"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
Защитил.
А потом черное облако заметалось по пещере, ища выход, а найдя, с гулом улетучилось. Ханабэ-сан потеряла сознание от жара и, быть может, страха, а Хизаши вновь вернулся в человеческую форму. Ударившись коленями о камень, он оказался лицом к лицу с Кентой.
Так много нужно было сейчас сказать, но Хизаши молчал – они оба молчали.
Наверное, думал Хизаши, если молчать достаточно долго, необходимость в словах вообще пропадет.
– Хочешь, я сделаю так, что он все забудет?
Взгляд Куматани затуманился, и Хизаши, обернувшись, увидел Увабами. Посланница богов выглядела
– С чего ты взяла, что я этого хочу? – спросил Хизаши, внутренне содрогаясь. Он уже знал, что она могла попросить о чем угодно, он на все согласится.
Он был еще не готов, если к разочарованию вообще можно подготовиться.
– Потому что ты не так хорош в обмане, как мнишь о себе, – ответила Увабами. – Только если речь не об обмане самого себя.
Она больше не уговаривала, не предлагала помощь богов в обмен на раскаяние. Она ждала, когда он решится.
Хизаши посмотрел на Кенту. Как этот человечишка стал для него настолько важен, что Хизаши готов рискнуть всем, лишь бы увидеть ужас и отвращение на его лице как можно позже? Это безумие. Ёкаи живут веками, в этих масштабах знакомство, не продлившееся и двух лет, подобно песчинке на речном дне. Маленькая крупица чьей-то вечности. Хизаши собирался вернуть свою, и вот – он смотрит в пустые глаза и видит в них нечто несоизмеримо большее.
– Чего ты хочешь? – спросил он Увабами.
Она ничем не выдала торжества, лишь произнесла:
– Отдай мне свой веер, Мацумото Хизаши. Закончи на этом.
Хизаши перестал ощущать жар кипящей воды онсэна, когда услышал требование, которое придумала не она сама, его передали через свою посланницу боги. Простая вещица в руке Хизаши была последним, что связывало его с прошлым, хранила в себе остатки сил хэби.
Он усмехнулся.
– Твои хозяева поняли, что допустили промах, и решили его наконец исправить?
Увабами пожала плечами.
Хизаши не должен был вообще ее слушать. Он встанет, обойдет ее и покинет пещеру. Но куда пойдет? С кем?
Он сложил веер и напоследок погладил теплую пластину.
«Я справлюсь и так. Никто меня не остановит».
Рука уже потянулась отдать драгоценный предмет, как лицо Увабами дрогнуло. И одновременно с этим послышался неуверенный голос Кенты:
– Хизаши? Где акума? Ты его победил?
Жизнь возвращалась к Кенте стремительно, он уже был похож на прежнего себя, а в глазах – ясных и зеленых – читалось удивление. Он поднялся и чудом удержал равновесие. Хизаши опустил руку и повернулся к Увабами спиной.
– Ты как? – спросил он друга.
– Помню боль в средоточии ки, но сейчас все в порядке. Прости, – он неловко взъерошил волосы, – похоже, я ничем тебе не помог, потому что после этого ничего не помню. Совсем.
Увабами со вздохом исчезла, Кента увидел за спиной Хизаши бесчувственное тело Ханабэ-сан и кинулся к ней. А Хизаши схватился пальцами левой руки за запястье правой, пытаясь сдержать крупную дрожь. Знал бы Куматани, что спас его от поступка, жалеть о котором пришлось бы до конца своей короткой смертной жизни.
Впрочем… Глянув на успокаивающего женщину Кенту, Хизаши грустно
улыбнулся. Кажется, хотя бы одно из его решений точно было верным.Они вышли из пещеры, когда луна слепым пятном выделялась на светлеющем небосклоне, а звезды блекли, но еще проглядывали любопытными глазами-точками. Хизаши казалось, он не идет, а тащит свое неповоротливое, неуклюжее, такое невероятно слабое тело. Почти сразу он отстал от Кенты, пока тот помогал идти Ханабэ-сан. Женщина, придя в себя, не произнесла ни слова, что бы у нее ни спрашивали. Глаза ее утратили последний проблеск чувств, будто она умерла, но тело, не заметив этого, продолжало перебирать ногами, приближаясь к спящей – или затаившейся? – деревне.
Хизаши думал о том, что принесла с собой Ханабэ: о коробе размером с бенто, заметно меньше, чем предыдущий, но наполненный все тем же мерзким содержимым, и точно так же, как коробка из чащи леса близ горы Тэнсэй, источала грязные флюиды отравляющего проклятия. Кто же принес ее в пещеру? Когда? Зачем? Какую роль эта коробка сыграла в том, что случилось с Янаги и ее жителями?
А может, и жителями той, сгоревшей, деревни.
Хизаши задавал себе вопрос за вопросом, чтобы не отключиться, но не находил ответов. На самом деле его занимало совсем другое – Куматани Кента.
– Хизаши-кун, – позвал тот, бросив взгляд через плечо. – Это не Юдай там?
Они начали подъем к усадьбе. Но не прошли и десятка шагов, как увидели спускающегося им навстречу фусинца. Он шел медленно, и Хизаши быстрее других разглядел, почему – на руках юноша нес ребенка. Мертвого ребенка.
Ханабэ-сан не кричала и не плакала, казалось, эту боль она уже давно пережила, но то, как она качнулась вперед, оставив Кенту позади и застыв между ним и Юдаем, отпечаталось в памяти Хизаши надолго.
– Простите, – сказал Учида, и его кадык подозрительно дернулся. – Я не успел.
Чуть позже они узнают правду. Десятилетний Юки ушел играть и забрел высоко на гору. Что там с ним произошло, никто не знал, но поиски ничего не дали. Он вернулся сам через четыре дня. Ханабэ-сан сразу поняла, что это не Юки. Это больше не ее сын. С тех пор она прятала его, потому что он так велел. Он теперь мог многое – читать мысли, заглядывать в душу, он двигал предметы взглядом и предсказывал будущее. Однажды он приказал привести людей из деревни, сам назвал имена и обещал процветание – тем, кто бедствовал, и исцеление – тем, кто страдал. Так и случилось. Но Ханабэ заметила, что если кто-то избавлялся от хвори, заболевал другой, и если к кому-то шла удача и деньги, кто-то лишался последнего.
А потом Юки велел отвести его к горячему источнику и оставить там. Люди думали, он благословляет воду, но Ханабэ знала, что он прячет свое сокровище – жуткую коробку, с которой в тот день спустился с горы. Из-за нее, как ей думалось, Юки перестал быть собой. Когда вместо любви к сыну она начала испытывать страх, Ханабэ и сама не заметила. Просто, проснувшись однажды, поняла, что заперта в доме с мертвецом.
Он знал наперед каждый ее шаг и каждую мысль. Она была его стражем, его слугой, его служительницей. Дни наедине с ним причиняли невыносимые страдания материнской душе. Но что она могла сделать? Только ждать.