Европа-45. Европа-Запад

Арнульф развел руками, как наседка крыльями, и весело сгреб женщин, подтолкнул в комнату.

— Фронтовиков в коридорах не принимают! Защитников фатерланда надо приветствовать как дорогих гостей. Мы слишком долго мерзли в России, чтобы не погреться около домашнего тепла, сбереженного для нас немецкими женщинами.

Дорис почувствовала какое-то странное равнодушие. Слишком часто обрушивались на нее за последний месяц неожиданности.

Зато с Тильдой происходило что-то непонятное. Она бледнела все заметнее, неудержимо, словно кто-то невидимый пил из нее кровь. Как это она не догадалась! Гильда отступала от Финка-младшего, вглядываясь в его напудренное лицо своими зелеными глазами. Казалось: дай в руки ей оружие — и она убьет этого фельдфебеля.

Она все так же отступала и в комнате. Наткнулась на стул, медленно села на него, еще раз взглянула на Финка, потом на Дорис, снова на Финка.

— Когда же будет нам покой от этих Финков? Дори! Они издеваются над нами, убивают нас и приходят снова.

Арнульф сначала растерялся от такого приема, но через мгновение овладел собой, сел к столу, достал коробку сигарет и закурил.

Дорис молчала. Финк, пыхтя сигареткой, сказал:

— Вас обидел мой братец Рольф? Но при чем здесь я? Уверяю вас, что я на его месте этого не сделал бы. Такие прекрасные женщины... Рольф просто животное. Он этим всегда отличался...

Заметив, что Дорис пристально смотрит на его сигаретку, Арнульф поспешно погасил ее и обратился на этот раз уже к хозяйке:

— Прошу прощения. Я должен был просить разрешения закурить...

Дорис молчала.

— Конечно, фронт наложил известный отпечаток на наши души, — продолжал болтать Арнульф. — Постоянное соседство со смертью... кровь... Однако командование позаботилось о поддержании черт благородства, которыми всегда отличался немецкий солдат. Например, в Польше нас всегда размещали в домах с таким расчетом, чтобы на каждого приходилась молодая женщина...

При этих словах Дорис быстро подошла к двери и показала на нее рукой:

— Пошел вон отсюда!

Голос у нее был звонкий и властный. Арнульф даже поднялся от неожиданности.

— Слышишь! Немедленно убирайся отсюда!

— Дори...

Гильда подняла голову. Она смотрела то на Дорис, то на Финка.

— Ты хотел выдать моего мужа, теперь пришел, чтобы выдать меня? Вон отсюда, гадина! Я не боюсь тебя! Я только что вышла из гестапо. Меня отпустили! Ты опоздал! Ну!

— Правильно, Дори, — поддержала ее Гильда. — Если у нас нет силы, то у нас еще осталась гордость. Гони отсюда эту сволочь!

— Однако, Дори, — начал было Финк опять, — я совсем не выдавал Гейнца... Наоборот...

— Иди! Слышишь, что я сказала?

В этот вечер, казалось, не будет конца неожиданностям. Щелкнул замок. Входная дверь скрипнула, по коридору прошаркали чьи-то шаги, и на пороге комнаты появился начальник квартала Рекнагель. Злорадство было в его скрипучем голосе:

— Проверка документов. Фельдфебель, оружие на стол. Буду стрелять без предупреждения.

Для Финка это было спасением от позора, поэтому он с радостью достал из кобуры браунинг и положил его на стол.

— Фройляйн Сак, — сказал Рекнагель, заметив взгляд, брошенный Тильдой на браунинг, — предупреждаю вас...

— Может, вы проверите мои документы? — насмешливо спросила его Гильда.

— К сожалению...

— Или посадите в тюрьму? — издевалась она.

— Я бы с превеликим удовольствием сделал это, фройляйн Сак, но, к сожалению, ваше знакомство... Кроме того, великой Германии еще будут нужны красивые женщины, хе-хе-хе!.. Ваши документы, фельдфебель. Сюда, сюда, пожалуйста. Не буду же я ходить к вам...

— А Дорис? Вы посадили ее в тюрьму, хоть она красивее меня! — не отставала Гильда.

— Фрау Корн уже на свободе, слава богу... Мы решили не делать исключений. Все красивые немецкие женщины должны быть на свободе. Черт! Фельдфебель, что это у вас за маршбефель?^[36]Вы едете в расположение самого группенфюрера Кюммеля?

— Как видите, — Арнульф пожал плечами.

Рекнагель почесал голову:

— Но на вас форма вермахта, а не СС...

— Это уже не ваше дело, — весело сказал Финк. Он надеялся хотя бы частично реабилитировать себя перед женщинами, поиздевавшись над этим недалеким защитником порядка и закона.

— А почему вы оказались в этой квартире? — допытывался Рекнагель.

— Это тоже не ваше дело!

— Это мое дело! — заревел начальник квартала. — И я доказал бы тебе, сморчку, что дело это мое, если бы у тебя не было маршбефеля к группенфюреру Кюммелю...

— В этом и все дело,— Финк свистнул.— И вам при-дется убираться отсюда с тем, с чем и пришли.

— Но-но... — погрозил ему пальцем Рекнагель. — Ты тоже пойдешь отсюда вместе со мной.

— Почему бы это?

— А я тебе сейчас скажу... Бери-ка свою пукалку и иди сюда. Быстренько!..

Рекнагель отошел от двери и шепнул Финку на ухо.

— Правда? —удивился тот.

— А ты думал!

Финк вдруг взглянул на Дорис и умолк. Одним прыжком он подскочил к столу, схватил пистолет, нахлобучил фуражку и побежал за Рекнагелем. На пороге он обернулся к женщинам.

— Запирать дверь на ключ изнутри не стоит, — сказал он ни с того ни с сего. — Все равно откроют, захватят ключ «лягушкой».

— В Германии не может быть закрытых дверей,— послышался голос Рекнагеля.

Только теперь Дорис окончательно сбросила с себя оцепенение. Она подбежала к двери и крикнула в коридор вслед начальнику квартала и фельдфебелю:

— Зато в Германии есть души, закрытые для вас навеки! Слышите, вы!..

РАКЕТА! РАКЕТА!

С востока наплывал рассвет. Злой ветер отталкивал его, не пуская в дюны, но бледный свет упрямо пробивался сквозь слоистые черные тучи.

От этого света убегало по узеньким рельсам черное четырехугольное существо. Оно гремело колесами по твердым стальным рельсам, гремело и рычало мотором, стреляло в лицо рассвету черным маслянистым дымом.

Дрезина «рапид» неслась на запад по проложенной среди сосен колее. В дрезине, в удобных креслах, сидели усталые суровые бойцы партизанского отряда «Сталинград». Между Михаилом и Юджином горбил спину группенфюрер фон Кюммель. У него был вид человека, над которым учинили несправедливое насилие. Ночные гости повели его на станцию, заставили вызвать начальника, потребовать дрезину и теперь везут туда, куда никто, кроме засекреченных сотрудников, не имел доступа. Возле моториста сидит одноногий красноголовый дьявол, который знает здесь все, и наблюдает, чтобы шарфюрер ничего не сделал с дрезиной. Остальные окружили его, барона фон Кюммеля, дышат на него ненавистью и презрением.

Барон огляделся. Та же самая дрезина, в которой он объезжал огневые позиции. Прекрасный салон. Стены облицованы красным деревом. Тяжелые красные занавеси на окнах. Кресла обиты красным муаром. Ковер на полу. И среди всей этой роскоши — неизвестные оборванцы. Один из них надел фуражку и плащ штурмбанфюрера Финка, а другие красуются в шинелях шарфюреров, которые позорно проспали все на свете, даже своего генерала... Привычная обстановка вернула барону его апломб.

— Кто вы? — хрипло спросил он Михаила.