"Фантастика 2024-116". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
– А что ты предлагаешь?
– Начать жить самой… Ну, и в будущем давать жить другим, - Дайна выразительно посмотрела на живот Леи. – Для первого шага можно не закрываться в квартире, а сходить с нами в парк. Наконец-то снег выпал так, что уже не тает. Подумай только, есть повод сделать прекрасную фотосессию для тебя.
– Пока главный атрибут для неё не исчез, - хихикнула Дана.
Молодая женщина улыбнулась и погладила низ живота. Добавить несколько новых фотографий к семейному альбому показалось ей прекрасной идеей. Поэтому она всё-таки согласилась, и прогулка вызвала у неё уйму положительных эмоций. Лея много смеялась, шутила.
– Спасибо, - искренне шепнула она Дайне перед тем, как уйти в свою спальню.
– Хм. Знаешь, лучше не благодари, - улыбнулась блондинка в ответ и помахала рукой.
Лея закрыла дверь и наконец-то осталась наедине с собой. Мышцы немного ныли от непривычной для неё физической активности. Наверняка, утром они напомнили бы о себе ещё ярче. Но она была определённо счастлива, а потому не хотела спать. В результате молодая женщина включила ноутбук и стала просматривать отснятые за сегодняшний вечер снимки. Некоторые фотографии она хладнокровно удалила. Те, что получились «смазанными» или же не отвечали её понятиям о собственной красоте. Но оставшихся всё равно оказалось в избытке.
– Столько меня, - прошептала она, – и ни одной фотографии тебя… Где же ты, Альберт?
Она посмотрела на потолок, как если бы хотела обратиться к небу. Лея уже давно не видела любимого во сне, и потому его облик начал стираться из памяти. Вероятно, когда ребёнок дорастёт до возраста, когда принято задавать вопросы, она смогла бы сказать лишь пару слов об его отце. Чёрные волосы, красивое лицо, крепкие руки…
Разве этого достаточно, чтобы описать кого-то живого?
«Нет. Определённо нет», - подумала она и достала чистый лист бумаги.
Рисовать Лея никогда не умела, а потому карандаш, как бы он уверенно ни выводил линии, всё равно не смог создать желаемое изображение. Портрет вышел жалким и больше напоминал пособие для схемы рисования в стиле «палка, палка, огуречик – вот и вышел человечек». В результате молодая женщина вздохнула и приступила ко второй попытке. Тоже не ставшей шедевром. Однако художество успокоило взбудораженные прогулкой нервы. Лея зевнула, выключила свет и устроилась в постели. Глаза закрылись сами собой. И вскоре (во всяком случае, ей показалось именно так) слух уловил шорох бумаги.
– Я так и знала, что ты сегодня появишься, - гордо произнесла она, приподнимаясь.
Но произошла ошибка. Альберт не разворачивал скомканный лист бумаги, это прокрался Мурчик, чтобы немного поиграть. Кот виновато уставился на хозяйку, но его ловкая лапка всё равно начала футболить белый бумажный комок.
– Так, мы же договорились, что ты ночуешь в гостиной, - беззлобно начала порицать Лея любимчика и, поймав зверька, выставила прочь из комнаты. Она была вынуждена делать так, чтобы кот не забирался спать к ней на живот.
На этот раз, закрывая дверь, молодая женщина проследила, чтобы
некие «инородные элементы» не прошмыгнули внутрь.– А меня ты так же не выставишь? – вдруг раздался знакомый насмешливый голос. Лея тут же встрепенулась и воскликнула:
– Альберт!
– Тише. Ты же не хочешь потревожить своих соседок?
– А они увидят тебя, если появятся здесь?
– Вряд ли. Предпочитаю быть игрой только твоего воображения, - ответил он и включил настольную лампу.
Приглушённый свет ночника заставил Лею поморщиться. Глаза привыкли к мраку, да и природе никогда не существовало такой резкой смены освещения. Её зрение так и не эволюционировало до новых технологий.
– Жжётся, как будто я вампир, - пошутила она и вытерла ладонью набежавшую слезинку.
– Нет, ты не вампир. И для них такой свет безопасен.
– Может я и не вампир, но не человек точно.
– Это же откуда такая уверенность? – усмехнулся он и отошёл от стола, чтобы подойти ближе к ней.
– Потому что нормальному человеку не только не мерещатся призраки, но нормальный человек элементарно не станет их призывать, - уверенно заявила она. – А я постоянно стараюсь сделать именно это.
– Разве?
– Когда я что-нибудь записываю – ты приходишь, - ответила Лея. А затем поправила саму себя. – То есть не всегда, когда я что-нибудь записываю, ты появляешься. Но если я делаю так, то шансов больше.
– Вот как, - сказал Альберт и провёл пальцами по её щеке. – Выходит, ты хорошо разбираешься в моих повадках, раз я всё-таки прихожу… Это делает тебя в чём-то очень опасным человеком.
– Опасным? – удивилась Лея.
– Да. Но заметь, я так и не сказал, что нормальным.
– Всё-то ты шутишь! – улыбнулась она и, схватив с кровати подушку, постаралась ударить его ей. Несильно, конечно. Видимо на детской выходке сказалась недавняя игра в снежки, Лее очень захотелось сделать какую-нибудь шалость. Альберт, однако, с лёгкостью сумел избежать удара и даже ловко перехватил подушку.
– Может, мне доведётся открыть тебе секрет, но я не смогу понять откуда обида, если ты и дальше будешь пытаться меня убить, - с улыбкой сказал он при этом.
– Я считаю, что я нормальный человек.
– Вот как? – искренне удивился мужчина. – Пару минут назад ты себя и человеком-то не считала.
– Но если я всё же человек, то абсолютно нормальный и адекватный, - Лея даже погрозила пальцем, чтобы ей не вздумали перечить. Однако Альберт и не собирался. Он рассмеялся и сказал:
– Пожалуй, если говорить о людях, то ты просто образец нормального и адекватного поведения.
– Вот. Другое дело, - успокоилась молодая женщина. – Так почему ты приходишь, когда я что-нибудь записываю?
– Ты изучила меня, а я тебя, - Альберт сел на кровать и облокотился об изголовье, предварительно сунув себе под спину отнятую подушку. – Для тебя сложно заниматься подобным без некоего внутреннего порыва, и мне интересно, что его провоцирует.
– Пытаешься поймать мою музу? – она с хитринкой посмотрела ему в глаза и провела ладонью по его волосам. Они были жёсткими и от её поступка растрепались. Но ей хотелось так поступить. Хотелось запомнить не только его облик, но и свои ощущения от его присутствия рядом… Хотя, вероятно, волосы живого Альберта были мягкими. Она просто не сосредоточила внимание в своё время на такой мелочи. И теперь собственная оплошность отдавалась тихой ноющей болью в сердце.