"Фантастика 2025-22". Компиляция. Книги 1-23
Шрифт:
– Хорошо, так и поступим. Закончим ужин и продолжим путь.
Учида не подвел, все вышло, как и задумывалось. Добрые люди дали им кров, но Хизаши не спалось. Едва в доме все стихло, он поднялся с тонкого футона и вышел на улицу. Ночь месяца камелий ещё срывала с губ облачка пара, пальцы привычно нырнули в складки широких рукавов хаори, и Хизаши устроился на террасе, глядя на небо сквозь просветы в рваном полотне облаков. Они медленно двигались, показывая то одну часть звёздного рисунка, то другую, желтоватый лунный свет казался отблеском от бумажного фонаря.
«Не сиди на улице, замерзнешь же».
Хизаши не повернулся на голос, потому что точно знал, что не увидит говорящего.
– Так вернись и позаботься обо мне как следует, – ответил
«Я бы с удовольствием, но знаешь… Мне будет стыдно смотреть вам всем в глаза после…»
– Ерунда. Никто и не подумает винить тебя.
«Но я буду винить себя».
– Я не позволю. Я… Я обязательно все исправлю, Кента.
«Я не говорил тебе никогда, но мне нравится, когда ты зовешь меня по имени. Так я чувствую, что мы по-настоящему друзья».
– Мы друзья! – порывисто воскликнул Хизаши. Его голос потревожил сонную тишину, расколол момент мнимого единения безжалостно, как хрупкую чашку из фарфора, и будто бы даже звезды стыдливо закрылись серой пеленой.
Кента промолчал в ответ, потому что его тут и не было. Ничего не было – только холодная ночь на пороге чужого дома, и тревожное мерцание в рваных дырах облаков. Хизаши провел ладонью по лицу, ледяной и неприятно сухой, но смахнуть сожаление не так просто, как пару прозрачных капель, выступивших в уголках глаз.
Хизаши наконец познакомился с еще одной человеческой особенностью, но, что бы люди ни говорили, легче не станет, сколько не лей слезы. Ёкаи вообще не плачут – жаль, об этом становится все проще забывать.
На рассвете Чиёко уединилась для шаманского обряда, не предназначенного для посторонних взглядов. Учида не обиделся и невозмутимо принялся собирать их нехитрые пожитки. Мадока и Сасаки взяли на себя обязанность отблагодарить радушных хозяев, и когда все снова собрались вместе, в руках у Джуна были гостинцы в дорогу.
– Ты ограбил крестьян? – спросил Хизаши.
– Скажи спасибо, что они не знают о тебе, а то спалили бы вместе с домом, – буркнул тот.
– А ты бы, видимо, дровишек подкинул.
Подбородок Мадоки дернулся вверх, нижняя челюсть выдвинулась, и Хизаши узнал это выражение – еще пара слов, и тот схватится за меч или, что вероятнее, снова пустит в ход кулаки. От расправы Хизаши спасла вернувшаяся Чиёко. Она обвела их задумчивым взглядом и сказала:
– Духи больше не могут ничего сообщить. Мне жаль, но дальше нам придется положиться на Учиду-сана и его холодную голову, а также на связь, которая несомненно есть между Кентой и Хизаши.
– Что это за связь такая? – насупился Мадока. – Я ничего такого не замечал.
– Это неудивительно, – хмыкнул Хизаши. – Слишком тонкая материя для тебя.
Сасаки успел положить ладонь Мадоке на сгиб локтя, прежде чем тот наделал глупостей. Хизаши поймал пристальный оценивающий взгляд Юдая и отвернулся, обнаружив, что не в силах его вынести. Он ничего не произнес вслух, но Хизаши казалось, он может услышать его холодный голос, который непременно напомнит о том, что цель важнее личной неприязни. Ну или что-то в том же духе. Хизаши понимал это, но какая-то его часть будто специально нарывалась на драку, то ли по старой привычке – всем известно, что с первого дня знакомства Джун был объектом для его насмешек, – то ли из странного желания наказать себя чужими руками. Хизаши не нравилось ощущать себя так, но чувств в душе становилось все больше, и один он не мог с ними сладить. Прежде он не задумывался, почему люди так боятся одиночества, ведь он всегда, сколько себя помнил, был один. А секрет прост: чувства не приносят боли, если их делить с кем-то, дарить и получать в ответ, разделять дурные и приумножать хорошие. Одному тяжело. Одному плохо.
Все говорят, что между ними с Кентой есть связь. Может ли быть, что это та самая ниточка, по которой они передают друг другу свои чувства? Если так, то Хизаши надеялся, что друг сейчас ощущает его тоску и знает, что должен бороться.
Должен вернуться и разделить с Хизаши то, что ему невыносимо нести одному – груз чувств, слишком большой для ёкая,
притворяющегося человеком.Новый день вошел в силу, Хизаши попытался вспомнить, сколько уже таких дней минуло с тех пор, как они с Кентой сбежали из зала Демонического меча, и у него не получилось. Он пережил встречу с Дзёро-гумо трижды, избежал смерти от нагинаты Учиды Юдая, искал помощи в Кёкан, а получил в нагрузку бывшего соученика, спасся от черного оммёдзи и раскрылся перед шаманкой. Казалось, это было так давно, что даже детали начали смываться из памяти. Потом они набрели на мертвую деревню и напали на след Куматани. И вот они снова в пути, и солнце этого дня уже теплее, чем накануне, приближается весна, и серое уныние незаметно сменяется ласковым ветерком, покачивающим тонкие ветви вишен и слив с только набухающими бутонами будущих цветов и робко раскрывающимися свежими листочками. Не так уж и давно Хизаши впервые любовался сакурой, стоя на второй площадке горы Тэнсэй, вместе с человеком, которого до последнего не желал считать другом. Потому и время сейчас тянулось бесконечной лентой, будто нарочно отдаляя их. Но сколько бы ленте не стелиться, рано или поздно покажется конец. Нужно быть сильным, чтобы встретить его с гордо поднятой головой. И, может, это цветение сакуры они снова увидят все вместе.
– Хизаши… – робкий голос Сасаки раздался рядом, юноша шел, чуть поотстав, уже какое-то время, и вот решился заговорить. – Прости Джуна, он не со зла.
– Мне не за что его прощать. Если бы я обижался на каждого, сошел бы с ума.
– Я лишь хотел сказать, что он по-своему переживает за Кенту, и ты можешь высмеять меня, но у вас с Джуном тоже есть связь, пусть и не такая, как с Кентой. И узнать правду так… Он ударил тебя, потому что не умел найти другой способ справиться с …
– Разочарованием?
– С обидой, – поправил Сасаки. – Уверен, он не разочарован в тебе, он обижен, что оказался недостаточно хорошим другом, чтобы узнать все от тебя.
– Что за глупости? – опешил Хизаши. – С чего бы мне было это делать?
– А ты подумай. И поймешь.
Сасаки ускорил шаг и поравнялся с Чиёко, она держалась от юношей-оммёдзи на расстоянии, погруженная в своей мир, понять который они не могли. Свет от полуденного солнца был ярким почти по-летнему, но пока грел недостаточно, и девушка зябко ёжилась, становясь от этого еще более маленькой и хрупкой, даже рядом с Аратой, который ростом едва возвышался над ней, а в плечах был шире всего ничего. Со спины они походили на брата и сестру, особенно, когда она повернулась к Арате и позволила втянуть себя в разговор, даже пару раз улыбнулась. А Хизаши будто бы видел на ее месте противного мальчишку, которым она притворялась, чтобы выжить в этом мире, недружелюбном не только к ёкаям, но и к людям. Томоё был ее защитой так же, как Мацумото Хизаши был защитой для серебряной змейки, вдруг покинувшей уютные корни родной сосны.
А потом Хизаши почувствовал – кто-то приближается.
Они двигались цепочкой – впереди Юдай, за ним Мадока, Сасаки и Чиёко держались рядом в центре, Хизаши отставал, – вскоре собираясь свернуть с дороги на параллельный, но менее удобный путь. К управлению Дзисин, что должно было к вечеру показаться впереди, Мадока выйдет один, остальные дождутся в отдалении. К обочине подступал молодой сосновый лесок, начавшийся недавно – этот отрезок пути пролегал вдали от поселений, но вскоре должны были начаться поля, темные и пустые до начала посевов. Впереди и сзади все просматривалось на несколько ри вдаль, и все же Хизаши насторожился и принялся оглядываться по сторонам, этого никто не замечал, пока он не произнес:
– Стойте. Мы тут не одни.
С этими словами зашуршала сухая хвоя под чьими-то ногами, Юдай направил острие нагинаты в ту сторону, и из-за деревьев на обочину выскочила женщина: платок сбит, волосы в беспорядке вывалились из-под него, прилипли к красному от бега лицу, на котором застыла гримаса ужаса. Когда ее заполошный взгляд остановился на группе незнакомцев, она вскрикнула и рухнула на колени, да так резко, что Хизаши поморщился, будто ему самому стало больно.
– Мой сын! Помогите моему сыночку! – зарыдала женщина и распласталась в пыли. – Помогите, ради всех богов!