"Фантастика 2024-94". Компиляция. Книги 1-26

Исполнив роль отца-командира, я забрался обратно в кабину «Форда», приказав Максиму следовать за автомобилями мехгруппы. Они, по-видимому, уже добрались до своей цели – штаба укрепрайона. Так как слышалась сильная стрельба и в основном работали пулеметы. Надеюсь, наши, установленные на каждом автомобиле мехгруппы. Конечно, не дело было командиру корпуса не то что принимать участия в боях, но даже находиться в боевых порядках передовой линии наступления. Но я же не настоящий великий князь, а в своем времени был всего лишь сержантом. К тому же я уверовал, что Михаила не заденет никакая пуля или осколок – история не даст, по ее сценарию свой конец великий князь должен найти в Перми. Конечно, я видел начало изменения той истории, которую знал, но она вещь инертная, и думаю, на какое-то время иммунитет от ее воздействия у меня есть. Вот я и пошел на риск попасть под обстрел австрийских вояк и по этой же причине лично возглавил операцию по проникновению во вражеский тыл. Не то чтобы был такой смельчак, который балдел от чувства опасности. Нет и еще раз нет, никакой я не герой – скорее практичный человек, который все просчитал и решил, что участие в рискованной операции должно дать бонусы к имиджу великого князя. Потом будет гораздо легче общаться с местной элитой и выбивать ресурсы для корректировки истории. Нельзя было допустить, чтобы нас с Кацем отправили в Пермь. То есть получается, что рискуя сейчас, я спасал жизнь великому князю и Кацу.

Вот так я думал, направляясь в очаг перестрелки. Но когда мы подъехали к месту, где недавно шел бой, стрельба уже стихла. И из какого-то бункера бойцы мехгруппы выводили оставшихся в живых австрийцев. Штаб укрепрайона был наш. Только я собирался начинать допрашивать пленных, как со стороны передовых позиций укрепрайона, с восточной стороны раздался треск пулеметных очередей. Потом этот треск разбавили несколько винтовочных выстрелов, и пулемет смолк. Я догадался, что там произошло, но все равно не удержался и скомандовал Максиму трогаться и, лавируя между окопами и проволочными заграждениями, постараться въехать на небольшую высотку, расположенную саженях в двухстах от нас. До точки, где я задумал устроить свой НП, «Форд» доехать не смог. Окопы шли по периметру этого холма. Пришлось выбираться из кабины и в сопровождении бойцов спецгруппы по окопам добираться до самой высокой точки холма. По пути бойцы спецгруппы скрутили двоих задохликов. Когда я к ним приблизился, то меня чуть не вырвало. От этих австрийских вояк разило перегаром, как от заслуженных бомжей московских помоек. «Наверное, это последствия приема нашей амброзии», – подумал я. В конце окопа, который привел нас к НП австрийцев, расположенному практически в самом центре холма на самой высокой его точке, нам встретился еще один страдалец. Судя по форме, это был офицер, и пахло от него так же мерзко. Его связали, как и встреченных ранее солдат, только обращались с ним мои ребята более жестко, чем до этого с рядовыми.

Когда я вошел в блиндаж, оборудованный как наблюдательный пункт, то был приятно удивлен. Во-первых, количеством амбразур, которые шли практически по всему периметру. Во-вторых, огромными биноклями на специальных штативах, их было три и они были установлены так, что через них можно было обозревать весь фронт, контролируемый этим укрепрайоном. Конечно, я сразу кинулся к биноклю, через который можно было обозревать сектор, где находился источник стрельбы. Сейчас, конечно, трудно было обнаружить дзот, из которого велся пулеметный огонь. Но автомобиль, из кузова которого по дзоту стреляли снайперы, я наверняка увижу. Я даже не сомневался, что дзот заставили замолчать снайпера. Получается, не все пулеметчики попробовали нашей амброзии с добавлением отвара из мухоморов. Какой-то австриец оказался трезвенником, но за это он и получил пулю в лоб. Остальные сегодня помучаются, а завтра будут уже здоровы, хотя и в русском плену.

После наступления тишины понять, в какой бинокль следует смотреть, было сложно. И я принял соломоново решение – подошел к среднему биноклю. Оптика была отличная, фирмы «Цейс». Даже знаки различия отдельного человека можно было разглядеть на большом расстоянии. По крайней мере, я разглядел унтер-офицера из мехгруппы, по фамилии Пименов. И он был не за броней кузова автомобиля, а находился по эту сторону проволочных заграждений и пинал какого-то австрияка. Автомобиль, командиром которого он был, стоял неподалеку. Вскоре появились и бойцы его десантной группы. Они примерно таким же образом, как их командир, обращались с австрийскими солдатами, выталкивая их, как я понял, из дзота. Вывели из этого оборонительного сооружения четверых австрийских солдат. Видно было, что австрийцы еле стоят на ногах. По-видимому, они и с утра приняли дозу нашей амброзии. За процессом, как австрийских горе-вояк гонят к унтер-офицеру, я смотреть не стал. Меня больше интересовал вопрос – все ли дзоты взяты и не появится еще один пулеметчик-трезвенник. Месторасположение дзотов я представлял, помнил и ориентиры, по которым их можно было найти. Правда, ракурс был не тот, к которому я привык, изучая укрепрайон из рощи, расположенной в двух верстах от этого НП. Но искать ориентиры не пришлось – в этот бинокль я увидел шесть наших штурмовых автомобилей, стоящих рядом с поверженными четырьмя пулеметными дзотами. Два других бинокля тоже порадовали меня – остальные четыре дзота тоже были взяты. Я просто обалдел от такой картины. Этот укрепрайон пытался взять армейский корпус Особой армии, но из-за больших потерь был вынужден отойти, а тут меньше батальона, на трофейных колымагах, за три часа эту, казалось бы, неприступную твердыню взломали. Я про себя хмыкнул и подумал, что правильное, оказывается, высказывание – то, что хорошо русскому, то немцу смерть. Полковник Кузякин, предложивший споить гарнизон укрепрайона, когда я узнавал у него о последствиях разбавления самогона отваром мухомора, сказал:

– Да в моем уезде запойные мужики нередко добавляют в свое пойло отвар из мухомора. После этого так разойдутся, что вся округа дрожит. Зато после такой пьянки их несколько дней не видно и не слышно. Валяются где-нибудь на сеновале и даже встать не могут. Средство верное, если хочешь отключить человека на пару дней. Бывает, конечно, что внутренности человека не выдерживают, и отправляется он на вечный покой. Если такое с австрийцем случится, так и черт с ним.

Вспомнив слова полковника, я подумал, что хорошо бы фишка с самогоном сработала и в Ковеле. Точно бы свечу в церкви поставил. Между тем кино по загрузке пленных заканчивалось. Автомобили начали один за другим трогаться. Благо им не нужно было разворачиваться – до дзотов они добирались задним ходом. Увидев это, я тоже решил возвращаться к штабу укрепрайона. Нужно было здесь заканчивать и выдвигаться на станцию. Хотя на самой станции линейных войск не было, но всяких тыловых формирований австро-венгерской армии было полно, а я из-за нехватки боевых подразделений направил для взятия станции только 5-ю роту самокатчиков и всю штабную группу 9-й кавалерийской дивизии. Включая писарей, поваров и прочий штабной люд. Основной силой этого воинства была конвойная сотня. Командовал всей операцией по взятию станции генерал-лейтенант князь Бегильдеев. А главным координатором действий по взятию Ковеля я назначил генерал-лейтенанта князя Багратиона, Дмитрия Петровича. А общее руководство, естественно, было за великим князем Михаилом Александровичем. Про себя я думал, что неплохая компашка собралась. Сплошные князья да графы. Но моя ироничность не имела к делу никакого отношения. Бегильдеев и Багратион были грамотными генералами и хорошо командовали своими дивизиями. И не были они изнеженными аристократами и трудности испытывали такие же, как простые кавалеристы.

У штаба укрепрайона уже собрали довольно большую толпу австрийских солдат. Свою лепту в формирование этой толпы дурно пахнущих австрийцев внесли и бойцы спецгруппы, загнав туда пленных, захваченных рядом с НП. Я подивился количеству захваченных практически без единого выстрела вражеских солдат. Поднялась и моя самооценка своего стратегического планирования. Еще бы, ведь в результате спланированной мной операции захвачен сильнейший с этой стороны Ковеля укрепрайон, о который обломал зубы полностью укомплектованный армейский корпус. А потери мехгруппы в ходе этой операции составили всего двое раненых. Пленных уже набралось больше, чем личного состава мехгруппы. Вопрос, где размещать пленных, решился довольно быстро. И помог в этом важном деле мой денщик. Димыч не пошел с нами искать точку, откуда можно было следить за ходом операции. Так как офицеров не хватало, и все они были заняты зачисткой территории, я направил Первухина поискать в штабном бункере помещение, где могли храниться секретные документы. Я знал таланты своего денщика. Он черную кошку в темной комнате поймает, не то что найдет в австрийском бункере помещение, где хранятся документы. Там же наверняка стоит сейф, где лежат секретные бумаги. Вот он и должен их оттуда достать. И это, пожалуй, главная причина, почему я именно ему поручил это дело. Наверняка любой солдат в конечном итоге нашел бы помещение, где стоит сейф, но вскрыть его вряд ли бы смог. А вот Первухин откроет. Не то чтобы он «медвежатник» – специалист по открытию сейфов. Но он мог обращаться со взрывчаткой, и в его хозяйстве взрывника имелись динамитные шашки и бикфордов шнур. Меня взрывное дело тоже интересовало, и на досуге я даже изготовил три простейших электрических взрывателя. И они действовали – экспериментально проверено. Я и Диму научил использовать взрыв-машинку (которую тоже сам смастерил) и электрические детонаторы. Так что он сможет использовать достижения XXI века. Я ему объяснил и как крепить взрывчатку, чтобы документы, лежащие в сейфе, оказались более-менее целые. Так вот, когда мы вернулись, Первухин встречал меня с двумя мешками. В одном были секретные документы, а в другом вытащенные из сейфа командира укрепрайона деньги, в основном это были фунты стерлингов. Я, конечно, поразился содержанию денежного мешка. Все никак не мог привыкнуть к нравам этого времени, что у многих окружающих меня людей отсутствовали меркантильные интересы. Они реально были люди чести и долга. Как обычно, чтобы не клеймить себя за отсутствие таких черт, я подумал, что, наверное, Димыч даже и не догадывается, какую сумму он вытащил из сейфа. Думает, достал какие-то фантики, как он говорит. Славу богу, что парень ни разу не видел фунты стерлингов, да и вообще не представляет, что такое валюта. Объяснив для себя, почему Первухин не соблазнился где-нибудь припрятать для себя такое богатство, я объявил парню благодарность. А для себя решил, что если все благополучно закончится, то сделаю все, чтобы Дмитрий после войны реально стал богатым и уважаемым человеком. Поручив денщику и дальше сохранять эти мешки, я поинтересовался:

– Как прошла операция? Ты, смотрю, Дима, хороший взрывник. Так взорвал сейф, что все документы и, как ты сказал, «фантики» целы – ни один листок не обгорел. Молодец, умеешь дела делать!

– Да не взрывал я никакой сейф. Австрияк, которого взяла группа ефрейтора Никонова, сам его открыл. Слабаком этот австрийский слизняк оказался, хоть и командиром укрепрайона являлся. Так трясся за свою никчемную жизнь, что сам предложил Никонову передать в руки русского командования секретные документы, хранящиеся у него в сейфе.

Эта информация меня заинтересовала, и я подумал: «Интересная картина вырисовывается – когда Русская армия большими силами атаковала этот укрепрайон, командир держался хорошо, а попал в плен и поплыл. Да уж, получается, австро-венгерские войска разложились еще больше Русской армии. По крайней мере, наши офицеры так себя не ведут. Если на таком важном объекте командир слабак, то в тыловом Ковеле австрийские офицеры вообще отстой. И наша безумная операция имеет все шансы окончиться большой победой».

До рассказа Первухина о поступке австрийского офицера я планировал просто совершить наскок на стратегически важный город. Покуролесить там немного, чтобы оттянуть на себя наступающие германские дивизии, и, не вступая с ними в большое сражение, раствориться в австрийском тылу. И уже там перейти к первоначальному плану – рейды небольшими подразделениями. После наскока на Ковель я собирался вместе с мехгруппой вернуться в Житомир и конкретно заняться отправкой эшелонов с продовольствием в Петроград. С рейдами кавалеристы справятся и без меня, а координировать все это дело можно и по радиосвязи. А сейчас у меня возникла мысль, что если у австрийцев такие офицеры, то грех этим не воспользоваться. Если удастся взять Ковель, то нужно попытаться его удержать, дав бой германцам. Сил, конечно, маловато, но они будут атаковать узкими клиньями, вдоль железных дорог. Жалко, пехотных подразделений и артиллерии очень мало, чтобы наглухо перекрыть эти коридоры. По существу, из пехоты имелись только подразделения Осетинской пешей бригады, а из артиллерии 9-й конноартиллерийский дивизион и 8-й Донской казачий артиллерийский дивизион, входящий в состав Туземной дивизии. А этих сил очень мало, чтобы остановить хотя бы одну германскую пехотную дивизию. Остается импровизировать. Постараться сформировать из русских пленных, содержащихся в обнаруженных нашей разведкой австрийских лагерях, хотя бы несколько пехотных батальонов. Таких лагерей разведчики обнаружили два. Один совсем у нас под боком – на станции, второй, где содержалось несколько тысяч человек, на северной окраине Ковеля. Когда разведчики обнаружили лагеря военнопленных, у меня еще тогда возникли мысли непременно освободить попавших в плен русских военнослужащих и попробовать некоторых из них вовлечь в партизанские действия против австро-венгров. Должны же быть люди, которых плен и ужасные условия содержания в нем не сломали, а настроили резко негативно к захватчикам. Они готовы мстить австрийцам за те унижения, которые испытали в плену. Исходя из этого, я из офицеров штабов обеих дивизий создал особую группу, которая занималась только этими лагерями. Планировала операцию по освобождению пленных, а также дальнейшие мероприятия по их реабилитации. До сегодняшнего дня я не думал использовать пленных как обычных солдат пехотных подразделений. Как партизан, нападающих на противника неожиданно и не ведущих с ним продолжительного и упорного боя, вот это в моих мыслях было, а надеяться на стойкость солдат, уже один раз сдавшихся в плен, не было в моем подсознании. Не было полного доверия к подразделению, состоящему из бывших пленных. Но обстоятельства заставляли и бывших пленных привлечь к делу спасения родины. А я именно так начал воспринимать вопрос взятия Ковеля. Если мы его возьмем и удержим до подхода войск Юго-Западного фронта, то военная ситуация резко поменяется. Уже австро-венгерская армия начнет разваливаться, а германские войска, лишившись подвоза боеприпасов и продовольствия, попадут в очень тяжелую ситуацию. Придется им по слякоти и бездорожью пробираться на запад. Вот тут мои кавалеристы порезвятся, превратив отступление тевтонов в нечто похожее на бегство французов из Москвы в 1812 году. Одним словом, нужно формировать из пленных пехотные батальоны, а чтобы повысить их стойкость к атакам германцев, разбавить личный состав перешедшими на нашу сторону сербами и чехами. В добровольческой бригаде Тито уже почти пятьсот бойцов, вот на ее основе и сформировать пехотную дивизию. Когда захватим станцию, трофейного вооружения и боеприпасов будет полно – хватит хоть на три полнокровные дивизии. Сербы и чехи ненавидят Австро-Венгрию, умрут, но не сдадутся, ведь каждый из них знает, что если он попадет в плен, то его однозначно повесят как предателя.

Пока я размышлял о первоочередных действиях, чтобы реализовать возникшую идею по формированию пехотной дивизии, Первухин продолжал рассказывать, о том, что он делал после вскрытия сейфа. Мой денщик не стал ожидать меня, сидя на набитых документами и деньгами мешках, а, попросив ефрейтора Никонова посмотреть за имуществом великого князя, направился осматривать территорию, примыкавшую к штабному бункеру. В основном речь Первухина служила лишь фоном для моих размышлений о будущих действиях, но я всецело сосредоточился на словах Димы, когда он предложил:

– Михаил Александрович, а что, пленные будут всю ночь на этой площади стоять? Половина ведь передохнет – холодно, да и дождь опять намечается. Тут недалеко стоят казармы – можно пленных там разместить. И им хорошо, да и охрана может расположиться с удобствами. Там даже гальюны имеются в каждой казарме. И не простые, а с водяным смывом. Казармы большие, двухэтажные – в одну можно всех пленных согнать и еще место останется.

– В пустой казарме, говоришь, пленных содержать? Идея, конечно, интересная, но в казармах окон полно, и австрияки, когда очухаются от неожиданности, могут через них убежать. Слишком много людей придется отвлекать на охрану пленных.