"Фантастика 2024-121". Компиляция. Книги 1-21
Шрифт:
«Страна» тихая, но если кто-то приезжает из центра, то любопытных хватает. Всюду глаза и уши, но меня не узнали. Во всяком случае хорошо знакомая Лермонтову дворовая девка отставного надворного советника Мунке Аннушка, как всегда болтавшая в это время с молочницей Евдокией, не сразу заприметила подъехавшего к двухэтажному дому старичка. Есть же дела поважней. О них и нужно говорить:
– …Спасу нет уже мне от эдакого изверга. Загонял окаянный. «Аннушка, завари кофию! Аннушка, подай барину сюртук! Аннушка, беги за маслом!» Хуже нет доли, чем у бедного господина жить и служить.
– Правда твоя. Мне ведь тоже несладко приходится. Как воры позавчерась в царские хоромы сунулись, так покою нет от будочника [246] . Ходит и ходит все со своим топорищем [247]
Упомянутый Евдокией будочник Макар Кузьмин виден тут же неподалеку. Стоит в своем укрытии, высовывает наружу красный нос, периодически делает обход (вперед четыре шага, назад четыре шага), терпеливо отвечая на вопросы Никитки – резвого подмастерья портного и горького пьяницы Ивана Рюхина. И раз Никитка у будки ошивается, значит, Рюхина хмель свалил и можно поболтать с будочником:
246
Будочник (бутарь, хожалый, буфель, макарка) – с первой половины XVIII века полицейский сторож городской полиции в Российской империи, стоящий на посту у караульной будки, предназначенной для укрытия от непогоды и давшей название должности.
247
До 1856 года в качестве штатного оружия будочников была алебарда, но затем специальным императорским указом ее заменили поясным тесаком.
– Дядя Макар, а дядя Макар?
– Чего тебе?
– А шпицрутены из чего режут?
– Шпицрутены-то? Знамо дело, из сырых тальниковых палок. Длиной одна и одна вторая аршина и в палец особы мужского пола шириной…
– Дядя Макар?
– Чего еще?
– Смотри, какой господин важный подъехал.
– Где?!
– В-о-о-н там…
Огромное спасибо тебе, Никитка, за пролетарскую бдительность. Теперь только с Макаром бесед мне не хватало…
Обошлось. В Багдаде все спокойно. Не узнал меня служивый. Значит, к дому родному пройдусь. Хотя, с другой стороны, зачем? Квартиру свою Лермонтов еще перед отплытием на три года в аренду сдал, предварительно рассчитав прислугу. Вот только кому именно сдал, не помню. Но зайти в знакомую серую двухэтажку стоит.
Неизменные виды. Дверь все так же скрипуча, как и лестница. В коридоре темно, но я не унываю, поднимаюсь, постукиваю тростью по ступеням, ищу знакомую дверь с медными львами. Вот и она. Позвонить в колокольчик, что ли? Звоню. Дверь открывается, но на пороге не лакей, а явно одевшаяся на прогулку хорошенькая такая девушка лет двадцати с обалденными зелеными глазами. Немая сцена и… вспышка. Сомнений нет – передо мной Тамара Севастьянова, она же таинственная Т. С.
Причудлива человеческая память. А плоть тем более причудлива, как и женская интуиция. Я не знаю, как за всеми этими масками и гримом Тамара узнала Лермонтова, но точно знаю, что не совершу преступления, воспользовавшись обстоятельствами. Могу я, в конце концов, позволить себе маленькие радости жизни, когда бушует стихия? Наверное, могу.
Сначала нахлынула река вопросов: «Миша, почему вы тут, ведь плавание продлится три года?!», «Зачем весь этот маскарад?!», «Почему вы мне не писали?!». Реку пришлось перебить морем объяснений: «Добравшись до Копенгагена, я пресытился вояжем и решил вернуться домой сухопутным путем», «На «Палладе» нашелся один актер; от него я и научился гриму. И забавы ради в таком неузнаваемом виде прибыл в город», «Никаких писем от тебя я не получил, а мои, должно быть, еще в дороге». Наконец все слова сказаны, лакей Захар надолго отправлен вон с рублем денег в кармане, как и горничная Глашка, а Тамара упорно тянет меня в океан страсти, заставляя справляться со всеми этими пуговками, застежками, завязками на платье. Я не сопротивлялся. Вот еще. Сколько уже месяцев без женщины. Для здоровья вредно.
…А я ведь тоже писать начала. Вот послушай…
Замечательная картина. Глядел бы и глядел, не отрываясь. Завернувшись в простыню, но умышленно оставив левое плечо и грудь открытыми, нимфа Тома легко соскочила с кровати и, подхватив со стола лист с рукописью, направилась к шкафу. Начала читать какую-то оду, а я слушаю, успевая одновременно
и нимфой любоваться и окружающую обстановку лермонтовской спальни оценивать. Надо же. Контраст, однако. Помнится, в прежние времена все тут было как в берлоге холостяка, а ныне, когда Лермонтов отсутствовал, оставив «ключи от квартиры» своей очередной большой любви, убранство приобрело вид эдакого семейного гнездышка. И это не метафора. В том, что Тома решительно и бесповоротно задумала женить на себе отставного гусара еще в пору знакомства с ним на балу у графини Н. сомневаться не приходилось. Она может. Даже несмотря на то, что происходит из тех барышень, о ком сказано: «Разделены ее досуги между роялем и канвой».248
Лермонтов М. Ю. «Хаджи Абрек».
Вспомнилась мне и ее незамысловатая история. Родилась Тома в Питере в сугубо статской семье. Воспитывалась в Смольном. Почти прямо оттуда же вышла замуж, но счастья не испытала. Муж Анатоль – душа ветреная. Даром что в департаменте внешней торговли служит. Клуб и карты – вот и весь его досуг. Детей заводить и не думал. За папенькиным имением под Новгородом не следил, потому все там вскорости расстроилось: от крестьян ни оброку, ни податей; управляющий Аким – плут и пьяница; прислуга ворует. В итоге год уже как имение в опекунском совете заложено – долгу на тридцать тысяч. И платить нечем. Абсолютно. Значит, судьба одна: продадут имение с молотка, и ступай, куда хочешь.
Правда, есть надежда на бабушку Варвару Дмитриевну. Живет здесь же в Петербурге на Фонтанке у Аларчина моста. Богата, но скупа, аки Коробочка. Зато обожает внучку и занимательные беседы на предмет всевозможной мистики и чудес. А Томе только того и надо. Городская, но от деревенской няньки сколько всего нахваталась, верила в гадания, приметы. Помню их и я. «Если топится печка и летят искры – будут гости». «Если петух поет в небывалое время – нужно снять его с насеста и пощупать ноги: теплые – к вестям, холодные – к худому». Вот и теперь, дождавшись от меня похвалы, Тома с коварной улыбкой опять нырнула в кровать, произнеся какой-то заговор. Ну, я сейчас тоже великим Мерлином побуду, совершу своим мечом-самотыком сильно могучее колдунство…
Спустя еще минут н-цать энергичных кувырканий довольная Тома откинулась на подушку, немедленно начав обычную женскую болтовню против моего обычного мужского желания спать. И жалобы на французском тоже присутствуют:
– Я уже говорила тебе, что разлука с тобой была для меня страшной мукой?
– Да.
– Я отправила два письма к тебе в Копенгаген.
– Я знаю… А как же твой Анатоль? Не ревнует, когда ты отлучаешься из дома, пишешь мне?
– Я ушла от него три дня тому назад, – Тома погрустнела. – Тайно живу теперь здесь, но навещаю бабушку. К ней я и собиралась, как вдруг ты… Но теперь мы снова вместе и не расстанемся уже никогда…
Даже не знаю, что и делать теперь со всем этим свалившимся на голову личным счастьем господина Лермонтова. Слушаю Тому, а сам, с большим трудом переборов сон, думу думаю. Как быть?
Положение спас звонок колокольчика. Точнее, уверенный удар по двери. Это кто там такой буйный, смелый и бессмертный? Захар? Но тот, если верить Томе, коль деньги получает, то пропивать точно не станет, а тем паче буянить. Трифон? Этот тоже не сможет. Не знает он, куда именно я пошел, и, кроме того, строго получил приказ ждать моего возвращения. Тогда кто?
– О-от-крывай! – раздался за дверью визгливый пьяный голос, когда я, накинув атласный вышитый цветами халат, очутился в прихожей и взялся за дверной засов. – О-от-крывай!! Я знаю, что ты тут!
– Боже мой, это Анатоль! – в ужасе прошептала Тома, прижавшись ко мне так, словно ее казнить хотят. – Он нашел меня! Нашел! Но как?!
– Сейчас узнаем, – дипломатично ответил я и, прежде чем Тома что-либо успела возразить, открыл засов и резко распахнул дверь.
А знаете, нечто подобное уже со мной случилось в юности. Правда, там ситуация сложилась несколько иная. Юный балбес и одиннадцатиклассник Мишка Крынников на квартиру к дяде Диме (он как раз тогда на рыбалку поехал и ЖП оказалась свободной) пригласил в гости ученицу 10 «в» Ольгу Чикину. Посидеть, музыку послушать и прочее. Уж не знаю, как мой будущий тесть Олег Юрьевич про встречу эту прознал, но только пришел, вломился и давай поучать уму-разуму будущего зятя. Не помню, кто из нас тогда победил. Он майор в отставке, МС по борьбе. Я тоже кое-что тогда уже умел. Во всяком случаи морды мы друг другу побили хорошо. Можно сказать, с той самой поры начало моей семейной жизни было положено.