"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
Ну, а мне трость Петров подарил, заодно снабдив местными деньгами (не скажу сколько) с универсальным пропуском и напоследок попросив особо не злоупотреблять полномочиями. Я и не собираюсь. Честное слово. Только пройдусь по городу, вспоминая маршруты, осмотрюсь и назад. Если только чего-нибудь не случится. А ведь может.
По жизни я человек упорный. Раз что-то задумал, то обязательно добьюсь, и препятствия не помеха. Однако иной раз случается непредвиденный облом с планами. Стараешься, стремишься, силы тратишь, а все равно что-то (или кто-то) с завидной регулярностью и постоянством не позволяет тебе совершить задуманное. В этом отношении город Санкт-Петербург стал для меня именно таким невыполнимым стремлением. Парадоксальная
Зато теперь наконец-то вышла. И пусть передо мной раскинулась Северная Пальмира второй половины девятнадцатого века, все же я впервые вступил в ее пределы своими ногами.
– Удачной прогулки, – сказал напоследок Петров. – Если что, вы знаете, где меня найти…
Конечно, знаю. Работает мой нынешний «доброжелатель», а точнее генерал-майор Александр Егорович Тимошин, начальником штаба Корпуса жандармов и управляющим Третьим Отделением Собственной Е. И. В. канцелярии. Хотите найти сие казенное учреждение? Идите к Цепному мосту. Контора там.
Но мне пока в царское КГБ не надо. Я просто прогуляюсь.
И как Гена Козодоев метаться по переулкам не буду в поисках «Фиш-стрит». Тут не потеряешься, зная местный жизненный ритм.
Петербург встает не рано. В девятом-десятом часу утра на улицах еще пусто. Разве что извозчики «ваньки» уже начали зарабатывать свой кусок. Но к этим лучше не садиться. Хоть и дешево берут, а сани у них обычно грязные, лошади плохонькие. «Лихачей» ждать тоже долго и дорого – эти начнут извоз часа в три-четыре дня и цену заломят соответствующую. Мне на этот счет заморачиваться не надо. Мне благодаря Петрову выделили персональный транспорт: сани, резвая лошадь пегой масти и «водитель». Зовут Трифоном. Выглядит так же, как и обычный рабочий или мелкий торговец: на голове желтая шапка с маленькими черными полями; ухоженная, тщательно расчесанная борода до груди; длинные рыжие волосы падают по обеим сторонам, закрывая уши, сзади острижены под скобу; кафтан из синего сукна (бывают еще зеленые и серые) опоясан ярким шелковым желтым кушаком; на ногах валенки, на руках варежки. Голос у Трифона громкий, зычный:
– Куда едем, ваше высокоблагородие?
Хороший вопрос. Сейчас решу…
Решил, сажусь в сани и… начинаю мерзнуть. До сих пор не привык к здешнему климату. Это еще хорошо, что благодаря Лермонтову я к простуде стоек, а то прописал бы мне здешний доктор полоскание морской водой и компрессы. И это не считая банок, которые я отродясь не люблю. А так еду, смотрю на Тришкину спину, где прямо из-под воротника выглядывает «билет» – кожаный номер (15) с частью и околотком, куда извозчик приписан. И везет меня Трифон не куда-нибудь, а прямиком к Инженерному замку. Почему именно туда? Я и сам не знаю. Что-то внутри повелело выбрать этот пункт назначения…
– Останови, – приказал я Трифону, и сани встали неподалеку от главного входа. Ближе нельзя. После шпионского налета тут усилена охрана и с подозрением смотрят на каждого. Ко мне тоже подошли, но после проверки документов отстали. Нужно бы мне выйти из саней, но я все глядел и глядел на эту громаду, где ныне располагалось Инженерное училище, а раньше, в ту пору, когда здание носило название Михайловский замок, здесь находилось последнее убежище императора Павла Первого. Царь опасался измены и переворота. Может, именно поэтому надеялся на канавы, подъемные мосты и целый лабиринт коридоров. А может, верил, что находится под защитой архангела Михаила, во имя которого построена и церковь, и сам замок. Точного ответа нет.
Меж тем государя убили именно в Михайловском, в одной из комнат. За что? За нежелание угождать бритым. Только ли за это? Гришка уверял, что не только.
«– …Как тебе сказать? Тут две стороны медали. Были у Павла крайности. Всем велел носить косички, волосы зачесывать назад. Круглые шляпы, сапоги с отворотами, длинные панталоны, завязки на башмаках или чулках, бакенбарды – все под запретом. Жилеты тоже. От них, по мнению императора,
произошла Французская революция.Офицерам часто доставалось за малейшую провинность, да и арест – дело обычное. Отправляешься на строевые занятия или парады, запасайся деньгами и бельем.
– Это еще почему?
– Никто не застрахован от царского окрика: «Налево кругом! В Сибирь шагом марш!» Короче, строго все.
– Тебя послушать, так Павел – самодур, каких поискать.
– Это мнение его врагов. На самом деле был Павел Петрович не так глуп, как о нем пишут. Крут? Пожалуй. Но не глуп. Образован, набожен, ценил правду, ненавидел ложь, умел признавать свои ошибки, считал, что матушка Екатерина со своими фаворитами развалила державу и что его долг – навести в стране порядок. Он предпринимал решительные меры по борьбе с коррупцией, инфляцией, обнищанием народа, казнокрадством. Его любили солдаты за простоту и прямоту.
А уж как он обленившихся чинуш тряхнул. Те работать начинали с пяти утра и до глубокой ночи.
Или дворянство. При Екатерине золотой век для них настал, вот и разболтались донельзя. Недоросль с рождения в гвардию записан, в полку числится, жалованье получает, а ни дня реально не служил. В имении такой вот Митрофанушка отъедается, деньгу тратит на столичную жизнь, служить и тем более воевать упорно не желает. Одним словом, непорядок, произвол и маниловщина. И как со всем этим справиться? Только хорошей встряской…»
Вспоминаю всю эту беседу, а с самим начинает происходить какая-то чертовщина. Сначала исчезли звуки окружающего мира. Затем очертания замка изменились. Сделался он темным, неприветливым, страшным. Окна чернеют, словно глазницы черепа. Все, кроме одного, а в нем… стоит покойный Павел Петрович. Смотрит на меня с грустью и скрывается за занавеской. Видение вновь расплывается в одну большую бесформенную кляксу, из которой отчетливо раздаются голоса:
– Группа наиболее уважаемых людей страны, поддерживаемая Англией, поставила себе целью свергнуть жестокое и позорное правительство и возвести на престол наследника великого князя Александра…
– Мне показалось, что я задыхаюсь, и у меня не хватает воздуха, чтобы дышать. Я чувствовал, что умираю… Разве они хотят задушить меня?
– Государь, это, вероятно, действие оттепели…
– Le voila! [245]
– Вы арестованы, ваше величество!
– Что вы делаете, Платон Александрович?..
– Еще четыре года тому назад с тобой следовало бы покончить!
– Что я сделал?..
– Что ты так кричишь!..
– С ним покончили…
Наваждение пропало столь же внезапно, как и началось. Стень. Так это называют в народе. Когда наяву мерещится всякое. И совет на этот случай тоже есть – перекреститься и подальше от наваждения уйти.
245
Вот он! (фр.)
Или уехать.
Куда уехать? Опять же знаю.
– В Коломну езжай… – прошептал я едва слышно, но Трифон понял. Снег опять захрустел под санями, а я тряхнул головой и, сделав несколько простых дыхательных упражнений, восстановил статус-кво. Только раскиснуть мне еще не хватало сейчас, столкнувшись с привидением Инженерного замка и его чарами. Прочь от них! Прочь!
Глава 10
Здравствуй, родная Коломна! Как про тебя однажды сказал Гоголь: «Не столица и не провинция». Это вы метко, Николай Васильевич, заметили. Тут даже не окраина Петербурга. Тут целая «страна» мелких чиновников, ремесленников, отставных унтеров, бедных актеров, вдовушек, живущих на пенсии покойных мужей. Простирается она за Крюковым каналом между Фонтанкой и Мойкой. Свое название получила от слова «колонна». Еще при Петре, когда Петербург только начинал строиться среди лесов и болот, для освещения почвы в лесу прорубались просеки. Архитектор Доменико Трезини называл их «колонны», а сами питерцы «коломны». Отсюда и пошла Коломна.