Фанатизм
Шрифт:
У каждого человека бывали провалы…
Знаете, как разбивается чашка? Вот она стоит на краю стола – и вот ты ее смахиваешь, она летит на пол и раскалывается. И назад уже нельзя, она уже никогда не будет стоять на краю стола целой.
Так и провалы. Ты еще надеешься – и вот уже другие обошли тебя на повороте, уехали по учебным программам в Кембридж, получили гранты, нашли отличную работу, отвоевали лучших клиентов или просто переспали с девушкой, которая тебе нравилась. Ты еще надеешься, но эта чашка уже не будет целой.
Выставка – ерунда. Так, проветрились.
Зачем копить память о провалах? Тебя кто-то унизил в школьной раздевалке? Тебе не дали похвальную грамоту? На дискотеке в восьмом классе «самая лучшая девочка» танцевала с другим? Ты не сдал на четвертом курсе социологию на пятерку? Твой друг тебя предал? Твой дар не нашел признания? И что дальше? Не спать по ночам? Ворочаться?
Конечно, неудачи давят. Не каждая в отдельности, а всей своей массой. Ты читаешь книги о какой-то хрени типа аутотренинга успеха, прикладываешь к себе разрекламированные схемы, а они гнутся, крошатся и рассыпаются, и ты остаешься прежним – слитым со своими неудачами, потому что ты зрелая, сформированная личность, и тебе не так просто прописать новые программные настройки и прокачать новые способности.
«Поражения открывают нам путь к нашим победам», «Все, что нас не убивает, делает нас сильнее», – я могу нанизать штук сто таких цитат в бесполезные трескучие четки. Разумеется, все они верны.
В первый раз я плакал не от обиды, а от несправедливости.
– Он же хуже! Я же лучше! Почему он? Я же более достоин!
– Мой мальчик, у Бога на всех нас есть свои планы…
Что наши планы перед его планами? Что наши схемы перед его схемами? Мама права.
Но я завистлив. Для меня нет белой зависти. Я завидую зло, по-черному, сжав кулаки, сцепив зубы. Меня ломает несправедливость, выкручивает кости, заставляет курить до утра на кухне, заставляет глотать водку и задыхаться в ритме ночных клубов.
Провалы – гвозди в крышке гроба. Рано или поздно – будет последний.
А видели бы вы Стаса – приз зрительских симпатий ему был нужен! Ну, съездили, развеялись, потусили. Я девушку в отеле нашел – Танюшу. Танюша ни о каком призе меня не спрашивала – разделась, помылась, отработала, помылась, оделась и ушла. Но после нее остался в номере запах грязной, талой, чужой зимы. Зимы, в которой не будет никакого Нового года. Не будет вообще ничего нового.
Эта шлюха – мой приз, моя женщина с веслом. Я и сам смог бы так отработать – взять восемьдесят баксов, нарисовать два треугольника, внизу кляксу и свою подпись. И пусть после этого пахло бы грязным, слякотным ненастьем.
После провалов наваливается тоска. Ты смеешься в компании, а в сердце скребется маленькая мышь со стертыми в кровь голыми лапами. «Друг, ты просто пытаешь отвлечься от своего неуспеха. Ты бежишь в нарисованный мир. Ты неудачник…»
Сколько призов я не взял за свою жизнь? Где виртуальная свалка этих бронзовых статуэток, похвальных грамот, медалей, вымпелов, кубков, поздравительных
телеграмм, грантов, контрактов, чеков и наличных платежей? Где публичный дом этих ушедших девушек, изменивших любовниц, принцесс Монако, эстрадных звезд, балерин, голливудских актрис и моделей с мировым именем? Где любящие, одобряющие и понимающие родители? Всех и вся заменяют мне фанатичные поклонники, готовые ради меня убить друг друга.О, с ними весело! Ими нужно пользоваться для развлечения. Стас оплатил номер и проститутку. Витек снимает обо мне ролики. Соня пишет статьи. Андрей пиарит в Сети. Марианна протаскивает на выставки. Сеня – на свои премьеры и в селебрити. Ася приносит марихуану, от которой мне дурно. От остальных проку еще меньше, но они всегда готовы помочь скоротать вечерок. И они готовы хвалить.
Похвала всегда радует, особенно похвала людей образованных, тонких, чувствующих. Этой похвале хочется верить. А когда веришь, забываешь о свалке неполученных призов, о Вавилонской башне невзятых вершин, о миллиарде незаработанных гонораров, о странах, в которых не был и никогда не будешь, о людях, с которыми не знаком и никогда не познакомишься, и даже о милой, скромной квартирке в Париже, в которой никогда не будешь жить.
Фанатичная любовь утешает, но не касается сердца. А в сердце живет та самая одинокая мышь с голыми холодными лапами. И мышь скребет изнутри: «Ты одинок. Ты неудачник. Ты несчастен. Ты бежишь от себя и никуда не убегаешь».
«Человек сам программирует свое будущее, свой успех и неуспех, свое признание и непризнание», «Наше будущее – внутри нас», – трещат на ветру умные четки.
Если бы у меня был сын, я сказал бы ему:
– Не будь таким, как я. Не живи так, как я. Не чувствуй так, как я.
Но не смог бы объяснить, как нужно и как не нужно. Может, он понял бы меня и без объяснений, ведь это был бы мой сын – самый лучший, самый умный, самый самый ребенок на земле.
Я легко ко всему отношусь. Регулярно стираю пыль с пособий по аутотренингу, избегаю темных тонов в живописи, смотрю юмористические передачи по ящику, читаю в Интернете свежие анекдоты, знакомлюсь, общаюсь, работаю. Но я – просто клетка для мыши, которая исцарапала все внутри. «Выпусти меня. Я не хочу жить с таким неудачником. Выпусти меня или убей. Не могу так больше…»
15. КРАСОТА
– У нас в группе учились два дурика – Рябоконь и Сивокобылко, и в журнале их фамилии шли одна за другой. Профессор по истории искусств, подслеповатый дедок, всегда их путал – то скажет «Рябокобылко», то «Сивоконь», а они ржут, хоть бы что. Он потом, доходя до них по списку, просто спрашивал: «Кони на месте?»
Сеня недоговаривал, что именно в институте решил сменить фамилию «Борода» на «Бородин». Я тоже щепетильно к этому отношусь. Я бы и свою с радостью сменила, какая-то она у меня неэстетичная – «Стыблова». Хоть бы «Стеблова», так нет – «София Александровна Стыблова». Звукосочетание «ыбло» вообще напрягает, всегда возникают вопросы вроде «Как? Как? Ыблова?»