"Фантастика 2024-39". Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Адмирал продал драгоценности и столовое серебро, полученные им, как часть наследства, заложил замок и особняк в Эр-Трагере. К счастью, он так и не женился, а потому некому было пилить его за траты, которые никогда не вернутся доходом. На полученные деньги он тайно закупал пушки и порох, тесаки и аркебузы для абордажных команд. Жалование командам обеспечивали капитаны, по большей части набранные из выживших в том сражении или из родственников погибших. Им немало помогали купеческие гильдии, терпевшие убытки от Браккары и жаждавшие вернуть былые времена.
В столице никто не знал о количестве галер и численности моряков в подчинении у прана Жильона. Он по-прежнему ездил с отчётами к его светлости, выслушивал наставления. Как и раньше,
Штаб его высокопревосходительство разместил в городке под названием Эр-Паторо, что переводилось со старотрагерского, как Приют Овчара. Глава цеха сукновалялщиков Мурье Хотава предоставил в полное распоряжение флотских офицеров свой дом. Адмирал проснулся по своему обыкновению задолго до первой дневной стражи, окунулся в море (этому правилу он не изменял в любую пору года), поупражнялся со шпагой, плотно позавтракал седлом барашка со шпинатом и сладким перцем и овечьим сыром с пряностями. Вина он до полудня не пил, а потому слуга наполнил глубокую чашу отваром шиповника.
Всякий, увидевший прана Жильона альт Рамиреза впервые, удивлялся. Ну, не вязалась его внешность с представлениями о бравом морском офицере, герое многих баталий, победителе сражения в проливе Бригасир. Родившись чахлым и болезненным, он не слишком поздоровел в зрелые годы, оставаясь малого роста. Знаменитый адмирал едва дотягивался макушкой до плеча самому невысокому из своих подчинённых. Руки и ноги у него на всю жизнь остались детские — худые и костлявые. Хотя слабаком его никто не посмел бы назвать — Жильон прекрасно плавал, фехтовал, ездил верхом и стрелял, как и подобает благородному трагерцу, потомку Высокого Дома. На тонкой шее сидела круглая, лобастая голова с огромной плешью, из-за которой адмирал так страдал, что иной раз на встречи с великим князем и придворными надевал парик. Седоватая бородка клинышком и подкрученные усы. Кто-то из недоброжелателей пытался шептать за спиной его превосходительства, что в Доме Золотой Синицы родился карлик, которых в Трагере считали прямыми потомками Отца Лжи и порой высылали из державы, а худородного могли и камнями побить где-нибудь в деревеньке или предместье торгового города. Нет, его руки и ноги ничем не выделялись, кроме худобы. Обычная человеческая соразмерность. А что до размера черепа, то один священник сказал — много ума Вседержитель вложил.
Адмирал перебирал бумаги, кое-где оставляя пометки заточенным кусочком древесного угля. Со стороны казалось, он не слушал адъютанта в ярко-алом камзоле с едва пробившимися усиками. Юноша читал вслух и откладывал доклады капитанов галер. Отчёты, расходы, рапорты, жалобы… Но пран Жильон всё слышал. Слышал и запоминал. Эта особенность поражала и восхищала всех его знакомых. Он не пропускал ни единой мелочи, мгновенно пересчитывал в уме сложные расчёты, а если с первого раза дело не ладилось, щёлкал счётами, удобства ради закреплёнными справа от него на высокой подставке.
Обычное утро. Для адмирала не существовало выходных дней и праздников. Управлять флотилией хлопотно, а делать это тайно от эр-трагерских придворных — безумно тяжело вдобавок. Мучительное бездействие изнуряло моряков, терзало души их капитанов, рвало когтями сердце прана Жильона. Браккарцы вели себя, как хозяева в прибрежных водах, а они ничего не могли поделать.
— Постой! — Адмирал поднял испачканный угольком палец. — Дай сюда!
Молодой офицер, сын давнего соратника прана Жильона, погибшего в той самой последней битве с браккарцами, протянул ему бумагу со следами сгибов и надорванную с одного края. Альт Рамирез взял её и ещё раз прожедал глазами по строчкам.
— Где капитан Начо альт Рузба?
— Ожидает в приёмной.
— Немедленно сюда!
Юноша развернулся и стремительно
покинул кабинет.Через несколько мгновений он распахнул дверь перед высоким, горбоносым, с седыми висками праном лет сорока, одетым в кожаный дублет, покрытый белёсыми пятнами от солёной воды. На левой руке, которая лежала на эфесе шпаги, не хватало двух пальцев, щёку Начо альт Рузба из Дома Алого Овна перечёркивал шрам — след от пиратского тесака. Удар браккарца выбил несколько коренных зубов и повредил капитану язык, отчего тот говорил слегка невнятно, с пришепётыванием. Один из самых старинных и верных друзей адмирала. Его галера-фуста[2] «Ведущая» не знала равных в скорости и маневренности, а опыт капитана позволял ходить ночью в шхерах едва ли не наощупь.
— Это правда? — Спросил пран Жильон, кивнув в ответ на приветствие капитана.
— Истинная правда, клянусь святым великомучеником Чиро Арбустианским.
— И свидетель у тебя есть?
— Он едва стоит на ногах, но согласился повидаться с вами.
— Хорошо… — Адмирал задумчиво побарабанил пальцами по столешнице. — От себя что добавить сможешь?
— Что я могу добавить? — дёрнул плечом капитан. — Северо-западная оконечность острова. В трёх морских лигах от мыса Акьяно мной обнаружен двухместный ял с совершенно измождённым человеком. Я забрал его на борт «Ведущей». Мой лекарь смазал солнечные ожоги, напоил общеукрепляющим отваром, а потом и мятой. Спасённый спал почти сутки, а когда проснулся, поведал мне историю. Её я и изложил в рапорте.
— Значит, браккарцы снова начали зверствовать… — протянул Жильон, не спрашивая, а рассуждая вслух.
— Да. Захватили пять «купцов». Команды пытались сопротивляться. Открыли стрельбу из фальконетов, ранили кое-кого из пиратской братии. Однако силы были слишком неравны. Суда взяли на абордаж, а после этого трюм одного из них — «Синей жужелицы» — освободили от товара, загнали туда всех наших, расстреляли из пушек и пустили на дно вместе с людьми.
— А этот спасшийся?
— Тёмная история… Утверждает, что вынырнул и забрался в уцелевший ялик. Я не верю.
— А ты что думаешь?
— Думаю, скорее всего, его усадили в лодку браккарцы. Зачем? Возможно, из глупой бравады. Может, хотели запугать остальных купцов — ведь если слух о расправе до них не дойдёт, то и бояться они не будут. Не исключаю, что ему просто не пожелали быстрой смерти. Но ручаться не могу. Не внушает он доверия.
— Ты уверен, что это не ловушка, Начо? Что это не попытка заставить нас плясать под дудку браккарцев?
— Я ни в чём не уверен, Жильон… — Развёл руками капитан. — Кром этого, нельзя сбрасывать со счетов, что он врёт, преследуя какие-то свои цели, а то и вовсе бесцельно.
— Верно, — кивнул адмирал. — Иной врёт, как дышит. А зачем врёт? И сам понять не может.
— Допрашивать купца будем?
— А смысл? Что он нового нам расскажет?
— Согласен. — Вздохнул альт Рузба. — Выходит, зря волок его сюда.
— Не зря. Отдай его моей охране. Скажи, пусть надёжно запрут. Кормят, поят вволю. Но гулять не выпускают. Подозрительный он. Лучше будет, если какое-то время под стражей посидит. Надёжней.
— Согласен. — Снова кивнул капитан галеры.
— А мы пока устроим браккарцам кровавую баню.
— Будем пиратов резать? — Оживился и, можно сказать, просиял пран Начо.
— Будем резать всех.
— А великий князь?
— Он или поддержит нас, или в Трагере будет новый великий князь. Высокие Дома только того и ждут.
Капитан ничего не ответил. В некоторых делах он всецело полагался на мнение старшего соратника. Ведь именно благодаря умению просчитывать события на несколько шагов вперёд, трудолюбию и упорству, глубоким познаниям в играх Домов, тот и сделался адмиралом, пока остальные ходили в капитанах. Поэтому пран Начо просто поклонился и вышел. А Жильон позвонил в колокольчик, вызывая адъютанта — капитаны судов должны были немедленно получить подробные интсрукции.