"Фантастика 2025-108". Компиляция. Книги 1-28
Шрифт:
Нет, надо писать в ставку. Пусть император решает.
— Эх, задача, — пробормотал канцлер себе под нос и велел кликнуть секретаря. — Ивана мне! И чтоб отыскал Андрея Тимофеича Болотова. Да живо!
Пока секретарь угодливо кланялся и спешил исполнить приказ, Перфильев снова оглядел Брауншвейгское семейство. Нет, решительно нет у него ни времени, ни охоты возиться с этими… прынцами и прынцесками в обносках.
Вскоре в приемную, чуть запыхавшись, вошел Андрей Тимофеевич Болотов. Человек уже немолодой, но еще крепкий, с живым, пытливым взглядом умных глаз и лицом, обветренным и загорелым от долгих часов, проведенных на свежем воздухе. Известный в узких кругах своим увлечением ботаникой и сельским хозяйством, автор «Записок» и знатный агроном, как
— Звал, Афанасий Петрович? — Болотов поклонился канцлеру, с любопытством косясь на застывшую у стены группу.
— Звал, Андрей Тимофеич, звал, — Перфильев махнул рукой в сторону Брауншвейгов. — Вот, полюбуйся на бедненьких сидельцев знатного рода. Доставили их из Архангельской губернии. Царь-батюшка наш, Петр Федорович, их судьбой отчего-то обеспокоен. Приказал их из Холмогор вызволить да в Москву доставить со всей возможной деликатностью. Исполнили. По пути казачки Архангельск захватили, все удачно, без потерь. А что с этими дальше делать — ума не приложу. Они, почитай, как малые дети. Ничего им не надобно, ничего не интересно. Пугаются всего, как те зайцы. Одно только им и по сердцу — огороды, грядки, саженцы всякие. Я как вспомнил твое увлечение ботаникой, так и решил — вот тебе и карты в руки. Займись ими, Андрей Тимофеич. Жилье мы им в Кремле определим, да охраной тайники снабдят. А дальше что? Вот и придумай, чем их занять, чтоб и они при деле были, и нам от них беспокойства никакого. Сад что ли какой затей. Был говорят такой на Москве — митрополичий.
— Крутицкий вертоград, — подсказал Андрей Тимофеевич.
Перфильев тоскливо отмахнулся. Крутицкий, Закрутицкий — один хрен с ботвой.
Болотов внимательно выслушал, переводя взгляд с канцлера на Брауншвейгов и обратно. Лица их, бледные и испуганные, не выражали ничего, кроме затаенного страха.
— Что ж, Афанасий Петрович, — медленно проговорил Болотов, потирая подбородок, — дело, конечно, не совсем по моей части… Я человек науки, а не тюремщик или душ врачеватель. Но, коли государь наш так решил, и вы просите… Попробую.
Он подошел к Брауншвейгам, которые при его приближении еще больше вжались в стену. Ему и в голову не могло прийти, что перед ним правнуки царя Ивана V, родные братья и сестры императора Ивана VI и люди, имевшие в нынешней России больше всех — даже больше, чем у царствующей Екатерины — прав на царский престол. Он видел перед собой обычных разночинцев нелегкой судьбы, которых большой город приводил в подлинный ужас, а сановная публика — в состояние каталепсии.
— Милостивые государи и государыни, — начал Болотов мягко, стараясь, чтобы голос его звучал успокаивающе. — Не извольте опасаться. Никто вам зла не причинит. Государь наш, император Петр Федорович, человек доброго сердца и великой справедливости. Он велел оказать вам всяческое содействие и попечение.
При упоминании Петра Федоровича глаза Екатерины Антоновны расширились от ужаса, она что-то невнятно прошептала, а Елизавета крепче сжала руку брата Алексея. Петр Антонович и вовсе затрясся мелкой дрожью.
— Они все еще под впечатлением от долгой дороги, Афанасий Петрович, — заметил Болотов, обращаясь к канцлеру. — И, видимо, не совсем понимают, что государь Петр Федорович, о котором я говорю, это тот самый, кто приказал их освободить.
— Объясни им, Андрей Тимофеич, объясни, — махнул рукой Перфильев, которому явно не терпелось избавиться от этой обузы. — А я пойду, дела государственные не ждут, говорят Кулибин пробует на реке корабль с паровым движителем. Хочу глянуть.
Канцлер вышел, а Болотов остался один на один с испуганным семейством.
Он снова попытался заговорить с ними, рассказать о Петре Третьем, о том, что он, чудом спасшись, вернулся на престол, что народ его любит и поддерживает. Но слова его, казалось, не достигали их сознания. Они слушали, кивали, но в глазах по-прежнему стоял страх.«Да, нелегкая мне досталась задача, — подумал Андрей Тимофеевич. — Как же их расшевелить, как вернуть к жизни?»
И тут ему в голову пришла мысль.
— А не угодно ли вам будет, милостивые государи и государыни, немного прогуляться? Воздухом подышать? Например, в Кремле? Место старинное, видавшее виды. Там есть чем любоваться. Может, и вам что любопытным покажется.
Болотов крикнул секретаря, вызвал бричку. Довезли всех быстро, внутрь Кремля только пустили не сразу, охрана послала курьера обратно к канцлеру за разрешением. Тот дал добро.
Андрей Тимофеевич, будучи человеком образованным и любознательным, начал рассказывать столичным гостям о древних соборах, о царь-пушке, что император велел вытащить из арсенала, о царь-колоколе, о стенах и башнях, свидетелях славных и трагических событий русской истории. Брауншвейги слушали рассеянно, больше глядя себе под ноги, чем по сторонам, ни на что не реагируя. Сердца их, казалось, были наглухо закрыты для внешнего мира.
И вот, когда Болотов уже почти отчаялся, они вышли к небольшому, запущенному участку земли, примыкавшему к одной из кремлевских стен. Когда-то здесь, по преданию, располагался аптекарский огород, где выращивали лекарственные травы для царского двора. Но со временем он пришел в запустение, зарос бурьяном и крапивой. Лишь кое-где еще можно было разглядеть остатки грядок да одичавшие кусты смородины.
И вот тут-то, увидев эту печальную картину, Брауншвейги вдруг оживились. Екатерина Антоновна, забыв о своей глухоте, шагнула вперед, наклонилась, коснулась рукой какого-то чудом уцелевшего цветка. Елизавета тоже подошла, ее цепкий взгляд хозяйки уже оценивал размеры участка, состояние почвы. Даже братья, Петр и Алексей, подняли головы и с интересом стали разглядывать заброшенные грядки.
— Здесь, — сказал Болотов, заметив их внезапный интерес, — по приказу государя нашего Петра Федоровича будет восстановлен аптекарский огород. Да не простой, а образцовый. Будут здесь выращиваться травы лекарственные для госпиталей, коих в Москве и по всей России теперь великое множество надобно. Государь о здоровье народа печется, о солдатах раненых, о сиротах и убогих.
Он говорил, а сам внимательно наблюдал за семейством. И видел, как разгорается в их глазах огонек. Не страха уже, а живого, неподдельного интереса. Тема огорода, растений, земли была им близка и понятна. Это был их мир, их единственная отрада в долгие годы ссылки.
— А… а кто же будет этим огородом заниматься? — неожиданно даже для самой себя спросила Елизавета Антоновна, и голос ее, обычно резковатый, прозвучал почти робко.
Братья и сестра с надеждой посмотрели на Болотова. В их взглядах читался немой вопрос, мольба.
Андрей Тимофеевич на мгновение задумался. Идея, конечно, была неожиданной. Доверить этим… бывшим арестантам такое ответственное дело? Да еще в самом Кремле? Но, с другой стороны, кто лучше них справится с этой работой? Кто вложит в нее столько души и старания? И, может быть, именно это дело, эта земля, вернет их к жизни, исцелит их израненные души?
Он тяжело вздохнул, как человек, принимающий непростое, но, возможно, единственно верное решение.
— Что ж… — протянул он медленно. — Коли есть у вас охота и знание дела… Думаю, государь наш не будет против, если вы приложите свои руки к этому богоугодному делу. Под моим, разумеется, присмотром и руководством. Поначалу. А там видно будет.
Лица Брауншвейгов просветлели. Екатерина Антоновна даже попыталась улыбнуться, и улыбка эта, слабая и неуверенная, показалась Болотову лучом солнца, пробившимся сквозь тяжелые тучи. Елизавета энергично кивнула, уже прикидывая в уме, с чего начать. Петр перестал сутулиться, а Алексей даже чуть порозовел.