Фанатизм

– И что теперь?

– Теперь уже не поженимся. А вы… рады?

Он засмеялся.

– Вы рады, я знаю. Вы же все на «высоком» помешаны, на «вечном», на «духовном». Ты, Соня, немножко не в курсе может, а я эту компанию хорошо знаю. Тепло мне от этой любви, тепло, но не так, чтобы не одеваться. Они на форумах за меня голосуют, а я этого не чувствую. Мне жить как-то нужно. Вот такая я свинья, Соня. Я на многое готов. Даже если блевать потом буду. Студентом как я жил? Кто знает? Витек? Я с теткой шестидесятилетней встречался, харчевался в ее ресторане, в ее ночном клубе зажигал. А у Витька спроси – он только и помнит, что я по монастырям ездил. В монастырях меня не кормили и не поили, Соня, тяжелое тогда время было, перестройка. Хоть ты это понимаешь?

– А с Наташей?

– И с Наташей жил бы – сколько смог бы, а потом, может, и отсудил бы какой кусок ее пирога. Если бы Аванесов раньше меня за шкирку не вышвырнул. А талант не пропьешь и в карты не проиграешь. Талант или есть, или его нет. Малевал бы портреты потихоньку – кому-то нравилось бы, кто-то заказывал бы...

Я молчала.

– А у тебя есть парень? – спросил он точь-в-точь, как Витек.

– Есть.

– Чем занимается?

– Директор агентства недвижимости.

– А ты одна в съемной квартире живешь? – Горчаков улыбнулся. – Не умеешь врать, уже и учиться поздно.

Мы еще выпили.

– Может, останешься? – предложил он. – Ну, до утра хотя бы. А то стремно как-то. Димка звонил – напрашивался, но на хрена мне Димка?

– А если не останусь, к кому поедешь?

– К Илоне, тусовщица одна из «Проспекта».

Горчаков еще выпил и пригладил волосы.

– Это взрыв был, Соня. К машине было прикреплено взрывное устройство. Теперь расследование будет. И вас тоже могут вызывать.

– Не авария?

– Нет. Заказное убийство. Менты думают, что кто-то сводит счеты с Аванесовым, но и свадьба… тоже вызывает подозрения.

– Ее кто-то заказал?

– Ну, да. Может, кто-то из наших, как думаешь? – хохотнул он. – Хотел бы я знать, кто меня ревнует до такой степени. Не ты, Соня?

– Я.

Он вскинул глаза.

– Так останешься?

– Нет, не останусь. Поезжай. Если уверен, что это не Илона.

– А зачем Илоне ввязываться? Для нее ничего не изменилось бы – так бы и продолжали трахаться.

Я оставила его с недопитой бутылкой водки и ушла.

5. СЛЕДОВАТЕЛЬ

Теперь мы еще больше напоминали религиозную секту, которую преследуют за их веру. Начались вызовы в милицию.

Мы не обсуждали это между собой, настолько несуразными казались нам подозрения.

Похолодало резко. В газете я стала редактором и уже не моталась по интервью, но иногда процеживала Интернет, то и дело натыкаясь на заметки о Горчакове. Нашим конкурентам из «Сенс-акции» он даже дал большое интервью – о горечи утраты любимой девушки.

– Как вы думаете, пережитая боль отразится на вашем творчестве? – бестактно поинтересовалась журналистка.

– Я не думаю, сейчас вообще не могу думать о творчестве, – проныл в ответ Горчаков. – Потеря была настолько неожиданной, что я никак не могу прийти в себя.

Даже в подтексте не прозвучало намека на срыв брака по расчету.

Похороны прошли пышно. Покойница была одета в свадебное платье. На Горчакова все Аванесовы косились, как на убийцу, который продолжает разгуливать на свободе.

– Почему вы не живете с родителями? – спросил меня следователь Бусыгин.

– Потому что мне уже тридцать.

– А на какие средства вы снимаете квартиру?

– На ежемесячную зарплату.

В кабинете было неуютно. Его стол стоял у окна, а в углу, за другим столом, еще один в штатском что-то черкал на листах бумаги. Компьютеров не было, и мне казалось, что это тесное пространство, замкнутое между зелеными обоями, никак не может называться современным офисом, но, тем не менее, – контора писала, в прямом смысле этого слова.

– На зарплату? – уточнил Бусыгин, готовясь зафиксировать сумму в протоколе допроса.

Я не ответила.

– Вы помните ту вечеринку, так называемый «мальчишник», перед свадьбой Горчакова?

– Конечно.

– Ваши друзья сказали, что вы тогда нервничали больше всех…

– Какие друзья?

– Вы же ушли первой?

– Да там стриптиз начался. А я от стриптиза всегда перевозбуждаюсь и начинаю нервничать. Пришлось уйти.

– Были стриптизерши? Из какого клуба, не помните?

Шариковые ручки скребли по бумаге.

Плакать при всех, рыдать, биться головой об стену – разве это не стриптиз? Это круче. Ни одна стриптизерша такого не исполнит.

– Нет, никого не было.

– Почему тогда вы ушли?

Я молчала.

– София Александровна, вы даете самые путаные ответы. На простейшие вопросы. Какие отношения у вас с Горчаковым?

– Я его люблю.

– Как художника?

– И как художника тоже. По-моему, он наделен уникальным, исключительным даром. Вы видели его работы?

– Видели-видели. То есть любовной связи между вами нет?

– Нет.

– Как вы познакомились?

И еще вопросы. И снова. И те же самые. И заново. Как им не надоедает?