"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23

Кента заварил травы, которые помогли женщине уснуть, и вышел во двор. С уходом акумы дышалось легче, и тень от сада стала просто тенью, а амулеты, развешанные повсюду, они вместе убрали и сожгли. Их принес заезжий гадатель, пообещал, что они отгонят зло, но Хизаши видел их перед тем, как огонь уничтожил бумагу. Иероглифы написаны в своем обратном значении – они притягивали зло в усадьбу и делали акуму в теле мертвого Юки сильнее. И едва ли это была ошибка шарлатана в старомодном сокутай [130] .

130

Сокутай – традиционная японская одежда, которую в эпоху Хэйан носили преимущественно придворные и аристократы при императорском дворе.

– Учида…

– Я отправил его спать, – ответил Кента не невысказанный вопрос.

Хизаши сел рядом на порожек господского дома. Когда Учида спустился к ним с худеньким тельцем на руках, его глаза блестели, и этот опустошенный и вместе с тем полный чувств взгляд показал Хизаши другого Учиду Юдая. Того, кто понимает цену чужим жизням, даже никак с ним не связанным.

– Он сказал, что не смог спасти Фудо, – произнес Кента тихо.

– Кто это? – не сразу понял Хизаши. – А, слуга, с которым он путешествовал?

– Он ведь ни разу не дал понять, что переживает его смерть. Но даже у фусинцев есть сердце.

Они посидели немного молча, глядя, как светлеет небо над усадьбой, пропадают звезды и луна истаивает в еле различимое белесое пятно. Скоро рассвет.

– И все-таки, что это за коробка? – спросил вдруг Кента сонно. – Мы встречаем такую второй раз, едва ли это случайность.

Хизаши поморщился.

– Не случайность. Но случайность то, что ее выкопали и спустили с горы ближе к деревне. Из-за нее, должно быть, уже погибли люди, и из ее темных испарений родился акума. Ему повезло захватить тело умирающего мальчика. В нем он спустился в Янаги и смог построить целый культ, для которого он был божеством.

– Ложным, – поправил Кента. – Мне не по себе от того, что люди могли поверить в… это.

– А знаешь, что самое забавное?

– Тут есть что-то забавное? – недовольно спросил Кента.

– То, что беременной женщиной, заблудившейся на горе и вышедшей в пещеру с онсэном, ведь была Ханабэ-сан. И она была беременна Юки. Она открыла для деревни источник, сделавший их знаменитыми, и она же, можно сказать, поспособствовала тому, что он их и погубил.

– Но вода не была проклята.

– Нет. Люди становились пищей для акумы, потому что проходили мимо алтаря, под которым был спрятан короб с проклятием. А вода лишь впитывала переваренные остатки душ несчастных.

– Но все закончилось. Перед уходом мы все почистим. Да?

– Почистим, – согласился Хизаши с улыбкой. Кента уже клевал носом, а вскоре и вовсе задремал, уронив голову ему на плечо и по-детски округлив приоткрытые губы.

Все вокруг спали в последний час перед рассветом. Бедняга Куматани так вымотался, что даже не проснулся, когда Хизаши заносил его в дом и укладывал на футон. А у ворот уже ждала Увабами.

Посланница богов стояла на дороге и смотрела на покрытую кленами вершину горы. Хизаши больше не испытывал гнева, поэтому просто встал рядом, чтобы полюбоваться рассветом.

– Значит, это все и был твой ответ? – мягко спросила она, не повернув головы.

Хизаши же, напротив, отвернулся лицом к деревне, где за рекой уже поднималось солнце.

– Ветер сосну тревожит. «Где же мой дом?». Там, где под землю Уходят корни.

Увабами тихо рассмеялась, шагнула вперед и беззвучно исчезла.

Солнце поднялось над рекой, золотя воду и соломенные крыши домов на берегу. А вскоре теплый ласковый свет накрыл и гору вместе с Хизаши. Улыбнувшись своим мыслям, он вернулся в дом.

Теперь можно отдохнуть.

* * *

Деревню покидали после обеда. Люди, лишившиеся ложного божества, были пристыжены, туман в их головах развеялся, и собственные грехи легли на плечи тяжелым грузом. И пусть своими руками они не убили ни одного человека – лишь раз притащили Юдая и Тору, и то мальчик умер по несчастливой случайности, – и все же каждому человеку в каждом доме было, о чем подумать.

Учида не стал возвращаться вместе с ними, решив продолжить паломничество, как и обещал матери. С Хизаши он попрощался сухо, но не так, как мог бы. С Кентой же они расстались добрыми друзьями – так всегда бывало с теми, кто много времени проводил рядом с Куматани.

В соседней деревне напросились в телегу к одному отзывчивому старику и устроились на сене с удобством, прикрывшись от солнца широкими полями соломенных шляп.

– Уже думаешь, как написать отчет? – в шутку спросил Хизаши у задумчиво жующего травинку Кенты.

– Верно. Все вроде бы ясно, но что-то будто ускользает от внимания.

– Ты просто устал. Это нормально. Мы оба устали, а вот Мадока уже, наверное, давно просиживает зад в идзакае.

Кента усмехнулся и выплюнул травинку. Старик придержал неторопливого мула, и телега встала возле сидящего в пыли на обочине паренька. Тот широко осклабился и, сдвинув шляпу на затылок, подхватил узелок и перемахнул через бортик.

– Вы, – вместо приветствия озвучил он очевидное. Голос у него был все таким же неприятно высоким, совсем мальчишеским, почти детским, хоть он и отчаянно пытался басить как взрослый.

– Мы, – ответил Хизаши. – А вот тебя, малец, чего так далеко занесло?

– Здравствуй, Томоё, – с улыбкой поздоровался Кента. – Путешествуешь?

– Ездил проведать дальних родственников.

– Насколько дальних? – вклинился Хизаши. Теперь в уютной прежде телеге стало слишком тесно.

– Не твое собачье дело, – огрызнулся Томоё. – И я тебе не малец!

– Когда бороду отрастишь, тогда будешь не малец, – ответил Хизаши и добавил: – Малец.

Сзади по-доброму хохотнул старик и подстегнул флегматичного мула, который и не подумал ускориться. Томоё завозился, чтобы устроиться поближе к Кенте и подальше от Хизаши, что было непросто. В итоге он примостился между ними, распихав острыми локтями.

– Откуда едете? – спросил он у Кенты. – Выглядишь паршиво.

– Это дела школы Дзисин, – ответил Кента уклончиво. – Тебе все равно будет неинтересно.

– И что? – не сдавался пацан. – Опасно было?

– Не более обычного. Мы все-таки будущие оммёдзи.

Хизаши недовольно фыркнул. Вообще-то они совершили даже два подвига вместо одного, а Кента преуменьшает их заслуги, чтобы не напугать какого-то наглого мальчишку.

– Потом в идзакае дядьки Цутому перед его дочкой будешь хвастаться, – пробурчал Томоё.

Кента растерянно заморгал.

– Зачем мне хвастаться перед Ханако-тян?

– Ханако-тян, – передразнил Томоё и отвернулся, правда, оказавшись лицом к лицу с Хизаши, и зажмурился. – Все, я спать.