемирия никто даже не удивился, все знали о ливонских нравах, но Иоанн изрядно рассердился на своих ближников, полгода назад убеждавших его в необходимости перемирия. Ему не дали добить противника, а теперь Ливонский орден, хоть и по-прежнему слабый сам по себе, заручился польской поддержкой.

И Иоанну не осталось больше ничего, кроме как продолжить борьбу. Вновь исполчать дворян, отправлять войско, надеясь на храбрость воевод и стойкость крепостей. И это при том, что на пограничной службе постоянно требовалось держать войска, чтобы не пропустить удар с юга, со стороны Крымского ханства. Из-за них собрать армию в один могучий кулак не получалось, и приходилось действовать сравнительно малыми силами.

Сам же он вновь отправился с семьёй на богомолье. Взял супругу, детей, небольшую свиту. И укатил в Кирилло-Белозерский монастырь, подальше от столичной суеты, пока московские бояре собирались в поход, бить ливонцев.

Несколько дней в слободе всё было тихо. Мы ждали приказаний, но про нас будто бы забыли, пока в одно сырое и ненастное утро к нам не прискакал гонец из Разрядного приказа. Проехал через всю слободу верхом, спешившись только у сотницкой избы.

— Сотник Злобин? — бесцеремонно ввалился он в избу, оглядывая её убранство.

Я как раз сидел за столом и точил засапожник, проверяя остроту на тыльной стороне ладони.

— Ну, допустим, — хмыкнул я.

— Твоя сотня отныне к воеводе Курбскому зачислена, — гонец прошёл внутрь, не снимая шапки, протянул мне свиток с печатью.

Я даже не шелохнулся.

— Завтра велено тебе в Кремль явиться, — добавил гонец и положил свиток на стол, раз уж я не стал брать его в руки.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и вышел, прикрыв за собой дверь, а я в сердцах метнул в неё засапожник. Нож глубоко воткнулся в доски, я выругался. Новость не просто плохая, новость заставляла меня пылать злобой. Ещё и к Курбскому в подчинение… Нет, князь считался неплохим полководцем, да и достаточно знатным для того, чтобы его подчинённые не возражали, но я-то знал, что это гнусный предатель, который после отъезда в Польшу вернётся с войском и будет громить уже русские войска.

— Никита Степаныч, ты чего там? — спросил меня дядька, отдыхавший в соседней комнате.

— Ничего, — процедил я. — В поход готовимся.

— Так радоваться надо! — воскликнул Леонтий, выходя ко мне. — Славу ратную добывать идём!

— Так-то оно так… — пробормотал я. — Князю Курбскому в подчинение.

— А что с ним не так? Воевода славный, царёв любимец, — пожал плечами дядька. — Татар побил изрядно, о прошлом годе ливонцев гонял. С таким воеводой служить — это честь!

Разубеждать Леонтия я не собирался, молча встал и выдернул нож из двери.

— Ты не подумай, — сказал я. — Ливонцев побить мне только в радость. Да только лучше бы с кем-нибудь другим.

— Наше дело — служба. Куда пошлют, туда и пойдём, — философски заметил дядька.

— Так и есть, — вздохнул я.

Поход в Ливонию, без сомнения, отличный способ проверить мою сотню в реальном бою, и я ждал этого момента с нетерпением, но это значило, что из Москвы мне придётся уехать. А значит, пушку отольют без меня, пищали и пистолеты будут делать без меня, всё остальное — тоже без меня. И здешние интриганы в том числе. Но я хотя бы окажусь подальше от Старицких. С другой стороны, убить меня в походе гораздо проще, чем в стрелецкой слободе.

Утром я, как и было велено, отправился в Кремль. Предстать под светлы очи князя Курбского, молодого воеводы и царского любимчика. Если к Адашеву и отцу Сильвестру государь как-то охладел после этой авантюры с перемирием, то князь Курбский ничем пока себя запятнать не успел, и репутацией обладал почти безупречной.

Оделся я в парадную ферязь, опоясался саблей, на голову нахлобучил новую шапку. Встречают-то всё равно по одёжке, и мне надо было выглядеть подобающе. По последнему писку моды я, конечно, не одевался, богатством не сверкал, но и упрекнуть меня было не в чем. Обычный дворянин, каких тысячи.

Встретил меня князь, как и ещё нескольких московских бояр, в одном из кремлёвских залов. Был он всё таким же румяным, как пряник, улыбчивым и приятным на вид, с умным взглядом, но я заранее питал к нему неприязнь, и это чувство ничем нельзя было перебить.

Курбский поприветствовал нас всех, оглядел собравшихся, запоминая в лицо каждого. Всего набралось вместе со мной человек тридцать, не меньше.

— Вы, наверное, гадаете, зачем я всех сюда позвал, когда нам надобно во весь опор мчаться к Ливонии? — улыбнувшись, спросил Курбский.

Бояре закивали, кто-то ответил утвердительно, но большинство просто ждали, что князь скажет дальше.

— Государь доверил мне важное дело, возглавить армию, — преисполненный достоинства, начал он. — И дабы впопыхах всё не делать, и о местах ввиду врага не спорить, решил я всё здесь уладить.

Местнические споры. Неизбежное зло, сопровождавшее русскую армию до тех пор, пока она не стала регулярной и не обрела чёткую иерархию. А пока приходилось долго и муторно выяснять, кто будет руководить Большим полком, кто будет вторым воеводой полка левой руки, и так далее. Система сложная и запутанная, и я мысленно даже поставил Курбскому плюсик, что он решил уладить всё здесь, на берегу, до того, как полки выдвинутся к Прибалтике.

Ведь воеводы полка правой руки считались круче воевод полка левой руки, при этом третий воевода Большого полка соответствовал вторым воеводам других полков, Сторожевой полк, охраняющий обозы и тылы, считался не самым почётным местом, но лучше, чем полк левой руки, участвующий в боях, короче говоря, местническая система — это полнейшее безобразие, в котором и чёрт ногу сломит. А уж если, например, твой дед занимал место первого воеводы полка правой руки, то и тебе невместно занимать должности ниже этой. Что порождало огромнейшее поле для конфликтов и споров.

В зале немедленно начался полнейший хаос. Родовитые бояре кричали и спорили, кто из них знатнее, и кто достоин командовать полком, а кто — ходить в подчинении.

До хватания за бороду пока не дошло, но голос друг на друга повышали почти все, похваляясь знатностью и доблестью предков.

— А чего это князь Курбский воеводой Большого полка назначен? Князь Воротынский родовитее будет! — крикнул один из бояр в высокой шапке.

— Шуйского хотим!

— Милославского!

Я молча наблюдал за всей этой вакханалией, совершенно не понимая, зачем эта местническая система вообще нужна. Отсутствие иерархии порождало вот такие вот моменты, даже при том, что Разрядный приказ не покладая рук занимался ранжированием бояр по списку. Гораздо лучше, когда ты отдал приказ, а подчинённые взяли под козырёк, сказали «есть» и побежали выполнять.