Фанатизм

И, наконец, в этой пелене пришло расслабление. Оборвались пустые – полусветские, полудружеские, раздражающие разговоры, исчезли подозрения – мы снова стали своими среди своих.

Горчаков сидел на полу у стены, рядом с ним – Андрей, и тут же на полу – поднос с обычной японской едой, бутылки. Было похоже на пикник в галерее.

– Ты тот портрет так и не восстановил? – спросил Сеня.

– Какой?

– «Тусовщица».

– Уже не актуально, – Иван мотнул головой. – Она же из окна рухнула.

Вот официальная версия – рухнула из окна. Стало еще легче.

– Не тоскуешь? – спросил муж Марианны.

– Тоскую, Коля. Но рад, что не достает меня больше. Если бы еще менты не дергали…

И снова никто не прокомментировал, хотя Бусыгин – я уверена – вызывал многих, если не всех. Я еще выпила. Витек чему-то расхохотался. Сеня похвастался, что получил хорошие отзывы о своем «Гамлете».

Все вспоминалось мрачно – спектакль, потом допрос, потом мои слезы перед Бусыгиным, теперь этот хохот. И убийца тоже хохочет. Рад, что защитил Горчакова. Рад, спокоен и весел. Я оглядела всех – все были рады, спокойны и веселы.

– А я раскис было, – признался вдруг Горчаков. – На работе затишье, заказов нет, заняться нечем, и не пишется. Но с вами так здорово! Для этого друзья и существуют…

– А то!

– Нечего киснуть!

– Праздники скоро!

– Все отлично будет!

– Да, – согласился Горчаков. – Только вы сейчас все уйдете, а я снова один буду… коротать ночь до утра. Разглядывать дно стакана, разорванный портрет…

Повисла дымная тишина.

– Может, кто-то останется? – закончил он вопросом.

Выглядело это жалобно. Даже жалко. Не у меня одной слезы застряли в горле. Витек даже вскочил.

– Да не выдумывай! Черная полоса пройдет!

– Я не хочу ждать в одиночестве, пока она пройдет, – проныл Горчаков.

У меня застыли руки. И сама я окаменела. Друзей нельзя было ставить перед таким выбором! Нечестно это. Но разве мы сами были честны перед ним? Круг распадался прямо на глазах.

– Конечно. Ты в таком состоянии. Кто-то должен остаться, – первым нашелся Андрей. – Пусть девчонки о тебе позаботятся.

– При чем тут девчонки?! До утра можно и кроссворды разгадывать! – хохотнул Димка, но всем было ясно, что не шутит – не хочет уступать Горчакова никому из девчонок.

Иван засмеялся.

– Нет, я кроссворды разгадывать не хочу!

Шары в лототроне завертелись, и в одном из них бухало мое сердце.

– Ну, сам смотри. Как знаешь, – кивнул Стас. – Только Асю Артемка с тобой не оставит, а Марианна – девушка замужняя…

Все было как бы в шутку. Колька заулыбался и крепче прижал Марианну к себе. Ася хихикнула. Ирина взглянула на меня – в глазах была сумасшедшая надежда и сумасшедшая решимость.

– Ну, пусть тогда Ира останется, – сказал Горчаков. – Сможешь, подруга?

Мой номер не выпал. А если бы и выпал, я бы взяла самоотвод. Не люблю таких розыгрышей – даже в тесном кругу. Зато Ирина не смутилась.

– Конечно. Меня никто не ждет.

Андрей поднялся резко, сказал, что ему пора. Димка тоже вылетел пулей, и Стас засобирался. Всем было не по себе – даже после всего выпитого, съеденного и выкуренного. Когда-то мы обсуждали Сартра, Линнея и Выготского, а скатились до мусорной анаши и сводничества. Это он так захотел.

Я искала дверь, как в тумане, с одной мыслью – выйти из круга.

Всех провожала Ирина – на правах хозяйки.

– А как же твой Женька? – спросила у нее Марианна едким шепотом.

– Так у Женьки жена есть, – ответила спокойно Ирина.

– Вот это новости! Жена у него нашлась!

Смех оборвался.

19. ВЕТЕР

Не знаю, сколько дней прошло, но все эти дни мне было одинаково плохо. Даже если ты знаешь, что все это не по-настоящему, больно – как по-настоящему, как взаправду. И неревнивое, нетребовательное чувство превращается в злую, ревнивую, требовательную стихию.

Я вспоминала тот день, когда она неожиданно пришла ко мне и жалась к батарее – искала тепла и понимания, а я имитировала тепло и понимание, но уже тогда чувствовала уколы ревности. А теперь ревность просто застилает глаза. Ревность дорисовывает то, чего нет, и раскрашивает в цвета, которых не существует.

Когда она позвонила, и на экране мобильного высветился ее номер, первой мыслью было «не отвечать». Она же счастлива. Она же нашла свое тепло. Ее же мечта сбылась. При чем тут я? Что нужно ей еще и от меня? Но, конечно, я ответила.

– Сонь, может, увидимся? – спросила Ирина робко. – Боюсь приходить без приглашения.

Ее голос не показался мне слишком счастливым.

Вечером мы увиделись.

– Ты одна? – она осторожно прошла в квартиру. – Мне и поговорить не с кем. Все шарахаются от меня.

– Кто «все»?

– Наши.

Вот это да! Молодцы ребята!