"Фантастика 2023-134". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Не спать. – Чарльз хлопнул лежащего по щеке. И тот лишь моргнул. Взгляд плывущий, а уголок рта дергается. И глаз левый налился кровью. Смотрит куда-то вбок.
Вот зараза!
– Ой, а что с ним?
– Целителя! – Рев Чарльза сотряс дом до самой крыши. – Если на улицу вернуться не хочешь!
Нэнси на улицу возвращаться не хотела. И исчезла столь стремительно, что само по себе было почти чудом. Да едрить…
– Не смей! – Чарльз перехватил руки приятеля. Потом отступил. Разорвал на нем рубашку. Грязную, испачканную выпивкой, рвотой, соками. Грудь Байни вздымалась и опускалась.
Так, что Чарльз помнит о целительстве?
Никогда не давалось. Силы у него много, а там точность нужна. И… и что-то с Байни не так. С энергией. Так, надо найти точки выхода энергетических линий. Где-то на запястьях… и на горле. Но на горле русла большие, этак со своим потоком Чарльз и убить может.
А вот запястья – дело другое.
И теперь по капле, надеясь, что организм сам справится. Маги ведь живучие. Куда более живучие, чем обыкновенные люди.
Потихоньку.
Вот так. Байни сперва захрипел и дернулся, но потом затих, только уголок рта и глаза продолжали подрагивать в безумном ритме. Но живой. Это хорошо.
Продержится.
Точнее, они оба продержатся, пока не явится целитель.
Как долго пришлось ждать, Чарльз не осознавал. Просто сидел, вливая по капле Силу в ослабевшее и такое вдруг хрупкое человеческое тело. А потом его потеснили.
– Теперь моя очередь, – важно сказал господин Шверинсон. – Вы и без того неплохо потрудились, Чарльз… не будь вы столь безголовым, я бы пригласил вас в ученики. Возможно.
Дышать стало легче.
Левас Шверинсон недаром считается лучшим из целителей. И Байни он спасет. И… пускай тот редкостный придурок, но почему-то совсем не хочется, чтобы он умер.
– Надо же. Какая интересная картина. Чарльз, вы не будете столь любезны помочь?
– Все, что в моих силах.
– Саквояж. Пусть та милая особа, что принесла ваш перстень… вы умеете удивлять, Чарльз. Так вот, мой саквояж. В нем инструмент. Соберите шприц. Мне нужна кровь этого бестолкового молодого человека. Его отец будет весьма огорчен. Да, да… предвижу.
У Леваса Шверинсона было очень живое лицо с длинным носом и узким, выступающим вперед подбородком.
Тонкие пальцы.
Сеть морщин на смуглой коже.
– А вы… – Он глянул на Чарльза с укором. – Ходят слухи, что вы, молодой человек, имели неосторожность жениться… весьма вас с этим поздравляю.
Шприц нашелся.
Собрать, правда, получилось не сразу, пальцы дрожали, и потому, когда Нэнси просто забрала стеклянную колбу из рук, Чарльз не стал сопротивляться. Она ловко присоединила иглу и вставила поршень.
– Чудесно, милое дитя… вижу немалый опыт. Опиум?
– Я… иногда помогала.
– И этому бестолковому самоубийце? Чарльз, не притворяйтесь, что вас здесь нет. Подайте жгут и затяните… вот так.
Со жгутом он управился.
– Нет. Байни не кололся. До него… раньше… он хороший. Он не умрет? – В глазах Нэнси появились слезы, но стоило ей понять, что никто не обращает на них внимания, и слезы исчезли. – Он мне еще за этот месяц должен.
– Не знаю, не знаю… – Левас покачал головой. И нахмурился. – Чарльз, будьте добры поделиться со стариком…
Чарльз молча протянул руку.
– Вот тут держите… вливайте осторожно.
Чую, Силы у вас прибыло. Оно-то, конечно, лучше бы мозгов. В следующий раз просите Бога мозгами дать… но пока давайте, вот, по капле… Вижу, от этого зелья вы воздержались… что за гадость?– Н-не знаю. – Нэнси моргнула и шприц подала.
– Сами, голубушка. Сами… вот так, ручку ему согните, чтобы вены проступили, а дальше, думаю, справитесь.
Вены и вправду проступили на белой, какой-то влажной коже. Черные, они походили на червей, и Чарльз с трудом сдерживался, чтобы не отстраниться.
Силу.
Сила текла. По капле. Медленно. И Байни дышал. Грудь его вздымалась. Опадала. Сердце колотилось где-то там, внутри. А Левас замолчал. И это было плохим признаком.
Очень, очень плохим.
Ну же… Байни не может умереть! Не имеет права! Он обещал… и без него Чарльз не найдет этот треклятый аукцион. А ведь дело даже не в сестре Орвуда.
Дело…
Дело в том, что Чарльз должен. Что-то должен сделать, чтобы остановить все это безумие.
– Вот так… – Левас смахнул пот дрожащей рукой. – От меня так просто не избавиться, молодой человек… да, да… Милая дама, вы не будете столь любезны заварить чаю? И сахару, сахару побольше. А еще еды бы какой. Совершеннейшим образом не отказался бы.
– А это куда? – Нэнси показала шприц, наполненный темной кровью. Слишком уж темной.
– Будьте добры… там, в саквояже, есть футляр. Туда и положите. А еще поближе подвиньте. И таз какой-нибудь. Я, признаться, не сторонник кровопускания, но сейчас, боюсь, это просто-таки необходимо. И чай, несомненно… без чая никак. Чарли, подайте-ка скарификатор.
Кровь струилась по запястью, все еще бледному и словно лаком покрытому. Желтым грязным лаком. И набиралась в ладонь Байни, поскольку его пальцы застыли в полусогнутом виде, словно он и в бессознательном состоянии пытался ее собрать. А потом стекала меж пальцев в блюдо.
– Что с ним? – тихо спросил Чарльз, прикусывая губы.
Байни дышал. Много ровнее, чем прежде. Лоб его покрывала испарина. И веки слегка подрагивали.
– Мозговой удар. – Левас устроился на полу, сунув под зад одну из подушек, что на этом полу валялись. Узкие брючины задрались, выставив на всеобщее обозрение и носки, и подвязки, отчего-то зеленые. Зеленый Левасу не шел.
Хотя, конечно, странно думать о чужих подвязках для носков.
– Он же молодой.
– Молодой. Бестолковый. Как все вы. Полагает себя бессмертным. Но… Чарльз, не буду кривить душой. Вы знаете, что он принимал?
А вот взгляд у Леваса холодный.
Расчетливый взгляд.
Чарльз чуть склонил голову и взглядом указал на Нэнси, которая самолично чай принесла.
– Благодарю, милое дитя… а теперь, будь добра, приведи себя в порядок. Его отец, который, полагаю, скоро прибудет, весьма старомоден в некоторых вопросах.
Нэнси нахмурилась:
– Байни мне за месяц не заплатил!
– И щепетилен. Успокойтесь. Он по достоинству оценит вашу помощь. Но ваш вызывающий внешний вид – к чему злить человека, который и без того будет зол? Вы, несомненно, юны и прекрасны, и ваша фигура – отрада для глаз старого больного человека, но это лишь я… да, да…