"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28

Что за чудеса? У него под треуголкой шлем что ли [114] ?

На!

Острием сабли ткнул ему под подбородок. Брызнула кровь. Всадник выронил из руки карабин и схватился за горло.

По соседству рубились мои бодиграды, разряжали пистолеты прямо в раззявленные в крике вражьи рты. Дым, грохот, конское ржание. И ни черта толком не видно. Как я разглядел косицу драгуна?

Враг поддавался. Его и было-то не так много — меньше полуэскадрона. И больше половины мы положили в первом лихом натиске. Кое-кто уже разворачивал лошадей в сторону реки. Туда же уже прорвался Почиталин. Улепетывавшие в том же направлении днепровские казаки из Донецого пикинерного полка, растеряв свои пики, с испугом оглядывались на, как они думали, группу преследователей [115] . Через секунду все скрылись в темноте.

114

На тулье драгунской треуголки крепился так называемый каскет из железа для защиты головы от сабельных ударов. Иногда каскет носился и под треуголкой.

115

Донецкий пикинерный полк не имел ничего общего с донцами. Свое название получил от реки Северный Донец. Комплектовался из днепровских казаков и пандуров Славяносербии, сербов-переселенцев.

Завертел головой, чтобы найти, с кем еще схлестнуться.

Эти-то куда прут?

Увидел, что зарубинцы из почетного караула прибежали на своих двоих за нами и, расстреляв, похоже, патроны, крепили на фузеях штыки.

Поздно! Им наперерез устремился всадник, наводя острие своей пики прямо в бок Сеньке Пименову. Еще полминуты-минута, и пришпилить как букашку геройского парня.

Я бросил Победителя вдогонку. Выхватил из перевязи пистолет, навел на вражескую спину и нажал на спусковой крючок. В пустую. Замок щелкнул, искры не вышло. То ли кремень отвалился, то ли поврежден.

— Берегись! — закричал что есть силы.

Сенька в последнюю секунду оглянулся. Увидел несущегося на него всадника. От пики увернулся, но полетел на землю, сбитый конем на мягкую траву. Один из его товарищей успел чиркнуть острием штыка по ноге пролетавшего мимо пикинера. Тот покачнулся в седле, а потом и вовсе завалился набок — разошедшийся Победитель догнал вражеского коня и зубами вцепился в его круп. Казак чудом не вылетел из седла. Через мгновение смерть от моей руки все ж таки нашла его — разрядил ему в голову второй пистолет.

— Тпруу… — осадил я своего зверюгу. Конь встал как вкопанный. Оглянулся. — Все живы? Этот, который до чужих знамен охотник, цел?

— Да что со мной сдеется, царь-батюшка? — тут же откликнулся встающий на ноги и отряхивающийся Пименов. Нравился мне этот парень, шустрый не по годам.

— Вы чаво под ногами вертитесь? — заорал подлетевший Никитин, весь залитый кровью. Не только вражьей, но и своей. Из разреза на предплечье торчала нижняя рубашка и сочилась кровь.

— Не вопи! Геройские ребята! Жалую всех за храбрость старшим унтер-офицерским чином! Хотя за дурь вашу — вне каре на конников бросаться — следовало бы вас отправить нужники чистить.

— Слушаюсь, Ваше Императорское Величество! — тут же отозвалась хором вся пятерка.

— Отставить нужники! Кто мне драгунов выбивать будет?

— Слушаемся выбивать драгунов! — егеря тут же принялись заряжать свои фузеи.

— Что у нас, Никитин? Ты б перевязался.

— А…– отмахнулся бледный Афанасий и почесал старый шрам на лице. — На руке — так, царапина. Я потом на кафтане кожаную полоску нашью. Как у черкесов. Мол, смотрите все: я кормлю своей плотью холодную сталь.

Он хохотнул. Я лишь покачал головой. Ордена Красного Знамени ему мало. Полоски кожаные подавай, да побольше.

К нам подетели тяжело дышавшие бодиграды. Все целые, лишь у Коробицына голова перевязана тряпицей, а другой с трудом держался в седле, зажимая ладонью простреленный бок. Немногочисленные уцелевшие враги исчезли в ночи.

— Здесь мы закончили, — констатировал я. — Что на юге?

На южной окраине села дела обстояли хреново. Муромцев здорово проредили, выживших прижали. Драгуны, подлетев на расстояние ружейного выстрела, спешились, отогнали лошадей в безопасное место, залегли, выцеливая остроконечные шлемы. Люди Никитина отстреливались из-за изб, из самих домов через узкие окна. Неприятель подбирался все ближе и ближе, норовя поджечь укрытия стрелков. Нам бы их атаковать в конном строю, но драгунов прикрывали гусары, нарезающие круги в двухстах шагах от линии боевого столкновения. На случайные пули они внимания не обращали.

— Ну что, егеря, вот и пришло ваше время? Покажите, чему научились.

— Это мы могем! — тут же отозвался бывший младший сержант, а с этого момента подпрапорщик, и дернул Пименова за рукав. — Ты эта… Арсений Петрович! Коль мы ныне в званиях равны, бери на время боя наше малое капральство под свою команду. Люди сказывали, под Волочком-то у тебе справно вышло.

«Гляди-ка какой командир растет. Того глядишь в офицеры выйдет», — подумал я без капли усмешки. Добрый боец из мальца получился.

Сенька зарделся как рак, но справился с волнением.

— Капральство, слушай мой приказ! Растягиваемся цепью, как в обороне. Нарезаем себе ложементы — 250 шагов от драгунов. И цельный огонь по супостату! Патрон беречь, впустую не палить!

Я с удивлением наблюдал, как группа егерей, будто заправские снайперы, разбежались в пределах видимости друг друга, определили для себя сектора обстрела, сняли с фузей штыки и споро накопали себе позиции для стрельбы с колена.

«Выходит, неправ я был насчет штык-ножа? Он у егерей вместо саперной лопатки. И ветки им можно нарубить, устраивая позицию на дереве. Вот так вот, попаданец: век живи — век учись. И про лопатку бы не забыть. Очень важная штука — солдатская лопатка».

Драгуны уже почти праздновали победу, гусары готовились к последнему броску на Турово и пленению самозванца, как вмешательство пятерки егерей резко переломило ситуацию. Как позже скажет Никитин, «загремели под фанфары». Под ловким огнем Сенькиного малого капральства нападающие долго не продержались. Потеряв пяток товарищей и еще троих легкоранеными, они отбежали на безопасное расстояние и разобрали лошадей, плохо различимые в темноте. Возникла патовая ситуация. Им не хватало сил нас опрокинуть. Как и нам.

— Что будем делать, Петр Федорович?

— Ждать. Что нам еще остается?

Ждать нам пришлось долго. До самого рассвета. Драгуны вяло перестреливались с нами. Гусары попытались обойти село с востока, попали под беспокоящий огонь наших снайперов и вернулись на место. А потом и вовсе вдруг резко снялись и ушли на юг в сторону Оки вместе с драгунами и остатками пикинеров. Причина их ретирады открылась довольно быстро. К Турово примчался отряд конных егерей вместе с Почиталиным. Не вышло у Румянцева стереть меня с лица земли, как у белоказаков — Чапаева.

— Что у Оки, Ваня? Как там дела у Подурова?

Почиталин быстро ввел меня в курс дела. И про наши большие потери среди казаков. И про захваченных пленных, с которыми не все было ладно. Подуров, опасаясь еще нескольких прорывов, умчался в сторону Серпухова, оставив за старшего Жолкевского. Вот тут-то бригадир показал себя с новой, неожиданной стороны. С пленными его люди обращались жестоко. Никто раненых не перевязывал. Охаживали плетьми. Нескольких показательно зарубили.

— Выходит, поляку плевать на русские жизни? — задумчиво пробормотал я себе под нос, наливаясь гневом.