"Фантастика 2024-2". Компиляция. Книги 1-17

– Ну что, поговорил с Ленкой?

– Поговорил, - кивнул я.
– То же самое, что и ты говорит, бабы науськали.

– Ну еще бы не науськать, - усмехнулся староста.
– Если у Галки чуть муж не ушел к ней. Если бы сама от ворот поворот не дала.

– Всякое бывает, - пожал я плечами.
– Лекарок, если они пришлые, да незамужние, редко любят. Хотя, казалось бы, без них попробуй проживи, во время первого же поветрия половина деревни перемрет.

– Давно не было, - Артемий сделал жест, отгоняющий зло, я повторил за ним, но без особого рвения.
– Красный Телец милует пока.

– Ну и хорошо, - ответил я.

– Давай так, отведешь меня к домам, где больные есть, я их осмотрю. И потом вместе подумаем, что случиться могло. Без тебя меня в дом вряд ли кто-то впустит, я человек посторонний, а ты-то староста.

– А что, ты в лекарских делах понимаешь что-то?
– насторожился тот.

– Достаточно понимаю, - ответил я.
– Моя мать лекаркой была. И я тоже всю жизнь лекарскому делу учился, но не срослось. Пришлось за меч браться.

– Понимаю, - староста снова кивнул.

Вместе мы двинулись куда-то вглубь села и скоро остановились у калитки забора, окружавшего с первого взгляда достаточно богатое подворье: были там и хлева, и курятник и большой огород, полный зелени. Староста спокойно открыл калитку и вошел внутрь, остановился уже у самого дома, постучал в дверь.

– Кто?
– спросил изнутри женский голос.

– Это Артемий, - ответил староста.
– И со мной тут парень, он лекарем назвался. Хочет осмотреть больного.

– Сейчас, - через секунду дверь избы отворилась, и нас встретила женщина в нарядном платье. Кажется, одна из тех, что была в толпе.
– Заходите.

Вместе мы вошли в дом, из которого пахнуло запахом свежеиспеченного хлеба. Изнутри изба тоже оказалась достаточно богатой: на полках стояла посуда из меди и бронзы, а на кроватях было постелено белье. Такого в городах-то не всегда увидишь, а тут в деревеньке.

– Где ваш сын-то?
– спросил я.

– В комнате своей лежит, - ответила женщина и повела нас за собой.

Парень лежал на кровати, под голову его были подложены тряпки, вокруг рта она были мокрые из-за накапавшей слюны. Даже так было видно, как мышцы на его теле мелко подрагивают. Он был без сознания: по крайней мере, никак не отреагировал на то, что мы вошли.

– Рвало его?
– спросил я, присев на край кровати.

Подцепил большим пальцем верхнее веко, отодвинул его вверх - зрачок был расширен, даже несмотря на то, что в избе было достаточно светло, и на свет не реагировал. Попытался прощупать биение жилки на руке - пульсировало мелко и слабо, но очень часто.

– И рвало и поносило, - ответила женщина.
– Как прихватило, так и не отпускает.

– Ел что?
– я почесал в затылке. Получалось так, что парень действительно был отравлен.

– Похлебку из чечевицы, - вспомнила женщина.
– Еще рогалики ржаные, с медом вчера ему испекла, из свежей муки. Он их любит очень, целое блюдо умял.

– Ели вместе?
– спросил я.

– Да, - кивнула женщина.

– Понятно, - я поднялся, отряхнул руки. Хотя, было вообще ничего не понятно.

– Делать-то что?
– спросила женщина, заламывая руки.
– Как помочь-то сыночке?

– Напоить его водой кипяченой попробуй и рвоту вызвать, - ответил я.
– Потом, если уголь березовый есть в печке там или в бане, то растолки мелко и накорми. Ну и смотри, чтобы дышал нормально, больше уж ничего не сделаешь. Отравился у тебя сын, только не пойму, чем. Вы же вместе ели, почему на него отрава подействовала, а на тебя нет.

– Может, вода все-таки?
– спросила женщина.

– Если бы вода, тут все село уже так лежало бы, - ответил я и обратился уже к старосте.
– Пойдем, других посмотрим, может быть, там пойму.

Попрощавшись с женщиной, мы двинулись ко второму дому, который, как оказалось, принадлежал местному охотнику: во дворе располагались колоды, на которых он обрабатывал туши, а от сарая несло запахом крови. Похоже, что там он разделывал туши убитых животных.

Дом тоже оказался богатым: видимо, мясо и шкуры приносили хороший доход. Жена охотника, которую я точно видел в толпе без лишних разговоров проводила нас к своим мужу и сыну, которые тоже лежали без сознания. На вопрос, что они ели, сказала, что вчера муж вернулся с дичью, которую они вместе протушили с овощами и съели вместе со свежеиспеченным караваем.

В третий дом меня пустить отказались, потому что жил там тот самый Иван, которого я огрел навершием меча по башке. А у четвертого больного оказалось все то же самое: судороги, слюна, текущая изо рта, расширенные зрачки, понос и рвота. Похоже на отравление красавкой, конечно, да только разве ее отвар можно четверым людям в разных домах подлить.

Когда мы вышли из четвертого дома, солнце поднялось уже совсем высоко.

– Ну как, лекарь, понял что-нибудь?
– спросил у меня староста.

– Да хрен его знает. Что отравились они, это точно, а ведь ничего кроме хлеба свежего не ели, - я замер и попытался уцепиться за ускользающую мысль.
– Хлеба свежего… Артемий, а вы когда озимую рожь-то сжали?

– Да недавно, - ответил староста.
– Недели еще не прошло. А что такое?

– Пошли, - махнул я рукой.
– Веди меня на поле. Понял я, кажется, чем таким они отравиться могли. Только быстрее.

Поля оказались недалеко, начинались они сразу за тыном, окружающим село, рожь действительно была сжата, а солома сложена в большие круглые снопы. Ее вот-вот начнут развозить по домам: где-то на подстилку для скотины, где на лежаки, а кое-где и на крышу, мазанки-то тут тоже встречались, не все в избах жили.

Я сел на землю и принялся копошиться в земле в поисках оброненных колосьев. Нашел один, второй, третий, и тогда все окончательно понял. Третий колос выглядел странно, будто обугленный, вокруг зерен ржи росли уродливые черные рожки спорыньи.

Сам я их ни разу до этого не видел, но мать рассказывала, да и в книжке, которую она хранила, имелись рисунки, так что узнал. Оттуда же и судороги, понос со рвотой и слюнотечение.

– Видишь?
– показал я свою находку старосте.
– Вот этой дрянью люди и потравились. Грибок это, спорыньей называется, ядовитый очень.

– И что, вся рожь им заражена?
– спросил староста.

– Скорее всего вся, - ответил я.
– Ее уже и обмолотить успели, а кто-то даже приготовить. Те, кто из старых запасов перебивался, те здоровы. А кто новой муки со спорыньей попробовать успел, те теперь без памяти лежат.

– И что же делать-то теперь?
– схватился за голову Артемий.

– Жечь надо зерно все, - ответил я.
– И муку, если перемолоть уже успели. И хлеб, и затор для пива, все нужно жечь. Потравятся люди. Этим еще повезло, может в себя придут, а самое зло от спорыньи - это когда ноги гнить начинают.