"Фантастика 2024-18". Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
– Ладно, я был распутным, – хмуро сказал Метельский, – но не до такого… Смотри, а пророки их обличать не стали.
– Наверное, нужна аудитория побольше, – вздохнула Хельга. – А может, для этих уже бесполезно. Как выразился бы Елисей, Бог их не помнит.
– Странно для всезнающего Бога.
– Может, предпочел забыть. Эх, какая же я…
– Ты что?
– Ничего, Лон.
Вышли на площадь: здание с колоннадой, по сторонам ресторанчики, несмотря на утренний час уже людно. Хельга осмотрелась.
– А от разрушений и следа не осталось. Похоже на Дворец наслаждений, публика отсыпалась там после
– Пока у нас работа, – Метельский кивнул в сторону пророков.
Те вскочили на скамейку, а скорее мраморное ложе, наверное тоже предназначенное для утех. Пинками сбросили подушки, и Даниил закричал:
– Развратники! Вы забыли о душе, погрузившись в мутные наслаждения. Бог создал вас не для того, чтобы постоянно тешили свою похоть. Есть время для любовных наслаждений, но должно быть время для молитвы Всевышнему, для мысли и творчества. «Се, гряду скоро!» – возглашает Христос. Однако ваши тела осквернены грехом, они не просветлятся с приходом Спасителя, а погрузятся в пучины мрака. Опомнитесь, еще есть время покаяться…
«Телевизионщики уже здесь», – пробормотала Хельга в ухе Метельского. Привычно рассредоточились, заняв позиции справа и слева от импровизированной кафедры, но несколько в стороне. Действительно, на пророков были направлены камеры, видимо их маршрут отслеживали.
– Бог отодвинул Армагеддон, – это уже закричал Елисей, – чтобы как можно больше людей услышали Его слово! Тысячи и тысячи боролись за то, чтобы уменьшить зло в мире и насадить просвещение. Им почти удалось создать на Земле золотой век. Однако вы не удержались на достигнутой высоте и предпочли сизые пучины разврата. Бог милостив и спасет тех, кто твердо решит вырваться обратно к свету. Но вы должны стараться изо всех сил, потому что времени уже не осталось. Встаньте на колени, здесь и сейчас же, и покайтесь во всем плохом, что вы сделали. Это должно быть сделано открыто, чтобы Бог увидел, кого еще можно спасти…
Вокруг уже собралась нарядно одетая толпа, но желающих встать на колени не нашлось. Напротив, стали раздаваться возмущенные возгласы: «Вали обратно в свою пустыню, плешивый!», «От вас воняет, как от козлов!», «Наш бог и спаситель – Самаэль!»
«Готовимся, – предупредила Хельга. – Это хорошо, что вокруг нет камней, но могут сбегать за ресторанной посудой».
Хотя один мужчина, выгуливавший собаку, обошелся «подручными» средствами: бесстыдно задрал тунику и выдавил свои экскременты в пластиковый лоток. Следом размахнулся, и какашка полетела в пророков. Елисей небрежно отмахнулся, и она отлетела в толпу.
– Ах ты, мразь! – взвизгнула Хельга и, оттолкнув несколько человек, врезала дубинкой в промежность собаковода. – Слава богу, здесь еврейские запреты не действуют.
Мужик согнулся, подвывая, а Елисей сурово приказал:
– Женщина, отойди!
Он поднял руку, и Хельга отпрыгнула, за ней попятились и другие. Будто ветвистая молния охватила собачника – и обратилась в яростное пламя. Полетели хлопья пепла, тошнотворно запахло горелым мясом. Толпа с криками ужаса стала разбегаться. Хельга подошла к Метельскому, отряхивая комбинезон.
– Л-лихо они, – чуть заикаясь, сказала она. – Как тогда с хасил, у меня чуть брови не сгорели.
– Да,
как телохранители мы им не очень нужны. А ты, похоже, опять стала звездой новостей, – Метельский кивнул на репортеров с камерами.– Пусть любуются, – зло сказала Хельга. – Интересно, куда мы теперь?..
Метельского цепко взяли за локоть. Оглянулся: давешний офицер в черном с серебром, рука на расстегнутой кобуре.
– Вам надо лучше контролировать свою жену, – жестко сказал он. – Альфавиль вольный город, и на мелкие нарушения общественного порядка мы смотрим сквозь пальцы.
Хельга кивнула на смердящую темную кучу: – Это тоже мелкое нарушение?
– Пророков нам приказано не трогать, а вы нарушаете здешние обычаи. Мадос заботится, чтобы свободные граждане Альфавиля могли делать все, что угодно: поклоняться любым богам, слушать любых пророков, и выражать неудовольствие тем, кто не нравится. Мне поручено изъять вас из публичного пространства и сопроводить обратно во дворец.
– Сама рада. – пробормотала Хельга. – Действительно, не столица, а публичный дом.
Рядом опустился ховер, пророки молча глядели, как они садятся в машину. Офицер любезно поднял дверцу перед Хельгой, а Метельского сдавили с боков два других черно-серебряных. Взлетели, и уже скоро приземлились, но не на площади, а посереди широкой террасы, примыкавшей ко дворцу Мадоса. Офицер забрал станнеры и проводил к открывшемуся входу – за ним тоже оказался зал, но меньше первого, в кресле сидел один Мадос.
– Недолго порхали, пташки, – сказал он. – Однако мне не нравится, когда моих подданных избивают дубинками, причем с особым садизмом.
Хельга возмущенно фыркнула: – Не было времени на другие методы перевоспитания.
– Теперь у вас появится время. Пусть пророки и дальше развлекают горожан, а вы поглядите со стороны. За нарушение общественного порядка вы наказываетесь, пока мягко. Камера на двоих, телеканал с сопровождением пророков, блюда из дворцовой кухни. Все-таки вы мои гости.
– Вы что, сажаете нас в тюрьму? – спросил Метельский. – У нас как будто дипломатическая неприкосновенность.
– Ха-ха, – сказал Мадос. – Уведите.
Тюрьма тоже оказалась близко – темно-зеркальный кирпич на дальней стороне площади. Обошлись действительно, как с гостями: не стали обыскивать, Метельскому оставили его трость, и полицейские роботы не хватали щупальцами. Один покатил вперед, а другой вслед за Метельским и Хельгой. Коридор, лифт, опять коридор (стены как будто из вороненого сталепласта), и гостеприимно распахнулись двери камеры. Последовал краткий инструктаж о правилах поведения, впрочем не строгих для гостей Мадоса, оба робота укатили, и двери закрылись. Хельга огляделась:
– Не так уж плохо, наверное для привилегированных узников. Я боялась, потащат в какой-нибудь застенок.
– Мадос не станет унижаться до мелочей, – сказал Метельский, тоже оглядываясь. – Смотри, тут и кровать широкая, на двоих.
– Думаешь, займемся тут сексом?
– Не стоит. Я слышал про тюрьму Мадоса, тут на улице экраны, и любой может вызвать вид какой-нибудь камеры, чтобы поиздеваться над узником. Мы его будем видеть и слышать, а от нас пойдет только изображение.
Хельга хихикнула: – Ничего, мы тихонько и под одеялом, как стыдливая молодая пара. Со стороны будет незаметно.