Европа-45. Европа-Запад
Шрифт:
— Тогда отвечали бы перед всем миром американцы, — твердо ответил Юджин.
— Право всегда на стороне победителя, — Либих засмеялся. — Если доктору фон Брауну удастся сконструировать межконтинентальную ракету, над которой он сейчас работает и мы разрушим Нью-Йорк вслед за Лондоном, тогда увидите, как весь мир склонится перед немецким гением.
— Вы или сумасшедший, или же очень опасный преступник, — сказал Михаил. — Имейте в виду, мы будем вас судить своим партизанским судом, и суд будет справедливый и беспощадный.
— Я только ученый, — развел руками Либих. — За что меня судить?
— Вы служите фашистам.
— С таким же успехом я
— Что касается меня, то я сделал бы все от меня зависящее, чтобы там вашим духом и не пахло, — пробормотал Юджин.
— Мое задание — собрать ракету, установить ее, проследить, чтобы она вышла на траекторию и упала в заданном квадрате. Вот и все, — сказал капитан. — Какое здесь преступление? Просто я должен выполнить ряд технических операций. И чем успешнее я их выполню, тем приятнее будет мне как ученому-технику. Я создал систему управления ракетой и прибыл сюда, чтобы опробовать свою систему в действии. Согласитесь, что ракета может упасть на мусорную свалку, в глухой лес, в овраг, где нет даже ящерицы. Это оружие скорее символично.
— Вы доиграетесь этими фарамушками до того, что наконец вызовете катастрофу! — крикнул пан Дулькевич.— Вы уничтожите весь мир, пся кошчь!
— Вы говорите: уничтожим весь мир, — усмехнулся Либих. — Что же, господь бог сотворил его и поддерживает своей благостью, но он нигде и никому не обещал, что мир будет существовать вечно.
— Хватит болтовни! — резко остановил его Михаил. — Каковы технические данные ракеты?
— Пожалуйста. Раньше мы запускали на Лондон самолеты-снаряды «фау-1». Вес снаряда две и две десятых тонны. Длина — восемь метров. Крылья короткие, хвост, как у обыкновенного самолета. Запускался катапультой, затем летел на ракетном горючем. Взрывчатки нес восемьсот килограммов. Обыкновенная авиабомба. Поднимался на высоту до трех тысяч метров, то есть на высоту, где его мог достать истребитель. Скорость — шестьсот километров в час. Опять-таки черепашья скорость. Англичане сбивали его зенитками и с помощью истребителей. «Фау-2» — это ракета, управляемая на расстоянии. Длина — двенадцать метров. Вес — двенадцать и шесть десятых тонны. Взрывчатки всего одна тонна. Согласитесь, что это детский заряд. Горючее — этиловый спирт и жидкий кислород. Поднимается на высоту в девяносто километров, то есть в стратосферу. Летит со скоростью тысяча шестьсот метров в секунду — в пять раз быстрее звука. Бороться с ракетой невозможно.
— Вы ошибаетесь,— сказал Михаил. — Мы докажем, что с ракетами можно бороться. Сколько вы запустили «фау-2»?.
— Если вы настаиваете, скажу: немного, четырнадцать штук.
— Не думаете ли вы, что этого вполне достаточно, чтобы вас расстрелять?
— Меня? Что вы! Я только ученый!
— Вы преступник. Ваши действия заслуживают суровой кары.— Командир отряда поднялся.— Прошу высказаться, товарищи.
— Я тоже за расстрел, — сказал Юджин.
— Пся кошчь! — пробормотал пан Дулькевич. — Но мы же цивилизованные люди. Можно как-то обойтись.
— Мы можем применить к капитану милость вместо права, — поддержал его француз.
Сливка
молчал: он боялся смертей и расстрелов.— Вы? — Михаил повернулся к голландцу.
— Расстрелять! — твердо проговорил Якоб.
Клифтон Честер тоже стоял за расстрел. Он готов был перестрелять и тех эсэсовцев, что сидели в бункере, убить каждого немца, который встретится в голландских домах. Но Пиппо и Гейнц присоединились к пану Дулькевичу. Большинство было за то, чтобы подарить капитану жизнь, учитывая, что он не захотел стать эсэсовцем, не вступил в нацистскую партию, сохранить в его лице ученого, который мог бы после войны отдать свой талант служению миру. Немец обещал. Михаил понимал, что в его положении каждый бы наобещал золотые горы, но воля товарищей была священна, и он не имел права ее нарушить. Михаил сказал капитану:
— Вы сейчас, не выходя отсюда, уничтожите ракету, взорвете всю площадку. За невыполнение приказа я расстреляю вас!
— Это невозможно, — потирая вспотевшие руки, ответил немец. — Невозможно взорвать ракету, потому что еще не подключен ток от электростанции. Кроме того, на электростанции есть свой собственный гарнизон, который подчиняется мне сугубо технически. Там свой командир.
— Сколько там человек?
— Два механика и четыре человека охраны. Пятый командир. Фельдфебель Мюллер.
— Юджин,— приказал Михаил,— возьмите Корна и мосье Риго и обезоружьте охрану электростанции. Капитан проведет вас.
— Вы даже не спрашиваете моего согласия? — криво усмехнулся капитан.
— Я приказываю.
— Моя обязанность подчиняться. После того как нам не удалось завоевать мир, каждый из нас знает, что он станет трупом или пленным. Такова судьба немецкой нации.
— Скажите, вы не потомок знаменитого немецкого ученого Либиха? — спросил его Михаил.
— Нет, просто однофамилец.
— Я так и думал. Прошу не медлить. Действуйте.
Уже совсем рассвело, когда наконец были закончены все технические приготовления. Партизаны собрались на командном пункте. Капитан Либих, сидя в своей вертушке, положил руки на стол, свесил локти, отчего у него сразу как-то сгорбилась спина, потом оглянулся на партизан, взглянул на Михаила и быстро включил питание. Разноцветные циферблаты расположенных перед ним приборов засветились. Стрелки заметались во все стороны, комариным писком откликнулись невидимые трансформаторы и реостаты Рука Либиха повернула еще один рычажок, и где-то наверху загудела земля.
— Внимание, — тихо сказал капитан и нажал на красную кнопку.
Взрыв продолжался нестерпимо долго. Земля двигалась, содрогалась, корчилась. Казалось, мощные бетонные стены не выдержат, сдвинутся со своих мест и навеки замуруют кучку отважных людей, которые вызвали на поверхности земли почти космическую катастрофу.
— Взорвались спирт и кислород,— пояснил капитан, когда наверху все стихло.— Разрушения, очевидно, больше, чем можно было предположить. — Он был бледен. Руки у него дрожали.
«Интересно,— подумал Михаил,— дрожат у него руки, когда он выводит ракету на траекторию? На траекторию, которая на своем конце имеет Лондон...»
Вход в командный пункт завален песком и обломками деревьев. Над бывшей ракетной площадкой стоял тяжелый, удушливый смрад от взрыва. Там, где высился стальной карандаш, теперь были разбросаны обрывки сосновых веток. Ледяное поле бетона покрылось рваными сероватыми торосами. Погреб, где сидели запертые эсэсовцы, разрушен и засыпан землей. Сизый дым вился над местом, где были похоронены все, кто ставил ракету.