"Фантастика 2025-103". Компиляция. Книги 1-17
Шрифт:
И тут я не сдержался.
В моей следующей минутной тираде из приличных слов были только предлоги «в» и «на».
Профессор Зильберштейн строго посмотрел на меня и веским тоном произнёс:
— Петр, будьте мужчиной. Ваше имя впишут в анналы истории.
После этой фразы я ещё раз повторил свою тираду, особо витиевато обыграв слово «анналы».
— Успокоился? — спросил Беркоф спустя пять минут, когда я наконец перевёл дух.
— Да, — процедил я, чувствуя, как пульс медленно приходит в норму.
— Подключайте аппаратуру, — скомандовал профессор.
Я не стал сопротивляться.
Аппаратура зажужжала, датчики холодными присосками присосались к моей коже.
— Начинаем, — прошептал Беркоф, и в его голосе звучало что-то пугающее.
Я закрыл глаза.
"Главное — выжить… А там разберёмся".
За окном начинало темнеть. Багровые полосы заката медленно тонули в серой дымке, а я сидел, обхватив голову руками, чувствуя, как веки наливаются свинцом. Сколько часов они меня мучили? Вкололи какую-то дрянь, заставляли активировать зародыши, измеряли каждую вспышку магии...
— Может, хватит? — прохрипел я, потирая онемевшую от датчиков руку.
Денис Петрович, бросив взгляд на мои побледневшие губы, вступился:
— Уважаемые профессора, заметьте — объем универсальной магии значительно уменьшился, а прогресс роста ядра жизненной силы почти не наблюдается.
Беркоф нахмурился, постукивая карандашом по графику.
— Да... Теория требует доработки. — Он медленно улыбнулся, и в его глазах вспыхнул тот самый хищный блеск. — А потом надо будет проверить на практике.
Я содрогнулся.
— А можно мне домой поехать? — взмолился я, глядя на своих садистов с немой надеждой.
Беркоф задумался, почесывая щетинистый подбородок.
— Думаю, можно. Тут мы уже ничего не сделаем.
— Спасибо! — выдохнул я, и в голосе прорвалась такая искренняя благодарность, что даже Зильберштейн хмыкнул.
— Денис Петрович, сообщите лейтенанту, что я хочу с ним поговорить, — напомнил я, с трудом поднимаясь с кресла.
— Да, хорошо. — Лаборант покопался в ящике и протянул мне мой телефон. — Вот, только он разряжен. Я попробую организовать вашу встречу после обеда.
— Езжай домой. — Внезапно в разговор встрял Беркоф, не отрываясь от записей. — Твой друг Семён тут каждый день пороги обивал перед занятиями.
Я замер. Сенька? Неужели правда прорвался через все кордоны?
— Тебя отвезут, не волнуйся, — успокоил Денис Петрович. — Наши тоже дежурили... на всякий случай.
Его взгляд непроизвольно метнулся к запотевшему окну, и в этот момент я осознал - за этими стенами действительно кто-то есть. Невидимые глаза наблюдали, чьи-то терпеливые руки сжимали оружие, готовые вмешаться по первому сигналу. Но в тот момент меня это волновало меньше всего.
Ноги подкашивались от изнеможения, когда я, опираясь о дверной косяк, выбрался на свежий воздух. Вечерний ветерок ласково коснулся моего воспалённого лица, а в метрах двадцати у тротуара терпеливо ждал тот самый, уже родной микроавтобус.
Я буквально рухнул на прохладный кожзам сиденья, позволив векам сомкнуться. Перед глазами тут же поплыли желанные образы: родные стены квартиры, где пахнет
чаем и старой древесиной; свежие пироги с вишней, томящиеся на кухне; моя собственная, такая родная кровать с продавленным матрасом... О боже, как же я мечтал оказаться подальше от этого безумного места, где учёные в белых халатах смотрят на людей, как на коллекцию редких насекомых.Где-то в глубине сознания шевелилась тревожная мысль - завтра всё начнётся сначала. Новые тесты, новые эксперименты, новые кошмарные открытия о самом себе. Но сейчас, в этот благословенный момент, всё что мне было нужно - просто заснуть. Заснуть и хотя бы на несколько часов забыть, кто я и где нахожусь.
На пороге меня встретили так, будто я вернулся с войны. Семён буквально влетел в прихожую, с размаху обхватив меня в объятия. Его сильные руки сжимали так крепко, что в груди защемило.
"Живой, чертяка!" - повторял он, похлопывая по спине. За его широкой спиной, опираясь на резную дубовую трость, стоял дедушка Степан Фёдорович. Морщинистое лицо старика озаряла редкая улыбка - он редко показывал эмоции, но сейчас глаза его светились искренней радостью.
Они бережно проводили меня на кухню, где воздух был наполнен ароматами свежеиспечённого хлеба и пряных трав. Семён сразу засуетился у плиты:
"Тебе нужен куриный бульон, для восстановления сил!"
Но дедушка лишь фыркнул и тростью стукнул по полу, пресекая суету:"Бульон - для хилых горожан. Настоящему мужчине нужен борщ. Настоящий, наваристый, с салом и горчицей."
И вот я сижу перед дымящейся тарелкой, где густой борщ отливает рубиновым оттенком. Рядом - ломоть тёмного хлеба с хрустящей корочкой и несколько толстых кусков сала с прожилками. Хотя я и отмахивался от расспросов, Семён, разгорячённый, уже вовсю размахивал руками:
"Ты бы видел себя тогда! Когда у Марины этот артефакт заалел... Преподаватель едва успел щиты поднять, а ты - раз!
– и уже рядом с ней. Потом - хоп!
– и в окно! Прямо как в тех голливудских боевиках!"
Его рассказ прерывался взмахами рук, будто он снова переживал те события. Глаза горели неподдельным восхищением.
"А потом... Потом всё здание затряслось. Стекла посыпались вниз. Народ сбежался, полиция примчалась... А тебя этот Беркоф куда-то уволок - откуда он вообще взялся?"
Семён нахмурился, вспоминая неприятные детали:"Даже дедушка, когда потребовал тебя в больницу перевести, ничего не добился. Сам ректор Витязев лично сказал, что 'так надо'."
Я медленно крутил ложку в борще, чувствуя, как тепло распространяется по пальцам. После паузы осторожно спросил:"А Марина... Что с Мариной?"
"После того дня её и не видели," - пожал плечами Семён.
– "Рыдала, у всех прощения просила... Полиция показания записала. Преподаватель подтвердил, что 'не уследил'."
Кивнув, я перевёл разговор на более насущное:"Семён, я две недели пропустил. В академии ты меня подтянешь, в военной части помогут... Но с медицинским факультетом проблема."
Тут вмешался дедушка, его голос звучал обнадёживающе:"Не переживай. Ректор Шуппе звонила. Сказала - как оклемаешься, на выходных заходи. Её сын тебя подтянет, с внучкой домашку делать будешь."